Лягушка Алхимическая

9. Косички

— Иди спать.

Довольно странная фраза для того, чтобы проснуться. Голос Франкена прозвучал из коридора, и я бы не назвала его громким, но всё же он почему-то разбудил меня.

— Но разве я не должна отплатить вам? — донёсся голос Катрины.

— Ну вот уж точно не этим, — раздражённо ответил Франкенштейн. — Если действительно хочешь отплатить, позаботься, чтобы утром у нас был хороший завтрак.

Я поднялась с постели, набросила халат и поплелась к двери.

— Да и вообще, — продолжал Франкен. — О тебе позаботилась Фреди, половина денег тоже была её. Ей ты тоже хочешь так отплатить?

— Но ведь я…

— Чего вы тут орёте? — я выползла из спальни и сощурилась, когда в глаза мне ударил свет свечи, которую держала Катрина.

— Ох, я… — девушка залилась краской.

— Иди спать, — я посмотрела на неё. — Как ты вообще додумалась бродить ночью по лестнице с твоей-то ногой?

— Но ведь…

— Иди! — на этот раз мы отправили её уже хором, и она наконец сдалась и удалилась вниз.

— Вот же ж, — я широко зевнула и вдруг осознала, что мне захотелось выпить тёплого молока.

— Этого я как-то не ожидал, — тихо изрёк Франкенштейн.

— А я бы не сказала, что это прямо неожиданно, — я вздохнула. — Молока хочу теперь. Ты будешь?

— Да, пойдём, — неожиданно для меня он кивнул.

Одет Франкенштейн был так же, как и я — в халат поверх пижамы. Это я заметила, когда ещё Катрина была здесь. Однако она унесла свечу, и коридор погрузился во мрак, который лишь самую малость разгонял прикрученный газовый рожок. Глаза довольно быстро привыкли к темноте, и мы на ощупь спустились в кухню, где можно было включить нормальный свет. Я поставила молоко на водяную баню и села за стол, дожидаясь, пока оно подогреется.

— Зачем мы это сделали? — тихо изрекла я, глядя на плиту.

— Как будто это действительно требует объяснений, — хмыкнул Франкен. — Или ты забыла, как близнецы познали истину?

— Такое забудешь, — меня передёрнуло.

Плата за открытие врат была высокой. И Фреди, и Френки отнюдь не отделались лёгким испугом, повстречав Истину. Он отнял у них некую часть души и вместе с этим некую способность, которую им приходилось заменять искусственно — разумом. И такие поступки как раз были по этой части. Фреди считала, и я была с ней согласна, что лучше бы отдала часть тела, чем это. Руку или ногу можно было заменить. Это — нельзя. И если не заменять эту способность усилием разума, можно было потерять рассудок или, хуже того, душу.

На часах была половина первого ночи. Я подумала, что ни за что не встану рано утром, хотя здесь это было для меня нормой. Вот только у меня возникли планы в связи с окончанием ремонта, и надо было делать дела. Я добавила в своё молоко немного мёда. Франкен сначала отказался, а потом махнул рукой, чтобы тоже положила ложку. От этого напитка как будто пахло детством и тем временем, когда всё было прекрасно. Я протяжно выдохнула.

— Завтра надо дать объявление в газету, что мы открываем практику, — кисло произнесла я.

— А нам не надо лицензию получить или что-то вроде? — Франкен склонил голову набок.

— На кой? — я изогнула бровь. — Звания государственных алхимиков будет за глаза и за уши, если кто спросит.

— Надо будет как-то грамотно продумать текст объявления, — он повертел в руках стакан.

— Надо будет, — согласилась я. — Пусть приходит к нам лечиться и корова, и волчица, и мартышка, и олень — всех излечит доктор Штейн.

— Пф… — прыснул Франкен. — Что угодно, только не это.

— Уверен, что что угодно? — я ехидно улыбнулась. — «Вас от всяческих зараз доктор Штейн излечит враз». Или «Если ваша борода не согрела в холода…»

— Прекрати, — он улыбнулся и погладил меня по голове. — Давай подумаем об этом завтра, хорошо?

— Это ты сейчас чего это такое сделал? — я озадаченно уставилась на него.

— А что такое? — он ответил мне таким же озадаченным взглядом.

— Ам… как бы сказать… — протянула я.

— Не пытайся, — Франкенштейн пожал плечами. — Я просто подумал, что… как бы сказать…

— Лучше словами, — хмыкнула я и потянулась. — Ладно, идём спать. А то у меня ощущение, что мы тут можем до какой-нибудь дури договориться.

— По-твоему, ты ещё до дури не договорилась? — усмехнулся он и поднялся.

— Каждое моё слово наполнено бесконечной глубиной, — я с наигранно важным видом подняла палец.

— А точно глубиной, а не чем-то по Эйнштейну? — Франкен насмешливо улыбнулся и поднял меня с дивана за руку. — Всё, спать. Марш.

Я улыбнулась ему и вышла из кухни. Он погасил свет, и я замерла, привыкая к темноте. А вот надо было подумать головой и взять свечу или фонарик, чтобы не брести как слепым кротам в потёмках. Франкенштейн, видимо, подумал о том же, потому что с его стороны послышался характерный шлепок ладони о лоб.

— Ты знаешь, где у нас свечи лежат? — тихо спросил он.

— Э… — протянула я. — Нет…

— Ну, прекрасно, — хмыкнул Франкен. — Тогда как было в том пособии — идём по СКП?

— Это работает, только если можно что-то увидеть, — я пожала плечами. — Ладно, идём, как получится. Сюда же пришли.

Первостепенной задачей подъёма по лестнице в полной темноте было не хихикать. По какой-то причине у меня случился приступ веселья, причём, видимо, заразный, потому что Франкенштейн издавал примерно такие же звуки, что и я — сдавленных едва ли не хрюкающих смешков. Наконец я ввалилась в свою комнату и рухнула на кровать, даже не сняв халат. По пути с кухни я думала, что уснуть будет трудно, но я отрубилась, едва голова коснулась подушки.

Девизом следующего утра была фраза «Нам невзгоды нипочём — у нас морда кирпичом». Я спустилась к завтраку последней и застала рдеющую румянцем смущения Катрину и абсолютно невозмутимого Франкена. Он делал вид, что вообще не понимает, что с ней. Девушка же суетилась и делала массу лишних движений, и было непонятно, связано ли это с тем, что произошло ночью, или она переживала за свою работу.

— Доброе утро, — я улыбнулась ей и села за стол.

— Доброе, — кивнул Франкен.

Откровенно говоря, я с некоторым усилием сдержалась от того, чтобы начать задавать Катрине провокационные вопросы в духе «Как спалось?». Оседлай я этого конька, можно было бы наблюдать картину «Пятьдесят оттенков красного». Однако я не стала этого делать. Во-первых, потому что она уже и так ощущала себя неловко и без моей помощи, а во-вторых, потому что на столе был нормальный, вкусный завтрак. Катрина приготовила сырники и к ним некий воздушный творожный крем совершенно правильной сладости. И кофе. Она сварила крепкий, но не горький и не кислый.

— Ты молодец, — я улыбнулась ей. — Очень хороший завтрак. Как тебе удалось так приготовить кофе?

— Я использовала корицу и немного мёда, — она опустила глаза.

— Делай так, — я кивнула. — Франкен, знаешь, что мы вчера забыли?

— Что? — он поднял голову и озадаченно на меня посмотрел.

— Ленты, — я подняла косу, опять завязанную шнурком. — Придётся сегодня заехать.

— М, — Франкен чуть нахмурился, бросил короткий взгляд на Катрину и кивнул. — Давай после типографии в магазин готового платья заглянем. Там должен быть отдел.

— Ты, кстати, сам не думал собирать волосы? — я склонила голову набок. — Хотя бы во время работы.

— Никогда не думал об этом, — он вытянул пальцами прядь и посмотрел на кончики. — Я бы немного остриг.

— А могу я заплести тебе косу? — внезапная мысль сорвалась с языка прежде, чем я успела её осознать.

— Попробуй, — неожиданно спокойно согласился Франкенштейн. — Если подумать, они ведь и правда немного мешают.

Мне очень хотелось распластать длань по лбу. Вот уж точно — гении не замечают мелочей. Мне понадобилась минута, чтобы метнуться за расчёской и шнурком, пока он не передумал. Расчёсывание кудрей — процедура довольно условная, хотя волосы Франкена вились несколько меньше, чем у Фредерики. Соответственно, и коса должна была получиться аккуратнее. Я позволила себе некоторую наглость — залезла пальцами в волосы и немного помассировала кожу, отчего шевелюра его встала дыбом. Впрочем, Франкенштейн меня, как ни странно, не останавливал. Но и я не стала злоупотреблять: расправив его локоны пятернёй, я заплела его. Он провёл ладонью по косе и повернулся ко мне.

— Пойдёт? — улыбнулась я.

— Непривычно, — он пожал плечами. — Но так они не будут в лицо лезть. Научи меня потом самому собирать.

— Без проблем, — кивнула я.

— Собирайся, Катрина, — Франкен повернулся к девушке. — Тебе нужно купить какую-нибудь одежду. И вот это уже будет в долг. По частям вычтем из твоей зарплаты.

— А то, что вы заплатили? — она потупилась.

— Кажется, это мы уже обсуждали вчера, — я вздохнула. — Если тебе так хочется расстаться с такой суммой, можешь потом потратить её на какое-нибудь благое дело.

Среди вещей Фредерики пришлось отыскать сумку. В смысле, дамскую сумочку. Прежде она мне как-то не требовалось, а при сборах она вообще чудом попала в саквояж. Зато теперь у меня в руках был этот шедевр: вышитая стеклярусом чёрная сатиновая сумочка на длинной цепочке. Понадобилась она по той простой причине, что Франкенштейн решил идти в типографию без меня, потому что я могла надиктовать для объявления нечто такое, что заставило бы людей обходить наш дом дальними огородами. Я только пожала плечами и согласилась. Ну, выбора-то у меня не было, потому как взгляд Франкена говорил, что он или пойдёт один, или не пойдёт вообще, так что я просто сдалась. С другой стороны, нужду в лентах никто не отменял, так что он планировал высадить нас с Катриной у магазина готового платья и забрать на обратном пути. А чтобы я могла чувствовать себя уверенно, Франкенштейн решил выдать мне средства. В том плане, что переложить из его кошелька в мою сумку мои деньги.

Перед входом в магазин Катрина застыла, прижав руки к груди. Я подумала, что она, возможно, никогда не бывала в таком месте и у неё никогда не было платья, которое до неё никто не носил. Я подтолкнула её к двери, и мы вошли. Мелодично прозвенел дверной колокольчик, и к нам вышла женщина в строгом коричневом платье в клетку. У неё были короткие чёрные волосы и карие глаза, а губы были накрашены алой помадой, немного неуместной на мой вкус.

— Добрый день, — улыбнулась она. — Чем могу помочь?

— Нам нужно подобрать некоторые вещи вот для неё, — я выдвинула Катрину чуть вперёд. — И ещё мне нужны ленты для волос, атласные и сатиновые.

— Ленты у нас там, — женщина указала изящной кистью на вход в другой зал. — А для этой девушки… Что-то конкретное нужно?

— Платье? — Катрина неуверенно обернулась ко мне.

— А ещё ночная сорочка, юбка, брюки, домашний халат, передник, две-три блузы и пальто, — я вздохнула. — И да — платье. И постарайся быть не слишком расточительной.

Хозяйка магазина улыбнулась и предложила Катрине следовать за ней. А я удалилась в указанном направлении. Во втором зале и правда были ленты. Или, если быть точнее, ничего кроме лент там не было. Разнообразие было такое, что мне почудилось, будто мои глаза на какой-то миг разъехались в разные стороны. Я заставила себя собраться и начала их рассматривать. Прежде всего, я отыскала пару узких чёрных лент. Для Франкена. Не в том плане, что я намеревалась заплетать ему две косички, а чтобы просто запасная была. А вот дальше у меня сразу возникли трудности, потому что хотелось сгрести буквально половину ассортимента, хотя мне столько и не требовалось. В итоге мою жажду потребительства удалось унять на шести лентах: голубой атласной с вышивкой, синей атласной без вышивки, серой, голубой и чёрной сатиновых без украшений и одной тёмно-синей бархатной, расшитой жемчугом. Я подумала, что она бы подошла к вечернему платью, которое мне должны были пошить в ателье Гратца.