Лягушка Алхимическая

34. Годовщина

До обеда оставалось около часа, когда доктор Мауро закончил свои объяснения по разрушению философского камня. Надо полагать, в сражении с гомункулами это знание станет едва ли не решающим. На мой самый главный вопрос, впрочем, ответа я не получила, однако обнаружила, что мы вполне всерьёз готовились к сражению со злодеями. В какой-то момент я даже поймала себя на мысли, что мне сложно поверить в то, что я действительно этим занималась. Но всё-таки знание, как справиться с противником, вселяло некоторую уверенность. По крайней мере, в меня — Франкенштейн определённо недостатком уверенности не страдал. Объектов для практики у нас не было, так что пришлось удовольствоваться теорией. Доктор Мауро поднялся и сказал, что больше ничего рассказать не может. Минут через пятнадцать они с Франкеном уехали.

Субботняя запись была как обычно плотной, так что день пролетел быстро. Франкенштейн вернулся домой около пяти, но менять меня не стал, а уединился в своём кабинете. Так что снова встретились мы за ужином, где он рассказал, что всё оказалось так, как он и говорил — дом рядом пустовал и его владелец уже года два как искал покупателя и никак не мог найти из-за планировки. Странно, что даже участок никто покупать не хотел. Так что желанию Франкена выкупить его сразу за всю сумму, ещё и не торгуясь — «брат» сказал, что цена там и так была ниже плинтуса — владелец обрадовался больше, чем новогоднему подарку. Он должен был приехать к нам завтра, чтобы показать дом, и если всех всё устроит, начать оформлять сделку.

Планировка дома действительно была несколько странной. В доме было два этажа, и оба были разделены коридорами ровно по центру. Из коридоров можно было попасть в одинаковые по размеру комнаты — шесть на втором этаже и три первом с правой стороны, с левой стороны там были кухня и столовая. В общем, походило на маленькую гостиничку типа «удобства на этаже». И для наших нужд это вполне подходило: шесть палат на втором этаже, смотровая, операционная, кладовая для препаратов, столовая и кухня на первом. В подвале тоже было три помещения, как и у нас — котельная и две комнаты как бы под склад. Не отходя от традиции, в нашем представлении там должны были оказаться лаборатория и прачечная.

Дому, разумеется, нужен был ремонт, причём достаточно основательный. Но и тут мы по старой схеме отправили Харая в Общину, чтобы он договорился с бригадой строителей. После обеда мы сидели в гостиной и обсуждали план и смету на строительство. Глядя на последнюю и на то, как спокойно вписывал в неё суммы Франкенштейн, я даже спрашивать не хотела, сколько у нас денег. Мы говорили о закупке дерева, когда в дверь постучали. Франкен тяжело вздохнул и поднялся, опустив почти привычное выяснение, кто кого ждёт. И я подумала, что это он кого-то ждал. Кого-то, о ком почему-то не сказал мне. Через несколько минут он вернулся, а вместе с ним в гостиную вошла девочка лет двенадцати с длинными светлыми волосами. Впрочем, она выглядела как истинная аместрийка, но я никак не могла понять, кого она мне напоминает.

— Это Уинри Рокбелл, — представил её Франкен. — Эд просил взять её в ученики.

— Тебя? — озадаченно переспросила я, и он кивнул. — Ты вроде не берёшь учеников.

— Я и не беру обычно, — нахмурился он. — Но тут особый случай. А свободна только комната мальчишек, пока их нет.

— Не переживай, я как раз подумала перенести свой кабинет, — я поднялась. — Правда, я думала перенести его сразу в клинику, но пока он хорошо будет чувствовать себя на чердаке. Ты, наверное, устала с дороги? — я подошла к девочке.

— Не очень, — неуверенно кивнула она. — Эд сказал, что вы его дядя и тётя. И что вы знали моих маму и папу.

— Если вкратце, то всё именно так, — я скривилась. — Ты хочешь учиться у Франкена механике?

— Да! — она как будто засветилась изнутри. — Эд сказал, что доктор Штейн похвалил мою броню, и я попросила его договориться, чтобы я могла хоть немного поучиться у него.

— Я только поэтому и согласился, — вздохнул Франкен. — Хотя я плохо представляю себе этот процесс. Ты ведь не алхимик.

— Я понимаю, — сникла Уинри.

— Но азы у всех одинаковые, — хмыкнул он. — Сегодня нам надо приготовить тебе комнату, так что придётся взяться за переноску вещей. Фреди, когда Харай вернётся?

— Спроси, что попроще, — отмахнулась я. — Пойдём. Там горы бумаги.

Мы поднялись наверх, и я прошла сразу в свой кабинет. Как бы мне так прихватить потом с собой домой — или куда я там потом? — привычку Фреди всегда всё ставить на свои места? Правда, истории болезни мы уже месяца два как собирались перенести на чердак, да так и не собрались. Но в кабинете они стояли в идеальном порядке. Франкен завёл Уинри в свой кабинет, и я слышала через открытые двери, как он дал ей книгу «Введение в базовые принципы механики автоброни» и велел прочитать первые главы. А затем он пришёл ко мне, и началось. Вот уж точно — переезд равен двум пожарам, причём один из них напрямую связан с перенесением большого количества вещей в короткие сроки, а второй — с полыханием где-то чуть пониже спины. Однако мы полностью освободили комнату часа за три, хотя время это казалось растянувшимся, как резинка в старых трениках. Я даже не поняла в какой момент пришёл Харай — просто оказалось, что коробки стали возвращаться как-то быстрее.

Изобразить нечто похожее на спальню совместными усилиями удалось только к вечеру. Кровать собрал Харай, и я даже думать не хотела, где он взял на это дело брус и доску. И не потому что подозревала какое-то странное их происхождение, а потому что к вечеру я не хотела думать вообще. Платяной шкаф мы с Франкеном преобразовали из освободившихся стеллажей, стол остался столом — он ей ещё должен был пригодиться. А вот я осталась временно без стола. Впрочем, на кой мне ещё один, ведь я могу писать и в лаборатории, и в смотровой, и в гостиной, и даже на коленке, если прижмёт.

Глядя на Уинри я думала, что вот она определённо поладила бы с Аделиной: она носила исключительно модную длину до середины бедра. Нет, я не настаиваю на платьях в пол — у голых детских коленок определённо должна быть какая-то своя эстетика. Наверное. Но на дворе январь, снег только-только сходить начал, холодно, сыро и промозгло. Ветер задувает вообще везде. Какие, блин, голые коленки? Синие? Может, меня бы это так не волновало, если бы она в этой короткой юбке только дома ходила, а не на улицу, но нет — Уинри так ходила везде. Красота, даже если я не понимаю, в чём она там, важнее колен.

Я вернула книги Тима Марко в библиотеку в первозданном виде, чтобы никто не догадался, что мы всё поняли. Хлопая глазками, я обсудила с Шеской — так звали библиотекаря — изыски жареного голубя, а потом вернулась восвояси. Франкен старательно занимался с Уинри у себя в кабинете, а я старательно не лезла, ничего не понимая в предмете. Освободившееся время я посвящала Дольфу, новой клинике, пациентам и кое-каким исследованиям. Нет, я вовсе не забыла, что моей главной целью было вернуть Франкенштейна домой, и в этом паззле мне не хватало всего пары деталей. Но ключевых. Однако почему-то у меня оказалось столько насущных проблем, что до разгадки главной загадки просто руки не доходили. А день рождения уже опять был на носу.

Проблем с новой почкой у Дольфа не возникло, так что мы посовещались и решили пересадить ему и вторую. Он согласился, так что мы назначили ему вторую операцию на утро пятницы двадцать шестого января. Франкенштейн снова был за анестезиолога, а я за трансплантолога. Новый надрез я снова зашила вручную — чисто на всякий случай, а вот прошлый зарастила с помощью алхимии. Практически без шрама. В это время собранная бригада ишварцев уже начала делать новый дом. Они решили делать последовательно сначала комнаты второго этажа, потом первого, потом коридор на втором, потом на первом. Чтобы ничего не изгваздать. Когда они выносили ветхий хлам, у меня обычно застывало лицо — я вспоминала строчки сметы на новые двери, люстры, обои и прочие материалы, и мой мозг предпочитал в эти моменты просто забывать математику. И это при местных-то ценах.

После прошлогоднего подарка армии на день рождения, у меня как-то отбило напрочь всякое желание его отмечать. У Франкена, как оказалось, тоже. Антипраздничное настроение было настолько сильным, что его заметили все в доме, даже те, кто понятия не имел ни о дне рождения как таковом, ни о том, что произошло.

— Сегодня что-то случилось? — спросила Уинри, когда за ужином мы перешли к чаю.

— Нет, — отозвался Франкен. Он хмурился, листая какую-то тетрадь. — Просто завтра…

— Годовщина нашей отправки в Бриггс, — кисло заметила я. — Хотелось бы сделать вид, что это просто обычный день.

— Ой, — стушевалась она.

— А ещё у нас с Фреди день рождения, — Франкен поднял на меня глаза. — И, возможно, именно поэтому хотелось бы сделать вид, что это просто обычный день.

— Удивительно! — оживилась Уинри. — У вас и день рождения в один день!

— А что в этом удивительного? Мы же близнецы, — озадаченно изогнула бровь я.

— Близне… — повторила она. — А я думала, что вы… Ой…

— А наши отношения похожи на такие? — оторвался от тетрадки Франкен. — Правда?

— Нет, но… У всех ведь по-разному, — потупилась Уинри. — Просто…

— Давайте закроем тему, — вздохнула я. — Завтра просто обычный день, хорошо?

— Я только за, — кивнул Франкенштейн и снова опустил глаза в тетрадь.

— Ты долго ещё будешь занят? — спросила я, косясь на тетрадку.

— Заканчиваю… — протянул он и через пару секунд захлопнул её. — А что?

— Хотела позвать тебя на финальный эксперимент в лабораторию, — я поднялась из-за стола.

— Не знал, что ты ведёшь какие-то исследования, — отозвался Франкен. — Уинри, попробуй начертить это в масштабе, — он придвинул ей тетрадь. — Так, как ты это написала. Ничего не исправляй. Обсудим потом.

Она взяла в руки тетрадь, но из-за стола не встала — у неё было ещё полчашки чая и полбулочки, собственно, булочки. Кто ж такое оставит? А мы с Франкеном двинулись в подвал. Он шёл за мной, источая любопытство. Почти осязаемое, я бы сказала. А у меня там, на самом деле, ничего такого особенного не было. Франкен остановился у входа, пока я несколько минут металась, собирая на столе реактивы.

— Короче, я тут вспомнила тихий ужас на твоей голове в день нашего похищения, — изрекла я, складывая ладони. — И немного покопалась в теме. И вот…

Спецэффекты! Я опустила ладони по обе стороны от реактивов, и в специально заготовленном тазике оказалась белая густая жижа, источавшая приятный аромат жасмина. Франкенштейн отлепился от косяка, посмотрел на тазик и изумлённо замер на несколько секунд. Химические реактивы — одна крона; исследования — около пятидесяти часов; шокированное лицо Франкенштейна — бесценно. А потом он решил меня придушить объятиями. Нет, я больше в этой лаборатории работать не буду — что ни сделаю, пытаются удавить.

— Это типа подарок на день рождения? — Франкенштейн выпустил меня, и я закашлялась.

— Типа… — прохрипела я. — Ты борщишь… Так недолго и рёбра сломать.

— Буду аккуратнее, — хмыкнул он и нагнулся над тазиком. — Это кондиционер, да?