Лягушка Алхимическая

25. Гвозди

Минута молчания: герои без единого выстрела.

6 мая в штабе Центрального города проходила церемония вручения званий и наград по завершению конфликта в крепости Бриггс. Как правило, наша редакция публиковала отчёт военных корреспондентов, который можно было прочесть в прошлом выпуске. Были отмечены заслуги офицеров штаба, и как известно, такое же событие происходило в то же самое время в крепости, где награды получили непосредственные участники. Однако не все они остались на холодной северной базе — двое вернулись в Центральный город. Мне удалось поговорить с, не побоюсь этого слова, бриллиантами Аместриса — государственными алхимиками подполковником Франкеном Штейном и подполковником Фредерикой Штейн, известными также как доктор Френки и доктор Фреди. Хочу особо отметить, что впервые за последние несколько лет фюрер лично вручил награды, отметив, что делает это с особой гордостью. Нельзя обойти вниманием и краткую речь подполковника Штейна, в которой он попросил всех нас, присутствующих, почтить павших минутой молчания. Мне показалось в тот момент, что награды для докторов Штейн значили меньше, чем спасённые и не спасённые ими жизни.

История близнецов Штейн довольно трагична. Они потеряли всю свою семью — родителей и двух братьев — во время эпидемии тифа в 1890-м году в Метсо. При воспоминании об этом доктор Фреди смахнула горькую слезу, и я вовсе не виню её. Ещё совсем дети — им было по восемь лет — они оказались вынуждены стать взрослыми и научиться справляться со всем самостоятельно. Впрочем, тяжёлый быт не умалил таланта и гения их обоих, и уже в двенадцать лет Франкен и Фредерика поступили в медицинскую Академию Метсо, лучшее медицинское учебное заведение страны. Я потрудился навести справки и узнал, что конкурс при их поступлении составлял восемь человек на место, и будучи детьми, они смогли обойти вполне взрослых людей.Учёба в академии продлилась восемь лет, и она нелегко давалась юным дарованиям. И тем не менее, они изучали не только положенные им науки в Академии, но и алхимию, овладевая едва ли не редчайшим в наше время знанием медицинской алхимии (ранее в нашей газете выходили статьи по публичным отчётам об их работе — прим.ред.). Дипломированными специалистами они стали уже в двадцать лет — на пять лет раньше, чем остальные выпускники Академии. Тогда пути близнецов разошлись: доктор Френки уехал учиться механике и постепенно обрёл известность как лучший и единственный в своём роде кудесник автоброни, а доктор Фреди осталась в Метсо, как практикующий хирург и преподаватель.

Разлука была не самым простым временем для брата и сестры. Доктор Фреди так тосковала и боялась за брата, что даже отправилась с полевым госпиталем в Ишвар после диверсии в Ризенбурге. Но и там им не суждено было встретиться. Франкен вернулся домой лишь в прошлом году и на этот раз убедил сестру поехать с ним. Так они оказались в Центральном городе.

Государственных алхимиков часто зовут то армейскими псами, то живым оружием. Однако я бы хотел особенно отметить, что к таковым нельзя отнести этих двоих. Согласившись на специальный медицинский контракт армии, они за полгода своей службы успели подарить Аместрису «Вытрезвитель Штейн», «Фредициллин», перчатки Штейна. Даже сезонная простуда декабря не так поразила города, где были применены принципы «Гигиены Штейна». И всё это коснулось каждого гражданина Аместриса, а не только ушло куда-то в недра армейской библиотеки. У меня самого дома есть «Вытрезвитель», как и у всех в нашей редакции. А сколько жизней спасли они в Бриггсе? Официальная сводка даёт рекордно низкие проценты потерь среди раненых, и это целиком и полностью заслуга доктора Фреди и доктора Френки. Все вручённые им регалии они определённо заслужили.

Кажется, что в карьере оба этих блестящих офицера весьма преуспели. Но что с их личной жизнью? Доктор Фреди призналась, что никогда всерьёз не рассматривала предложений о женитьбе. Я заметил, что она, возможно, просто не встретила ещё того самого человека, и она лишь скромно пожала плечами в ответ. Должен признать, это поразительной красоты женщина — едва ли кто-то в Центральном городе, кто видел её в театре на постановке «Слуга двух господ» или на новогоднем вечере в армейском клубе, когда-нибудь сможет забыть её образ. По крайней мере, все те, кого я лично спрашивал об этом, рассыпались комплиментами в её адрес. Да и я сам, сидя напротив неё, не мог выбросить из головы мысль, как же она красива. И это в форме! Я слышал даже, что ставшие недавно безумно популярными конфеты «Блондинка в красном» посвящены были именно ей.

Доктор Френки также холост. На моё замечание о встрече той самой он лишь улыбнулся и развёл руками. В действительности, полагаю, многие пожалели, что его речь была такой короткой, ведь даже просто смотреть на такого человека было приятно, а уж слушать…

Я буду с нетерпением ждать новых свершений, чтобы непременно познакомить с ними читателей «Ведомостей». И полагаю, долго ждать мне не придётся.

Спецкор Л.Лорни

Я перечитала три последних абзаца ещё раз и отложила газету. Мы наконец-то добрались до Восточного города и остановились в гостинице, где сняли номер с двумя спальнями и общей гостиной. Общая ванная на этаже, душ и туалет в номере. Раздумывая, хочу ли я поплавать в компании или просто смыть дорожную пыль (и не только пыль), я сидела в этой самой гостиной и наткнулась на ещё майский номер «Ведомостей». Могла ли я просто отложить или вообще сжечь к чёртовой матери эту газету? Разумеется, могла. Но мне стало интересно, и я прочла. В принципе, пока речь шла о карьере, всё было довольно неплохо — излишне жалостливо местами, как по мне, с некоторой выдумкой, но не так уж далеко от правды. Но вот последние абзацы… Это, конечно, да… Какие, интересно, розовые фантазии кипели в голове этого Лайена Лорни, чтобы так трактовать наши ответы по поводу супружеских отношений?

Франкенштейн вышел из душа и застал меня с мрачным выражением на передней части головы перед столиком с газетой. У него на волосах было намотано полотенце, сам он был в белом махровом гостиничном халате длиной до колен. И босиком — его пятки шлёпали по полу, пока он не дошёл до ковра.

— Зачем ты пытаешься сжечь газету взглядом? — спросил он, заглядывая мне в лицо. — Для этого есть алхимия или, на худой конец, камин.

— Если бы я пыталась её сжечь, я бы сожгла, — я вздохнула. — Но тогда ты не сможешь прочесть этот шедевр публицистического жанра. Прямо алмаз журналистской мысли.

— Всё не может быть так плохо, — Франкен улыбнулся, взял газету и сел рядом со мной.

С минуту мы просидели в молчании, пока его взгляд пробегал по типографским строчкам. Потом он шумно встряхнул газету, нахмурился и, очевидно, перечитал статью — или её часть — ещё раз.

— «Смахнула горькую слезу»? — процитировал он. — С тоски поехала в Ишвар?

— Это не самое удручающее, — я вздохнула. — Это можно списать на художественное допущение. А вот последние абзацы…

— Да ладно тебе, — как будто нервно усмехнулся он. — Уверен, что большинство дочитало до «государственными алхимиками» и на этом закончило.

— Хотелось бы поверить тебе, — я ещё раз посмотрела на статью. — Но там есть вот эти чудесные портретные снимки.

— А знаешь… — Франкен тоже посмотрел на снимки. — Фотографии очень даже ничего. Я бы с них портреты написал для нашей гостиной.

— Не перебор по тщеславию? — скривилась я.

— Нет, — он усмехнулся. — Ну, может, немного. Но ты не можешь отрицать, что снимки хорошие.

— Не могу, — согласилась я. — Ты звонил полковнику?

— Да, — Франкен кивнул. — Он ждёт нас завтра утром в штабе. Оттуда уже на полигон сможем съездить.

— Понятно, — кивнула я. — А во сколько у полковника утро?

— Не знаю, — он пожал плечами. — Но договорились мы на десять. За нами приедет машина.

— Хорошо.

Я зевнула и решила, что всё-таки пойду в душ, а не в ванну — не хотелось уснуть прямо там. Когда я вышла назад в гостиную, то обнаружила дремлющего Франкенштейна. Он сидел на диване, и его голова запрокинулась на спинку. Полотенце упало, и ещё влажные кудри распушились.

— Эй, — я осторожно встряхнула его за плечо. — Шея отвалится.

— Не отвалится, — сонно отозвался он. — Она крепко приделана.

— Это не повод сидя спать, — хмыкнула я.

Франкен неохотно открыл глаза и посмотрел на меня практически сквозь ресницы. Долго так и задумчиво. Потом вздохнул и поднялся.

— Начинаю думать, что надо было отказаться от того интервью, — изрёк он и потянулся.

— А пёс его знает, как было бы лучше, — я дёрнула плечом. — Спокойной ночи.

Мы расползлись в разные спальни, и я потратила ещё примерно полчаса на свои волосы, прежде ткнуться лицом в подушку. За это время успела прийти Катрина. Она всё ещё была немного нервной после того ночного происшествия и время от времени вздрагивала от разных шорохов. Пожелав мне добрых снов, она улеглась и завернулась в пышное одеяло как в кокон. Вообще-то для такого одеяла было жарковато, но я ничего не стала ей говорить — пусть спит как хочет, лишь бы спала.

Когда-нибудь и в этом мире изобретут будильник, который будет будить тебя нежным голосом или приятной мелодией. Сейчас это адское устройство истерически долбило по чашечкам звонка из тонкого метала, оглашая спальню пронзительной трелью. Откровенно говоря, я сама сторонник бодрящих звуков на будильнике — заводимой бензопилы, например, или лая крупной собаки. Как-то резче просыпаешься. Но это… О, мне казалось, что молоточек бил не по чашке, а по моему черепу изнутри. Почему? Ну… Легли мы рано, на самом деле, поскольку последние два дня, начиная с майора Синклера и генерал-майора Халкроу, были очень изнуряющими. Той самой ночью в итоге поспала только Катрина, и то под медвежьей дозой, так что ощущение разбитости у неё, возможно, не хуже нашего было. Прошлая ночь тоже прошла так себе: сон был больше похож на изматывающую полудрёму — ни туда, и ни сюда. Эта была и того хуже. Мне удавалось проваливаться в глубокий сон, а вот Катрине — нет. Она просыпалась несколько раз. Будила меня, правда, не каждый, а только трижды — когда ей казалось, что по гостиной кто-то ходил. И мне приходилось вставать и открывать дверь. Естественно, в гостиной никого не было.

Отрицание. Гнев. Торг. Депрессия. Принятие. Открываем глаза. Надо сказать, болящие глаза. Я поднялась с кровати и надела халат, чтобы выйти в ванную и умыться. Надо сказать, что на волосы время я потратила не зря, и они красиво улеглись по плечам аккуратными локонами, обрамляя опухшую бледную физиономию с глазами вампира, который не ел так давно, что решил уже и не пробовать. И я бы не сказала, что умывание мне как-то помогло.

В принципе, было ещё только семь утра, и можно было, казалось бы, поспать ещё час, но нельзя. Я бы не сказала, что этот час вообще сделал бы погоду, да и хотелось всё-таки привести себя в приемлемый вид. Не то чтобы мне хотелось произвести впечатление, особенно учитывая, что полковник жил у нас дома несколько недель и видел моё утреннее лицо не раз. Просто нужно было, чтобы чудесное платье и прекрасные волосы не контрастировали с передней частью головы. Да и полностью проснуться тоже было бы неплохо, а то как смотреть на успехи полковника?