Лягушка Алхимическая

— Я хочу изменить эту страну, — низким голосом заговорил полковник. — Я хочу забраться на самый верх и всё изменить. Мне нужны союзники. Вы многое можете. Если бы вы были государственным алхимиком, вы могли хоть немного улучшить их репутацию.

— Ага, — протянула я. — И вы очень уверены, что ни я, ни брат не сторонники фюрера?

— Как вы и сказали, вы врачи, — хитро улыбнулся он.

— Ха, — я усмехнулась. — Да, в этом вы правы. Я поняла, чего хотите вы. Что получим от этой сделки мы?

— У вас будет специальный контракт медицинских алхимиков, который предполагает исключение вас из приказов касательно использования алхимиков как живого оружия, — начал Мустанг. — Также вы получите полный доступ к Центральной библиотеке Аместриса, ежегодный бюджет государственного алхимика и гранты на медицинские исследования. При этом, всё, что от вас требуется — продолжать лечить людей.

— Что за специальный контракт медицинского алхимика? — озадаченно нахмурилась я.

— После ишварской зачистки из армии уволились почти все врачи алхимики, а их и так очень мало, — он мрачно вздохнул. — Тогда высшие чины приняли решение не включать их в реестры живого оружия. Поэтому для таких специалистов и появился специальный контракт.

— Ага… И когда будет экзамен?

— Через месяц, — подполковник едва заметно улыбнулся.

— Понятно, — я кивнула. — Вы только ради этого приехали?

— Нет, — Мустанг поморщился. — Насколько мне известно, здесь побывал майор Сагрин. Я провожу расследование его деятельности. Он должен ответить по всей строгости…

— Ну, пока на вас форма, вы здесь ничего не узнаете, — я вздохнула. — Вам повезло, что брат сегодня приехал.

— В каком смысле? — подполковник внимательно на меня посмотрел.

— Лично я не сталкивалась с майором, хотя знаю тех, кому не повезло иметь с ним дело, так что помочь ничем кроме имён не могу, — я поднялась и подошла к стеллажу с книгами, и с одной из полок которого достала карту Аместриса. — Но как я говорила, местные не будут говорить с военными. А вот с гражданскими будут, — я вернулась к столу и развернула карту перед офицерами. — Смотрите, если вы доедете до Восточного города на поезде и там сойдёте, никаких подозрений не будет. Там вам нужно будет немного сменить внешность и переодеться в гражданское. Потом сесть на вечерний поезд из Лиора. Мы вас встретим, представим как учеников брата. Тогда с вами будут говорить. Лейтенант, у вас есть способности к алхимии?

— Увы, нет, — отозвалась она.

— Жаль, — я чуть нахмурилась. — Но ничего страшного. Через пару недель мы уже отправимся в Центральный город на экзамен, думаю, вам хватит времени.

— Хочется верить, — согласился подполковник.

— Тогда до вечера. Погодите минутку, я вам выдам лекарство…

Я ушла в смотровую. Комната была разделена на две части плотной шторой. В первой части комнаты была кушетка, кресло и письменный стол. Ещё был шкаф с инструментами для осмотров. Пахло дезинфицирующим средством. Не сильно, но пахло. За шторой находился операционный стол и ещё один шкаф. Тоже с инструментами, но хирургическими. И ещё там была дверь, запечатанная алхимией. Я вздохнула, соединила ладони и открыла её. За ней была небольшая подсобка с полками по стенам, на которых стояли в изобилии разнообразные склянки, горшочки и бутылочки. Я достала одну, на которой была привязана бирка «Нервное». Чуть подумала и взяла ещё ту, на которой лаконично значилось «Анальгетик. Голова». Моя вроде бы уже прошла, но была вероятность, что в какой-то момент Франкенштейна тоже накроет этой антиамнезийной болью. Так что лучше придержать это средство при себе.

Мы с офицерами вышли на крыльцо, и я как будто повторила рекомендации по приёму — две капли на стакан перед сном. Подполковник поблагодарил за помощь и хмыкнул, когда прочёл про себя бирку. Я проводила их взглядом до калитки и вернулась в гостиную. Франкенштейн так и сидел за столом. Он хмурился, изучая оставленную на столе карту. И когда я вернулась и подошла, уставился на меня с немым вопросом. Я глубоко вздохнула и села напротив него.

— Во время скольжения обычно возникает ощущение утраты тела, — начала я издалека. — Чувства исчезают, хотя кажется, будто оно проходит через некое тёмное пространство с точечными источниками света. Как будто через глубины космоса. Сознание при этом на некоторое время оказывается везде и нигде, всегда и никогда. Это состояние быстро проходит, и для ведомого часто не задерживается в памяти, если он не был сосредоточен на этих впечатлениях. При достаточных навыках в этом пространстве можно манипулировать объектами, изменяя их состояние или свойства.

— Да, это я понял после всех случаев, — кивнул он.

— Я сразу скажу, что понятия не имею, как именно это случилось, — я набрала в грудь побольше воздуха. — Во время этого скольжения что-то пошло не так. Моё сознание протащило через огромный пласт знаний, отняв взамен способности Роделы. Таким образом я оказалась здесь. В другом мире.

— Что? — Франкенштейн опустил подбородок, испытующе глядя на меня. Немой вопрос на его лице был о том, а не поехала ли Родела-ним кукухой в столь древнем возрасте.

— Это другой мир. Не тот, в котором ты жил раньше, — я тяжело вздохнула. — Мне будет сложно, поэтому, пожалуйста, не перебивай. Это знание я получила по пути сюда, так что формулировать мысль придётся на ходу. Итак. Существует некий изначальный мир. Всем разумным существам этого мира его создатель даровал способность создавать новые миры. И дубликаты миров. И дубликаты дубликатов. И так далее. Акт творения заключается в написании истории, создании фильма, мультфильма, графического романа, игры и прочего подобного. Акт этот требует некого навыка, может, толику таланта. Я изначально принадлежу ему — этому миру создателей. Мир, в котором мы познакомились, был дубликатом другого созданного там мира. Дубликатом, сотворённым мной с некоторыми небольшими изменениями, — я сделала небольшую паузу. — Тебе знакомо понятие Мери-Сью?

— Да, — он медленно кивнул. — Но при чём оно здесь?

— Ну так вот я она и есть, — я мрачно посмотрела на него. — Мы с тобой, в принципе, родились в одном мире, только я как все обычные люди, а ты как Афина.

— В смысле? — Франкенштейн наградил меня хмурым взглядом.

— В коромысле, блин, — фыркнула я. — Греческую мифологию не припоминаешь? Как Зевс родил Афину? Из головы он это сделал.

— То есть, я вымышленный персонаж? — он озадаченно уставился на меня.

— Насколько я могу судить, сидя прямо перед тобой — ты вполне реален. По крайней мере, для этих миров, — отозвалась я. — И если ты будешь, например, меня душить, я буду задыхаться.

— Я имел в виду, что я, выходит, не живой… — он опустил голову.

— А что такое жизнь? Ни наука, ни философия не могут дать ответ на этот вопрос, — я опять тяжело вздохнула. — Для моего ты невозможен. Но это не делает тебя менее живым в твоём.

— То есть, мой мир не реален?

— Слушай, ты не галлюцинация шизофреника, ты — человек, вполне живой и настоящий, — я слегка нахмурилась. — Просто твой мир был, возможно, создан не так, как мой. Может быть, я тоже придуманный кем-то герой, которого из того мира унесло глубже в ветви творения. Кто может сказать, насколько он реален? Давай остановимся на определении Декарта — я мыслю, следовательно, существую.

Франкенштейн вдохнул и выдохнул. И замолчал. Надолго так замолчал. Я ожидала от него гораздо более бурной реакции. Сломанного стула, перевёрнутого стола, крика и ругани. Попыток призвать Тёмное Копьё, а после провала — придушить меня так, голыми руками. Но он молча сидел, опустив голову и обхватив её ладонями так, что пальцы запутались в волосах. Я сидела, молчала и боялась бури.

— Вы сказали, — поднял голову Франкенштейн, — что у вас уже был такой опыт. Какой по счёту этот мир для вас?

— Это… — я ненадолго задумалась, считая. — Выходит, одиннадцатое путешествие. Хотя в этом мире я уже бывала.

— И как вы его покинули? — заинтересовался он.

— Тебе не понравится, — мрачно изрекла я, вспоминая.

— И всё же, я настаиваю, — сурово посмотрел на меня Франкенштейн.

— Ну, я покинула его в буквальном смысле — погибла, — я нахмурилась. — По крайней мере, сомнительно, что я выжила после падения на дно ущелья вместе с поездом после подрыва моста.

— Только таким образом? — он свёл брови.

— Чаще я просто теряла сознание, — призналась я.

— Тогда мы должны… — он оборвал фразу на середине, поморщившись и сжав переносицу.

У Франкенштейна на лбу выступил пот, глаза покраснели. Похоже, его накрыло воспоминаниями Франкена Штейна, старшего брата-близнеца Фредерики. Ну, или от всей этой информации мигрень разыгралась. Я достала склянку с анальгетиком, наполнила стакан водой и накапала туда пять капель. Посмотрела на учёного и докапала ещё две, после чего придвинула ему стакан. Франкенштейн глянул на него, а затем залпом выпил. Примерно через полминуты его отпустило.

— Спасибо, Фреди, — он слабо улыбнулся мне, а через мгновение удивлённо округлил глаза.

— Не за что, — вздохнула я и с кислой миной добавила: — Воспоминания — один из бонусов посещения нового мира. Нам повезло с миром, на самом деле. Здесь ценится научная мысль. И есть много книг и информации. Так что, полагаю, я смогу найти способ безопасно вернуть тебя домой.

— А себя? — Франкенштейн нахмурился.

— Без понятия, — я беспечно пожала плечами. — В мире, где мы встретились, я была дольше, чем где-либо до этого. И обычно меня вышвыривало домой. Но вот я здесь, и ещё и ты почему-то тоже здесь. Ты начал что-то говорить, когда тебя прервал приступ головной боли.

— Да, я хотел сказать, что мы должны попробовать вырубить меня, — он кивнул. — Может, получится.

— Я бы не особо рассчитывала, — я вздохнула. — Но давай попробуем.