Лягушка Алхимическая

37. Паранойя и эффект зонтика

Начав говорить, я опустила взгляд в стол, остерегаясь, что реакция слушателей собьёт меня с мысли. Из своего рассказа я удалила лишь часть о том, что Хоэнхайм являлся философским камнем. Остальное же, по моему мнению, рассказать было нужно. К тому же, это была та правда, которая могла перетянуть Армстронгов на нашу сторону. Просто потому, что они оба были до зубовного скрежета честными и благородными, а такие ребята никогда бы не встали на сторону кого-то вроде отца. Поскольку мы сами не вдавались в самые разнообразные подробности дел ставки, нам было вовсе не лишним узнать о положении дел от того, кто хотя немного был в теме. Однако я всё говорила и говорила, а когда, наконец, добралась до конца истории и подняла голову, оказалось, что гостиной собрались все до единого, включая Хоэнхайма и Шрама.

— И вы хотите сражаться с ними? — мрачно уточнила Изуми.

— Этого боя не избежать, если мы хотим выжить и хотим сохранить жизни граждан Аместриса, — отозвалась я. — И я бы предпочла, чтобы он шёл на наших условиях.

— Странно слышать это от тебя, — хмыкнул Франкенштейн. — Хотя от кое-кого именно этого стоило бы ожидать.

— Я не сторонник сражений, знаешь ли, — скривилась я. — И кое-кто тоже.

— Какой у нас план? — подал голос Эдвард.

— У нас? — Франкен изогнул бровь. — Наш план определённо не включает вас троих, — он обвёл взглядом братьев и Уинри.

— Но мы тоже можем сражаться! — насупился Эд.

— Я не говорил, что вы не можете, — вздохнул «брат». — Я сказал, что не хочу, чтобы вы это делали. Я бы и Фреди оставил дома, но она мне понадобится там.

— Зачем? — озадаченно спросил Ал.

— Эй! — обижено скривилась я. — Кроме того, что врач и военный хирург, я ещё и алхимик, которому не нужен круг преобразования. Я могу преобразовать воду в огонь, использовать алхимию на расстоянии и разрушить философский камень. А ещё я неплохо стреляю и уверяю тебя, молодой человек, в спарринге со мной у тебя возникли бы трудности!

— Вы действительно это можете? — переспросил майор.

— Вода и огонь — несовместимые элементы, — нахмурилась Изуми. — А сама возможность существования пространственной алхимии опровергнута.

— Я могу, — скривилась я, не желая давать сейчас беглых пояснений.

— Так какой план? — повторила Изуми вопрос Эда.

— Да нет пока никакого плана, — скривился Франкен. — У нас почти нет вводных данных. Мы не знаем точной численности и способностей как противника, так и союзников. Не знаем, где они встречаются. Эффективнее они как группа или наоборот. У нас нет ничего.

— Вы сказали, что у них должно быть некоторое количество тел для бессмертной армии, так? — уточнила Оливия, и я кивнула. — Это число можно выяснить. Я приехала сюда в четверг и уже имела беседу с генерал-лейтенантом Рэйвеном. Он намекнул, что я могла бы многое выиграть, если буду на его стороне, поскольку он на стороне самой влиятельной части ставки.

— А я могу выяснить остальные детали, — подал голос Хоэнхайм.

В этот момент зазвонил телефон. Я вздрогнула и ощутила, как моё сердце быстро забилось где-то в районе пяток. Почему-то моей первой мыслью было то, что они всё знают. И сейчас нас либо предупредят, чтобы мы не делали бяку, либо вызовут в штаб и там по-тихому пустят на философские камни. Я не сразу заметила, что напряглась не только я. Пока Франкен шёл со своего места до телефона, вся собравшаяся толпа сверлила взглядом его спину. Звон телефона оборвался в глухой напряжённой тишине.

— Алло, — самым ровным тоном изрёк Франкенштейн. Вряд ли он вообще способен был волноваться из-за чего-то такого, однако я воздала хвалу ужасной связи — эмоций в голосе собеседника разобрать было нельзя. — Да, полковник… Ночным поездом?.. Старший лейтенант и майор МакДугал? Да, разумеется… Да, я вас встречу… Я понял. До завтра, — он повесил трубку под облегчённый выдох. — Полковник будет утром. Итак, помимо присутствующих, будет ещё трое. За ними по-прежнему численное преимущество, а у нас эффект неожиданности, — Франкен вернулся на своё место.

— Я в деле, — решительно объявила Оливия.

— Я тоже, — кивнул её брат.

— Я с вами, док, — хмыкнул Харай. — Можете положиться на меня.

— Я тоже… — подал голос Эд.

— Нет, и это не обсуждается, — отрезала Изуми. — Оставьте взрослые дела взрослым. Мы в деле, да, дорогой? — Зиг кивнул.

— Я… должен извиниться, — тихо произнёс Шрам. — И перед вами, доктор Фреди, и перед тобой, юноша, — он повернулся к Алу. Альфонс кивнул ему.

— Ты не первый, кто пытался меня убить, и полагаю, не последний, — я пожала плечами. — И я понимаю твою злость и желание воздаяния. Но мы вернёмся к этому позже. Вы пришли к чему-то в беседе?

— Да, — увереннее отозвался Шрам. — Я с вами против истинных виновников резни.

— Хоэнхайм? — обратил к нему взгляд Франкен.

— Разумеется, — вздохнул он.

— Итак, в первую очередь нам нужна информация, — подытожил Франкенштейн. — Как только у нас будет её достаточно, мы сможем составить план. Однако сегодня я об этом больше не хочу думать ни минуты. Мы планировали ужин.

Он поднялся и решительно направился в кухню, тем самым закрывая собрание. Харай забрал Шрама — возможно, для дальнейшей душеспасительной беседы, а возможно, ему нужна была какая-то помощь по части грубой физической силы. Я всё ещё хотела внимательнее рассмотреть татуировку и шов, однако побаивалась оставаться с этим человеком наедине. Я предложила Армстронгам остаться и в ожидании почитать что-нибудь из нашей библиотеки, и они с видимым удовольствием согласились. Изуми и Зиг забрали Элриков наверх — возможно, для телоспасительной беседы. Я сама собиралась поговорить с ними обо всём этом позже, потому что не сомневалась ни мгновения, что они сбегут сражаться, едва представится случай. Уинри тоже ушла наверх, и вид у неё был мрачный — похоже, она тоже понимала, что Эд и Ал не захотят оставаться в стороне. Впрочем, и вся ситуация была довольно пакостной. Хоэнхайм направился куда-то к задней двери — может, по городу пройтись, может, к себе направился, а может, решил отправиться на разведку. Кто их, бессмертных, разберёт, что им там в голову приходит. Когда гостиная почти опустела, Катрина подошла ко мне.

— Это всё… — она теребила в руках подол платья и кусала губы, глядя в пол с минуту, и только потом подняла глаза. — Всё будет хорошо?

— Мы справимся, — я попыталась улыбнуться уверенно. — У нас ещё слишком много планов, чтобы помереть здесь. Не переживай.

Мастер утешений прямо вот восьмидесятого левела, ничего не скажешь. Но Катрину это вроде успокоило, и она направилась в кухню, где Франкенштейн уже начал греметь кастрюлями. Несколько секунд мне казалось, что над нами нависло слишком много срочных «надо»: надо провести разведку, надо разработать план, надо разобраться с последним штрихом и разработать круг преобразования, надо обучить союзников… Но шум на кухне говорил громче слов, что война войной, а обед по расписанию. Я глубоко вздохнула и направилась туда же.

Откровенно говоря, я не могла припомнить, когда получала такое удовольствие от приготовления еды. Мне прямо нравился сам процесс. Возможно, потому что я давно этим не занималась, а возможно, потому что эти действия были своеобразным островком мира в сложившихся обстоятельствах. В кухне очень скоро мы с Франкеном остались вдвоём. Катрина ушла, почувствовав, видимо, себя лишней. Не то чтобы у нас там было тесновато, однако нам двоим хватало пространства, чтобы и не мешать друг другу, и как-то помогать, а вот она почему постоянно оказывалась не в том месте. Возможно, потому что она привыкла работать здесь одна, и это как раз мы ей мешали, находясь в самых неудобных местах.

Я определённо буду скучать по алхимии. Я поняла это, когда совершенно естественным образом сделала начинку для яблочного пирога. Алхимией сделать это было можно за несколько секунд, а в суровой реальности — минимум за час. И то не факт. Пирог был последним, и должен отправиться в духовку после того, как оттуда были извлечены два жирненьких гуся. Запах еды в кухне к тому моменту стоял такой, что впору было привязывать ведёрко к подбородку, чтобы туда могли свободно стекать слюни.

За столом в гостиной было тесно — вся собравшаяся толпа кое-как уместилась, почти задевая друг друга локтями. Однако застолье было шумным и, надо отметить, весёлым. Иногда веселье казалось слегка нервным, но по большей части это было именно весёлое веселье, а не истерическое. Впрочем, надо заметить, что Хоэнхайм к ужину не пришёл, как и Харай со Шрамом. Дед, вероятно, решил не портить вечер перепалками с Эдом, хотя я лично была уверена, что он-то как раз мог оказаться самым интересным собеседником из присутствующих. С ишварцами дело обстояло сложнее. Я вообще не была уверена, что они остались здесь — вполне могли отправиться в Общину.

Собравшиеся за столом люди не были теми, кто прожил весёлую и счастливую жизнь, в которой происходило одно интересное и радостное событие за другим. Скорее, наоборот. Однако в самих историях самым главным была подача. Так Франкенштейн, например, очень уморительно рассказал о нападении близ Нью-Оптэйна — так, что даже Катрина рассмеялась, хотя прежде она решительно отказывалась даже поднимать эту тему. Я рассказала про то, как мы с Хараем заезжали в Долину Раш, и это почему-то тоже показалось всем очень смешным. Уинри рассказала о том, какой забавный у них с бабушкой был клиент — самым главным в автоброне он считал возможность крутить дули. Оливия поделилась, как в Бриггс по ошибке прислали новенькую форму для девушек с короткими юбками, а в крепости почти не было женщин. Форма была в поименованных пакетах и была выдана офицерам по роспись, однако выйти в ней никто так и не рискнул. Майор Армстронг в весьма мелодраматичной манере рассказал, как прошёл новогодний вечер в армейском клубе в этом году… В общем, каждый старался поделиться чем-то таким, что было максимально отдалённым от предстоящих событий.

Было уже довольно поздно, когда Армстронги ушли. На Оливии всё же оказалось платье — отрезное с нешироким подолом в пол, по низу которого тоже вилась вышивка лентами. Однако под плащ она надела и пояс со шпагой — видимо, имела привычку всегда носить оружие при себе. Я понимала её — не будь у меня алхимии, я бы, наверное, тоже что-нибудь носила. Впрочем, не будь у меня алхимии, на меня никто бы и не охотился. Ну, почти. Мы попрощались с ними на неопределённое время, и все как-то стали разбредаться по комнатам. Мы с Франкенштейном и Катриной перенесли всю посуду на кухню, и она не поместилась в раковину, хотя мы мыли всё, чем пользовались во время готовки. Катрина сокрушённо вздохнула, прикидывая масштабы работы, но Франкен отодвинул её мягким движением и отделил остатки еды от посуды алхимией. Оставалось только расставить, что он уже предоставил ей. Мы с ним прошли через гостиную в коридор, и именно в этот момент я решила, что лучшего времени для разговора не представится, и потянула его в подвал.

— И зачем это мы спустились именно сюда? — спросил Франкенштейн, когда я поставила масляную лампу на стол.