Лягушка Алхимическая

— И как, интересно, ты себе это представляешь? — Франкенштейн закатил глаза. — Я и так стараюсь…

— Но вы были так обходительны! — снова подала голос Аделина.

— Это всего лишь результат воспитания, — он вздохнул. — Мне казалось, я не давал вам повода. Простите меня, если вам показалось иначе.

— Танец, — тут же заявила она.

— Что? — у Франкена взлетели брови.

— Один вальс в качестве извинений!

— Как угодно.

Франкенштейн вздохнул, посмотрел на меня и как будто неохотно убрал руку. Они ушли танцевать, а я осталась, как статуя, на лестнице. Я подумала вернуться к заварным и, может, выпить чаю и даже начала подниматься, когда меня догнала Мередит Гратц. Она довольно бесцеремонно, хотя и не грубо взяла меня под локоть и потянула наверх. Там мы устроились за маленьким круглым столиком, и я с тоской уставилась на большой стол, до которого дойти она мне не дала, оставив и без чая, и без пирожных.

— Чудесно выглядит ваш брат с Аделиной, — тут же сообщила она. Сидели мы при этом так, что зала было не видно. — Он ведь холост?

— По его собственному признанию пару минут назад — женат, — я вздохнула. — Ну, я знала, конечно, что у него есть любовь всей жизни, но не думала, что он эти отношения так определяет.

— И эта любовь — это… — Мередит многозначительно окинула меня взглядом с головы до ног. Аж как-то неприятно стало.

— Наука, — бесстрастно сообщила я ей.

— Но он так ведёт себя с вами, как будто…

— Как будто нам не нужен кто-то четвёртый? — я скривилась. — Ну, так и есть…

— Четвёртый? — зацепилась она. — А кто третий?

— Вы были невнимательны, капитан, — я мрачно вздохнула. — Нас давно уже трое — он, я и алхимия.

— И вы никак не можете на него повлиять? — у Мередит сделалось будто просящее выражение.

— Зачем? — честно озадачилась я.

— Понимаете, Аделина… С того дня, как вы впервые переступили порог ателье, она только о нём и думает, — вздохнула капитан. — А она ведь уже… Сами понимаете…

— Не понимаю, — призналась я.

— Все её ровесницы уже вышли замуж, а она ещё нет.

— Это, конечно, повод, — я саркастически поджала губы. — Аделина — замечательная девушка. И ей точно не подойдёт кто-то вроде моего брата.

— В вас говорит ревность, — Мередит сердито поджала губы.

— Здравый смысл во мне говорит, — я вздохнула. — Впрочем, я вообще не понимаю причины этого разговора. Я не решаю ровным счётом ничего в личной жизни Франкена. Если бы решала, он бы… Впрочем, не важно.

Мне очень не хотелось продолжать этот бессмысленный разговор. Если быть точнее, мне и начинать-то его не хотелось, и теперь я не знала, как бы из него потактичнее выкрутиться. Впрочем, если бы она продолжила меня окучивать, терпение у меня могло бы и закончиться, но в этот момент объект нашего разговора возник на балконе. Франкенштейн подошёл к столу и взял два бокала шампанского, потом повернулся ко мне, увидел нечто за моей спиной и отставил один. Я обернулась.

— Добрый вечер, доктор Фреди, — улыбнулся мне мужчина, стоявший прямо за мной.

На вид этому человеку было около пятидесяти, может, немного больше. Смолёно-чёрные волосы были аккуратно зачёсаны назад, правый глаз был скрыт чёрной повязкой. На волевом широком лице под крупным прямым носом располагались этакие усы Сталина с опущенными уголками, такие же чёрные, как и волосы. Он был довольно высоким и весьма широкоплечим. На нём была парадная ультрамариновая форма с бушлатом. Это был сам Кинг Бредли — фюрер Аместриса. Я онемела, не в силах даже встать.

— Я рад встретить вас лично, — продолжил он. — Мне доложили о ваших потрясающих успехах в алхимии. И как это вам в голову пришло создать этот препарат?

— Это случайное открытие, Ваше Превосходительство, — с трудом выдавила я.

— Но это не умаляет вашего достижения, — снова улыбнулся фюрер. — Могу я пригласить вас на танец?

Я неуверенно поднялась. Он куда-то отвернулся, и я одними губами произнесла Франкенштейну: «Спаси меня!» Он усмехнулся, салютовал мне бокалом шампанского и сделал глоток. Мне ничего не оставалось, кроме как спуститься с фюрером в зал и присоединиться к танцующим. В моей голове тут же начали водить хоровод мысли о том, что обо мне будут говорить. Слухов-то ещё и не было вовсе, а я уже ощущала себя униженной. Потому что красивая женщина — а Фредерика действительно была очень хороша собой — по мнению мужицкого общества, просто не могла сама достичь чего бы то ни было. И вот эта красивая женщина, о которой повествует целая огромная статья в «Ведомостях» танцует с самим фюрером на новогоднем вечере. Как же, спрашивается, достигла она такой известности, если не через его постель? Тот факт, что я его вообще лично впервые увидела, даже не будет никак учитываться. Вечер становился всё хуже.

— Вы разрушаете мою репутацию, как женщины, — почти прошептала я.

— Я могу приказать, чтобы не смели говорить о вас всякую чушь, — заметил фюрер.

— Ещё лучше, — я мрачно поджала губы.

— Кто бы что ни говорил, вы всё равно останетесь большим учёным, — хмыкнул он. — А полковник Кессер, насколько мне известно, сначала смотрит на работу, а потом на имя автора.

— А, не важно уже, — я вздохнула. — Прошу прощения.

— Я слышал, вы были в Ишваре? — резко сменил тему он.

— Э, да, — несколько не растерялась я. — Работала в полевом госпитале.

— Так вы спасали жизни наших раненых солдат, — улыбнулся он.

— Да, разумеется, — я кивнула.

— И вы, конечно, получили награду? — фюрер изогнул бровь.

— Я получила бесценный опыт, — моя попытка улыбнуться, как мне показалось, больше смахивала на нервный тик.

— И только? — как будто удивился он.

— Ещё ночные кошмары время от времени, — призналась я. Мне и правда иногда снились те два офицера, которые пришли убивать моих пациентов. И если в реальности я убила их, то во сне концовки были разные. Очень разные.

— А сколько жизней вы там спасли? — фюрер явно продолжал меня допрашивать.

— Я не считала, — улыбка вышла чуть больше похожей именно на улыбку, а не на судорогу.

На этом, на моё счастье, вальс кончился. Фюрер, как полагается кавалеру, проводил меня до злополучной лестницы и, видимо, решил, чтобы избавить меня от перетолков, перетанцевать как можно больше дам в зале. Первой под руку ему попалась Аделина.

— Она оттопчет ему ноги, — раздался надо мной голос Франкенштейна.

— Тебе, что ли, оттоптала? — мрачно поинтересовалась я, обернувшись.

— Ага, — он кивнул. — Прямо по одному и тому же месту и четыре раза, — его рука опять оказалась на моей талии. — А ты говорила, что ты плохо справляешься, а ни разу мимо паркета не промазала.

— Хватит надо мной издеваться! — я вскипела, сбросила его руку и решительно пошла наверх с твёрдым намерением посылать к чёртовой матери любого, кто подойдёт ко мне с вообще любым предложением — хоть повальсировать, хоть повистовать, хоть надраться до зелёных соплей.

Я взяла бокал шампанского, мысленно предрекая себе утренний похмельный ад, и уселась за маленький столик. Покрутив пузырящийся напиток в руке, я поднесла его к губам: хватит в печали сидеть и уныньи — давайте нажрёмся, как пьяные свиньи. Честно, я хотела выпить бокал залпом, но вездесущий Франкен мягко, но настойчиво изъял у меня его и поставил на стол. Он укоризненно смотрел на меня сверху вниз.

— И что это ты вытворяешь? — вскинув брови, спросил он.

— Отстань, — у меня не было сил с ним ругаться. Да и хватало разума не делать это при такой толпе.

— Не могу, — он улыбнулся. — Что-то произошло?

— Я ничего не спрашивала, когда ты решил надраться в первый день пребывания здесь, — я скривила жабью морду.

— Хочешь, анекдот тебе расскажу? — Франкенштейн склонил голову набок.

— Нет, — в ужасе отпрянула я.

— Хочешь испортить мне праздник? — он недовольно свёл брови.

— Праздник там, — я неопределённо махнула рукой в сторону лестницы. — А тут кружок уныния, — пояснила я, обводя себя и столик.

— Я не уйду, пока ты не объяснишь мне, — Франкен притянул стул и сел напротив.

— Тогда здесь тебя и похоронят, — хмыкнула я. — Кстати, а чего Аделина хотела добиться танцем с тобой?

— Не знаю, — он пожал плечами. — Если отомстить, то нога у меня всё ещё болит, а если думала, что у меня к ней что-то вспыхнет… То попытка была ниже среднего.

— А какую ты бы засчитал недурной? — я вскинула брови.

— А тебе зачем? — Франкенштейн улыбнулся. — Ты и так живёшь со мной под одной крышей.

— Хочу знать, кого могу обнаружить случайно с утра на твоих коленях — Девушку В Беде или женщину-вамп, — я пожала плечами.

— В этом мире на моих коленях ты сможешь обнаружить разве что кота, — он усмехнулся. — Допивай, и пойдём танцевать.

— Но я…

— Если ты думаешь, что это был вопрос, то нет, — Франкен ткнул меня пальцем в лоб. — Я заставлю тебя улыбаться сегодня.

— Я улыбалась, — обиженно заявила я. — Днём.

— Это не то, — он нахмурился.

— Тогда проще всего увезти меня домой, — я вздохнула.

— А мы не ищем лёгких путей.

Франкенштейн придвинул мне бокал и я, выдохнув, будто собиралась опрокинуть полстакана водки, допила. Через мгновение он уже потянул меня вниз, бормоча что-то вроде «Прочь из кружка уныния, прочь». Шампанское, должна заметить, очень злой напиток. Из-за этих клятых пузырьков оно даёт в голову очень резко и внезапно. Добавим к этому, что и я, и Фредерика весьма воздержаны к алкоголю. И казалось бы, всего какой-то бокал шампанского, но меня так понесло, что я умудрилась даже вспомнить движения мазурки. Почти как студент на экзамене — вспомнить то, чего никогда не знал. Танцевали её сплошь знакомые всё лица — Бозиары, Гратцы, Штурцы, Берхт с Аделиной, а с фюрером танцевала на вид так вообще дебютантка. И всё бы ничего, если бы не ощущение марионеточности моей бренной тушки и лёгкого помутнения. То ли рассудка, то ли подташнивало.

Возможно, моё настроение так и осталось бы где-то очень сильно на уровне пола, если бы после третьего по счёту танца нас с Франкеном не поймал Гедеон Штурц, предложивший немного отдышаться и сыграть партию как раз перед викториной. У меня это предложение особого энтузиазма не вызвало — во-первых, у меня и так почти не осталось билетов, а во-вторых, я остро нуждалась в том, чтобы съесть чего-нибудь. И это что-нибудь лучше бы было пожирнее. А вот Франкенштейн практически вспыхнул. Он сразу же согласился и весьма охотно направился за нашим пациентом к столам для виста. Его супруга бросила на карты какой-то даже презрительный взгляд и предложила мне оставить это мужланское развлечение мужчинам.

— О, сестрица любит играть в карты, — придержал меня Франкен, стоило мне дёрнуться, чтобы пойти с ней. — Она точно не пропустит эту партию.

— Вот только нам теперь надо найти четвёртого, — хохотнул господин Штурц. — Юстиния, может, ты позовёшь к нам Лили?

— Девочку в дебюте и за карточный стол? — взвилась она. — Ты в своём уме?

— Тогда Рихарда, — пожал плечами её супруг. — У нас здесь четверо детей, и ты ни одному не позволишь поиграть со мной?

— Лучше пусть он играет с тобой в карты, чем курит с офицерами, — фыркнула она.