Лягушка Алхимическая

21. Лучший подарок

День рождения Франкена приходился в этом году на четверг. По нашей с ним договорённости, сменами с первого февраля мы поменялись, так что у него был выходной. Гостей в этот день приглашать никто не планировал — наша гостиная была недостаточно большой, чтобы как-то обойтись без обиженных. К тому же никто особо и не знал, когда у него день рождения, поскольку Франкен пышно его никогда и не отмечал. Не похоже было, что и сам Франкенштейн планировал делать это в этом году. Я долго думала, что могла бы подарить ему, и не придумала ничего умнее, чем «Книга — лучший подарок». Пришлось, правда, сильно заморочиться и заказать специальную — Очень Узко Специальную — книгу по механике автоброни, но посылка с ней пришла ещё двадцать восьмого числа, и я даже красиво упаковала её. Книгу — не посылку.

Перемена смен вышла до дикости неприятной. Для меня. Первое февраля выпало на среду. Так что по январскому расписанию я принимала в понедельник и вторник, а по февральскому должна была делать это с четверга по субботу. И свой выходной я посвятила тайной, насколько это было возможно, подготовке ко дню рождения Франкена. В общем-то, сводилась она к тому, что я готовила торт. После визита полковника мы возобновили свои ежедневные поездки в библиотеку, хотя, как мне казалось, ничего нового там уже не найти, потому что все имеющиеся материалы были прочитаны вдоль и поперёк, и от угла наискосок. Не помогло. В общем, когда мы вернулись домой и пообедали, «брат» ушёл работать, ехидно заметив что-то про свой единственный рабочий день. Я же осталась на кухне. Какой же торт следовало приготовить для Франкенштейна? Ну конечно крепвиль. Какой же ещё? Я исхитрилась закончить его до того времени, как Катрине надо было начинать ужин. Холодильника у нас в доме не было, зато был ледник. Не то чтобы сильно удобная штука, но по крайней мере мой кулинарный шедевр до утра он сохранить мог. И я понесла свой торт туда, где он находился — в коридор к задней двери. И именно там навстречу мне попался Харай.

— Что это? — озадаченно спросил он, глядя на торт в моих руках. На его памяти я никогда не готовила кондитерских изделий.

— Блинный торт, — я пожала плечами. — На день рождения Франкена завтра.

— А на ваш? — нахмурился он.

— Что на мой? — искренне не поняла я.

— На ваш день рождения, — пояснил ишварит, и лицо моё, видимо, выразило ещё большее недоумение. — Насколько я помню, вы говорили, что вы с братом близнецы. А значит, — он посмотрел на меня будто бы предлагая закончить фразу, но я только озадаченно изогнула бровь. — Значит, день рождения у вас в один день.

Я бы разбила себе лоб ладонью, если бы не держала в них блюдо. Мне в голову эта мысль как-то даже близко не забредала почему-то. Уже и не вспомнить, как давно я перестала отмечать день рождения. Впрочем, если он выпадал на выходной, я разрешала себе ничего не делать. Вообще ничего. Совсем. Но это происходило нечасто — не так уж мне много лет во вселенских масштабах. Фредерика, впрочем, тоже не отмечала его. Харай, например, был знаком с ней уже больше двух лет, и не знал, в какой день меняется число её возраста.

Я не нашлась с ответом и просто сбежала — обошла его и протиснулась к леднику, где и оставила торт. Катрину о нём я предупредила, чтобы она его сегодня к ужину не принесла. Вообще, она, насколько я помнила, была не в курсе о том, что мы близнецы, и считала Франкена страшим. Ну, так оно, в принципе, и было, только разница у нас была несколько минут, а не лет. И судя по её возгласу и звону упавшей посуды, после моего тактического бегства Харай обрадовал новостью и её.

К слову о Катрине — с того первого раза со странной азбукой мы с ней доучили алфавит, и она худо-бедно начала читать. Давалось это занятие ей с большим трудом, особенно если учитывать, какие книги составляли нашу домашнюю библиотеку. Так что практиковаться ей приходилось на газетах и том скромном числе беллетристики, какая у нас-таки сыскалась. Ни тебе «Курочки Рябы», ни «Колобка» — сразу Уайльд и Диккенс. С другой стороны, опять же, не Достоевский и не Гоголь, а то об их словесные конструкции можно запросто мозг сломать. Неокрепший и к чтению непривычный.

Я проснулась рано — было ещё темно. Однако снова уснуть у меня уже не получилось, и я поднялась. Решив не откладывать поздравление в долгий ящик, я метнулась умыться, а затем взяла упакованный подарок и направилась в кухню. Но стоило мне выйти из комнаты, как из ванной возник зевающий Франкенштейн. Он улыбнулся мне, скользнул взглядом по свёртку у меня в руках и велел стоять на месте. Я озадаченно замерла. Меньше, чем через минуту, он вернулся с впечатляющей коробкой в руках, на которой лежало ещё что-то плоское.

— Мать моя, что это? — я отступила на шаг.

— Франкен каждый год получал подарок от Фредерики ко дню рождения и каждый год покупал подарок для неё, но не отправлял, — отозвался он. — Это они. Вместе с подарком на этот, разумеется.

Я не придумала ничего умнее, чем распахнуть дверь в свою комнату. Франкен кивнул и внёс это туда. Он поставил коробку на ковёр и отошёл на шаг. Мне стало ужасно неловко, и я протянула ему свёрток, чувствуя, как горят уши. Мой подарок начал казаться мне совершенно несуразным, и из-за этого я не знала, куда себя деть. А надо заметить, что Фредерика брату дарила вполне достойные подарки обычно — например, рубиновые запонки, в которых он был в театре, были от неё, так что стыдиться нам с ней вроде бы было нечего. Но по какой-то неведомой причине у меня случился приступ неуверенности в себе.

Пока я копалась в своём неадекватном состоянии, Франкенштейн содрал обёртку с подарка. Книга была увесистой, и он держал её двумя руками. Страницы в ней были тонкими и чуть желтоватыми, а ещё она пахла типографией. Франкен осторожно открыл её и пролистал несколько страниц.

— Ох… — наконец изрёк он. — Теперь я понял. Спасибо, Фреди. Я хотел эту книгу.

— Я… так и подумала, — пролепетала я.

— Похоже, Фредерика всю дорогу умела лучше выбирать подарки для брата, — Франкенштейн улыбнулся, продолжая мысль. — А вот он был слишком неуверен, что ей понравится, чтобы отправить.

— Внезапно… — опешила я. Мне было очень любопытно, что в коробке, но вместе с тем мне казалось, что если я брошусь распаковывать её, Франкена это смутит.

Он закрыл книгу, освободив одну руку, и протянул мне пакетоконверт, который лежал на коробке. Я озадаченно взяла его в руки и некоторое время просто смотрела на коричневую бумагу.

— Разверни, — тихо изрёк Франкенштейн.

Я разорвала бумагу, и взору моему предстала картина на холсте. Она была похожа на «Звёздную ночь», но не была ни копией, ни репродукцией. Скорее, вариацией.

— Это?.. — я вскинулась.

— Мне показалось, что эта картина, точнее, оригинал, знакомый тебе, очень тебе нравится, — он отвёл глаза. — И я написал этот пейзаж. Это вид с заднего двора дома в Метсо.

— Для меня? — тупо переспросила я. — Но как ты?..

— В мягкой гостиной в том мире была эта картина, вышитая твоей рукой. Остальные копиями не были, — Франкенштейн пожал плечами. — И я подумал, что она для тебя что-то значит.

— Спасибо! — я, наконец, пришла в себя. Мне хотелось броситься ему на шею и крепко обнять, как пятилетка кидается на отца после полученной гигантской какой-то штуки детской мечты, но я лишь прижала к груди подарок. — Но я и не подозревала, что ты умеешь рисовать.

— Ну а как ты думаешь я делал иллюстрации к своим трудам? — он изогнул бровь.

— Действительно, — хмыкнула я.

Остальную коробку я пока досматривать не стала. Вместо этого я подтолкнула Франкена к двери, и мы с ним вышли в коридор. С кухни уже доносились негромкие звуки — звон чашек, фырчание кофеварки и шкворчание масла. Надо полагать, Катрина решила, что одним тортом на завтрак сыт не будешь. Иногда мне вообще казалось, что в эту юную девушку вселялась бабушка, которая хотела, чтобы в библиотеку мы не шли, а катились. Когда мы вошли, я — в обнимку с картиной, Франкен — с книгой, помимо торта моего скромного авторства на столе уже стояли полюбившиеся сырники, гренки с вареньем и брауни. И Харай. Ну, он был не на столе, а стоял у заднего коридора.

— С днём рождения! — возопили оба, едва мы оказались в помещении.

У Катрины оказались фантастические синяки под глазами. Как будто она не спала всю ночь за каким-то чёртом. Впрочем, через мгновение выяснилось, что так оно и есть — вместо сна она потратила ночное время на то, чтобы сшить мне и Франкену шапочки — такие, чтобы при работе в операционной волосы во все места не лезли. Она явно очень постаралась, и вышло у неё весьма аккуратно. От Харая же мы получили по узорному красно-чёрному пледу, сотканному в общине. И это было, я бы сказала, даже внезапно.

Настроение было настолько замечательным, что стоило бы насторожиться. Но мы, разумеется, этого не сделали. Вместо этого мы уселись завтракать и даже призвали Катрину и Харая присоединиться к нам. Обычно мы с ними ели раздельно, но в честь такого праздника можно. И вот когда дело дошло до десерта, и Франкен почти торжественно разрезал крепвиль, в дверь постучали. Катрина тут же подскочила, чтобы открыть. Она широко улыбнулась, полагая, что кто-нибудь ещё пришёл поздравить. Из прихожей донеслись приглушённые голоса. Затем дверь за гостем закрылась, и послышались шаги одной только Катрины. Мы с Франкеном переглянулись.

— Вот, — девушка протянула мне, оказавшейся ближе, два конверта. — Это лейтенант принёс.

На одном конверте было написано «Майор Ф. Штейн, государственный алхимик». И на втором тоже. Один в один. Я не сразу заметила ниже приписку другим, более размашистым почерком — «Исцеляющий» и «Восстанавливающий». Так, конечно, сразу стало понятно, кому что. Я отдала Франкену его конверт и вскрыла свой. Что ж, надо сказать, армия умеет делать просто умопомрачительные подарки. Внутри конверта лежал небольшой желтоватый лист бумаги, на котором было написано:

Повестка

Майору Фредерике Штейн, Исцеляющему алхимику, на основании специального контракта настоящим предписано явиться к 17:00 2 (второго) февраля 1911 года в расположение Главного штаба для отправки к месту несения военной службы в полевом госпитале в крепости Бриггс в связи с переходом напряжения на границе в вооружённый конфликт.

Полковник Зальцер.

И ещё там была коротенькая записка от полковника Кессера, в которой он просил составить список реактивов, которые могли бы нам там пригодиться для самых разнообразных — медицинских, разумеется — целей и связаться с ним, чтобы он всё подготовил. Также он писал, что комплект формы мы получим здесь, а вот зимней амуниции — только в крепости, и поскольку поедем военным поездом и будем сопровождать партию «Фредициллина», надо будет переодеться ещё в штабе.

Я обмякла. Растеклась по дивану, как подтаявший холодец. Взгляд мой вяло наполз на Франкенштейна, вид которого оказался столь же лишённым даже не всякого энтузиазма, а вообще какой-либо воли к жизни. Спустя секунду наши глаза встретились.

— Надо отменить приём сегодня, — медленно изрёк Франкен.

— Да… — протянула я.