Лягушка Алхимическая

1. О, дивный новый мир

Туман перед глазами медленно рассеивался. Ощущение было такое, будто меня ослепило дальним светом фар, и я только-только смогла проморгаться. Я сидела на коленях прямо на земле перед четырьмя могильными плитами, а в паре шагов от меня, спиной ко мне, стоял Франкенштейн.

— Родела-ним, — позвал он и обернулся. Его взгляд скользнул по мне, не задержавшись. — Где вы?

— Я же не стала невидимой? — неуверенно уточнила я.

— Вы? — Франкенштейн снова посмотрел на меня и озадаченно нахмурился. — Я не думал, что в скольжении можно менять внешность.

Я вопросительно изогнула бровь и опустила глаза на своё тело. Само по себе тело в плане строения осталось прежним, только вот вместо шикарной смолёно-чёрной шевелюры через плечо была переброшена коса вьющихся пшеничных волос длиной до пояса. Таких же, как у Франкенштейна. Если бы изменилась только внешность или мы бы только попали не в то место, куда должны были, это можно было бы списать на сбой в скольжении, сиречь где-то у меня в голове. Но в совокупности это могло означать только одно — меня вышвырнуло из того мира и зашвырнуло в другой. Почему вместе с Франкенштейном? А пёс его знает. Может, это шутка такая дурацкая. Я скрючилась, закрывая лицо ладонями.

— Что произошло? — мрачно спросил Франкенштейн.

— Дай мне минутку, — глухо отозвалась я. — Мне нужно подавить истерику.

Всё ещё сидя на земле, я достала из кармана платья батистовый платочек с кружевной оборкой, скрутила его в жгут и зажала зубами. И только после этого я позволила себе продолжительную истерическую нечленораздельную ругань. Благодаря платочку звучала она как подвывания вперемешку со стонами и периодическими взрыкиваниями. И под конец меня накрыло такой головной болью, что она отдавала аж куда-то в копчик. Я скрючилась ещё сильнее, сжимая виски руками, и болезненно заныла. Это в мою голову врывались воспоминания. Полминуты ли прошло или полчаса — мне это время показалось вечностью. Выдернул меня из водоворота боли обеспокоенный и немного растерянный голос Франкенштейна:

— Эй, вы там как?

— Бвабубу… тьфу, — я вытащила слюнявый платок изо рта. — Жить буду.

— Мы можем скользнуть туда, куда собирались? — он присел рядом со мной на корточки и заглянул мне лицо.

— Боюсь, что это невозможно, — мрачно изрекла я.

— В данный момент? — уточнил Франкенштейн.

— Боюсь, что вообще, — тише призналась я.

— Почему? — он помрачнел.

— Это разговор долгий и не для кладбища, — отозвалась я и поднялась. — Я чуть позже всё тебе попытаюсь объяснить.

— Не уверен, что у нас есть время на долгие разговоры, — сурово заключил он.

— Вот как раз об этом я бы не беспокоилась, — я глубоко вздохнула. — По моему опыту, когда ты вернёшься туда, пройдёт максимум пара минут. Сколько бы не прошло времени здесь.

— А здесь — это где? — уточнил Франкенштейн, осматриваясь.

— Здесь — это здесь, — я нахмурилась и маловразумительно уточнила. — Не там.

Он скептически скривился. И я была с ним, в принципе, солидарна. Но объяснять ему всю подноготную на кладбище было как минимум глупо. Впрочем, если бы рассказ мой окончился скоропостижной кончиной, не пришлось бы тело далеко волочить. Интересно, а я в таком случае вернусь домой? И домой в таком случае это будет куда?

— Госпожа Фредерика! — раздался хрипловатый мужской голос. — Вы здесь?

— Добрый день, господин Карнан, — отозвалась я, поворачиваясь в сторону выхода с кладбища. — Что-то случилось?

— Вас ищет подполковник из армии, — выпалил мужчина, подходя ближе.

Он был приземистым, почти седым, с заметными залысинами. У него были небесно-голубые глаза и жёсткие усы. Одет он был в белую рубашку, тёмно-серые брюки и свободный пиджак песочного цвета. На ногах у него были ботинки с объёмным круглым носом. Он запыхался и, сбавив шаг, пытался отдышаться.

— Мы им сказали, где вас найти, и по самой длинной дороге отправили, — продолжил Карнан, когда подошёл к нам. — А я пошёл вас предупредить. Дома не застал, решил, что вы здесь. А кто это с вами?

— Мой старший брат, — я кивнула на Франкенштейна, который крайне выразительно на меня посмотрел. — Вы же после его отъезда сюда перебрались. Он вернулся из Лиора.

— А как? Я оба последних поезда оттуда встретил, но его не видел, — нахмурился Карнан.

— На машине, — я вздохнула. — Потерял управление на мосту, сам выпрыгнул, а машина на дне.

— Так может, послать кого? — тут же озаботился мужчина.

— Мы же алхимики, господин Карнан, сами съездим потом, — я улыбнулась. — Мы пойдём, пожалуй. Может, у этого подполковника острая боль. Даже если он из армии, он всё равно пациент.

Я потянула Франкенштейна за рукав. Он озадаченно нахмурился, но пошёл за мной. Мой, Роделы, топографический кретинизм исцелился, и я прекрасно ориентировалась в городе. В смысле, Фредерика ориентировалась. Я тут была впервые. Город, к которому мы направились от кладбища, был небольшим. Высотных зданий в нём не было — максимум в три этажа. Дома были каменные и по большей части покрытые сероватой штукатуркой. Вдоль булыжных мостовых кое-где росли сочно-зелёные кусты. В общем, довольно типичный индустриальный пейзаж рубежа девятнадцатого и двадцатого веков. В город, однако, я входить не стала, а повернула влево, к его южной окраине. Там стояли чуть особняком несколько домиков. К одному из них, третьему в ряду, я и направилась. У низкого белого заборчика на метровом столбике находился почтовый ящик, выкрашенный бледно-жёлтой краской. На нём аккуратным округлым почерком было выведено «Фредерика Штейн, доктор медицины, алхимик». За калиткой начинался палисадник, где вдоль забора пышно разросся шиповник, а дальше виднелись клумбы-грядки целебных трав: эхинацеи, календулы, ромашки аптечной, валерианы, зверобоя и пустырника. Дорожки были выложены некрупными округлыми камнями, белыми и светло-серыми. От соседей двор закрывал штакетник, увитый плющом. По самому дому разросся дикий виноград, сквозь густую листву которого едва проглядывала серая каменная кладка. На белом крыльце в четыре ступеньки с площадкой в квадратный метр были изящные витые металлические перила, переходившие в козырёк, с которого тоже свисали листья. Я поднялась на крыльцо и подняла руку к ручке двери.

— Фредерика Штейн? — окликнули меня от калитки.

— Да? — я обернулась.

За калиткой стояли двое офицеров в синей армейской форме. Среднего роста жгучий брюнет с практически чёрными глазами, видимо, и был тем подполковником, о котором говорил Карнан, и с ним кареглазая блондинка с короткой стрижкой довольно крепкого сложения. Впрочем, такое впечатление могло создаваться её формой.

— Я хотел бы поговорить с вами, — изрёк подполковник, но в калитку не вошёл. — Это возможно?

— Вы чем-то больны? — я изогнула бровь.

— Нет, — отозвался он.

— Ваша помощница? — он снова отрицательно покачал головой. — Тогда, полагаю, я ничем не могу вам помочь.

— Подполковника беспокоит старая рана, — догадалась женщина и повернулась к нему. — Мы ведь уже приехали, дайте хоть осмотреть.

Подполковник озадаченно на неё посмотрел, а потом как будто вспомнил что-то и вновь повернулся ко мне:

— Да, осколочное ранение. В Восточном городе мне не смогли помочь, порекомендовали вас, — он будто смутившись отвёл глаза. — Я не очень хочу признавать, но меня это и правда беспокоит.

— Что ж, раз так, входите.

Я надавила на ручку и открыла дверь, впуская Франкенштейна. Военных пришлось немного подождать, пока они пересекали палисадник. В доме была небольшая прихожая. Коридор влево вёл в смотровую, дверь в которую была распахнута настежь, справа была лестница на второй этаж, коридор за которой упирался в закрытую дверь. Воспоминания Фредерики подсказали, что там должна быть кухня. За аркой впереди находилась гостиная, скрытая тонкой бледно-зелёной занавеской. Я прошла туда, приглашая гостей следом. Гостиная была просторной. Два окна выходили на задний двор домика и давали много света. Одно из них было открыто, и лёгкий ветерок шевелил тюль и светлые занавески в мелкий цветочек. Ближе к окнам стоял большой обеденный стол овальной формы, в центре которого на вышитой салфетке красовалась пузатая белая ваза с пионами и стеклянный графин с водой в окружении шести стаканов. Вокруг стола разместились шесть мягких стульев с закруглённой спинкой. Справа от входной арки располагался большой угловой диван насыщенного травянисто-зелёного цвета, на подголовниках которого лежали кипенно-белые, вязаные крючком ажурные салфетки. Перед ним стоял низенький журнальный столик, на котором лежало несколько книг. С другой стороны разместился сервант со стеклянными дверцами, за которыми был виден фарфоровый сервиз, и широкий стеллаж с книгами.

— Осмотра не будет? — удивился подполковник.

— К чему он? — хмыкнула я. — Вы совершенно здоровы.

— Тогда зачем было?..

— Садитесь, — я указала на стулья вокруг стола. — Это же Метсо, в конце концов. Военные здесь не в чести.

— Настолько? — он нахмурился.

— Больше, чем вы можете вообразить, — я вздохнула. — Вы не представились.

— Подполковник Рой Мустанг, — он протянул руку.

— Фредерика Штейн, — я пожала её. — А это мой старший брат, Франкен Штейн, — представила я.

— А вы, случайно, не бывали в Лиоре? — они обменялись рукопожатиями.

— Брат приехал оттуда только утром, — я улыбнулась.

— О, вот как, — подполковник явно обрадовался. — Я планировал и к вам заглянуть…

— Непохоже, чтобы вам был нужен такой специалист, — хмыкнула я. — Так по какому поводу вы с.? — я вопросительно посмотрела на девушку.

— Лейтенант Лиза Хоукай, адъютант подполковника, — улыбнулась она.

— Очень приятно, — кивнула я. — Так для чего вы меня искали?

— Я хочу предложить вам попробовать стать государственным алхимиком, — очень серьёзным тоном произнёс Мустанг.

Я откинулась на спинку стула, сложила руки на груди и нахмурилась, глядя на него. Подполковник открыто смотрел мне прямо в глаза, как будто я таращилась на него испытующе. Ну, может так оно и было.

— Вы это всерьёз? — уточнила я.

— Разумеется, — он кивнул.

— Вы предлагаете врачу стать живым оружием, — я вздохнула. — Это даже как-то иронично, вы так не думаете?

— Возможно, — он чуть нахмурился. — Значит, вам не интересно?

— Я не очень понимаю, зачем армии кто-то вроде меня, — я налила себе воды. — Я ведь изучала медицину и алхимию, чтобы спасать жизни, а не отнимать их. Сколько врачей погубила армия во время одной только ишварской зачистки? В Метсо почти нет семей, кого бы это не коснулось.

— Я понимаю, — полковник опустил голову.

— Вы принимали в ней участие? — я посмотрела на него в упор.

— Да, — выдохнул Мустанг.

— Соболезную, — тихо изрекла я.

— Что? — подполковник вскинулся.

— Не похоже, чтобы вам нравилось убивать, — я пожала плечами. — Скорее, вы испытываете чувство вины. Разве нет?

Все присутствующие уставились на меня. В этот момент мне очень не хватало способностей к телепатии. Впрочем, на лицах офицеров было крупными буквами написано удивление, а вот Франкенштейн, как мне показалось, приписывал мне психоанализ. Хотя врачеванием душ я вроде бы как не занималась.