Цветок забвения

Глава 14

Я открыла глаза. И тут же мучительно зажмурилась.

Солнечный свет заливал комнату. В тишине звучало дыхание — смешанное, сбивчивое, тяжёлое. Чувствуя неутихающую боль, я посмотрела вниз и поняла, что вдавливаю ладонь в грудь, будто желая добраться до сердца. Тогда как моя вторая рука…

Чёрт!

Не знаю, что в тот момент пугало сильнее. То, что в моих мыслях пронеслось ругательство Старца. Или то, что я сжимала себя между ног, будто пыталась усмирить желание, тоже свойственное исключительно этому мужчине.

Шок.

Я отдёрнула руки, но это не помогло, навязчивое ощущение в груди и между бёдер никуда не делось.

Конечно, я должна была предвидеть это. Я сама предложила, догадываясь, чем всё закончится… Вот только, в буре эмоций — от негодования до страха — гнева не было. Почему-то я не могла злиться на Старца. Всё, что он делал со мной, с точки зрения Дев было недопустимым, но таким понятным лично для меня. Вместо того, чтобы клясть свою «осквернённость», я впервые почувствовала себя по-настоящему неприкосновенной. Защищённой. Ценной.

Живя с бременем увечья в идеальном мире, я видела в себе лишь недостатки. Даже высшее мастерство не могло компенсировать ущербность моего тела. Но Старец моих изъянов не замечал. Я была совершенством в его глазах. Зачастую его привязанность проявлялась в формах мне не понятных, но это безусловное, сильное, направляющее каждый его шаг чувство невозможно было осуждать.

Спасибо, что спас меня.

Я повернулась, чтобы сказать это и узнать, что он сам думает обо мне. Но стоило мне отстраниться, как мужчина поднялся, забрал оружие и пошёл к двери. Его штормило. Выходя, он даже схватился за косяк двери, будто свалившийся на него груз чужих эмоций и воспоминаний пригибал его — несгибаемого — к земле. Разве такое возможно? Он казался более шокированным, чем я. Нетипично для человека с его прошлым, изобилующим по-настоящему шокирующими событиями.

— А… — я хотела было окликнуть его, на этот раз по имени, но Илай не обернулся, даже не помедлил.

Похоже, после этого «сна» ему требовался куда более основательный отдых. И когда мужчина вышел, оставляя дверь распахнутой, моя амнезия стала мне по-настоящему ненавистна. Что он такого узнал обо мне, что теперь мог с лёгкостью меня игнорировать?

Всё утро я ходила встревоженная и, когда встретилась с таким же встревоженным императором, то внезапно поняла, почему Старец уступил ему в тот раз, когда он пришёл за мной. Илай не стал сражаться, потому что из-за меня уже погибло одно Дитя.

— Больше не теряйся так внезапно, будь добра, — попросил меня император. — Во дворце и так хватает слухов, не компрометируй себя ещё сильнее.

Что-то мне подсказывало, что это только начало.

— Слухи — меньшее, что сейчас должно нас тревожить, — ответила я, и он заботливо прикоснулся к моему лицу.

— Так и есть, но ведь ты говоришь не о Датэ, да?

Вздохнув, я поведала ему, чем занималась этой ночью. Пусть это и были крайние меры, я не жалела, что на них пошла.

Мне нужно было подтвердить другие слухи. Те, которые ходили о Старце. Я собиралась убедиться в том, что он неисправимый отступник, убийца своего мастера и господина, мой похититель. Так и оказалось. Но контекст менял всё.

Так что плевать на слухи.

— Всё это не укладывается в голове, — добавила я. — Целая жизнь пронеслась перед глазами. Но это была чужая жизнь. Этого недостаточно. Мне нужны мои воспоминания.

— Я расспрошу его сам, если он не хочет говорить тебе прямо, — предложило Дитя.

— И тогда я услышу о своём прошлом из третьих уст.

— Скорее всего, он увидел то, что травмировало тебя, и не хочет делиться этим по понятным причинам.

— Намекаешь на то, что мне лучше оставаться в неведении?

— Не знаю. Надо его спросить.

— Нет, так не пойдёт. Рассказ о моём прошлом будет мало чем отличаться от слухов, а я только что поняла, насколько слова бывают лживы, даже если люди говорят правду. Мне недостаточно просто узнать, мне нужно почувствовать. Вспомнить.

Дитя понимающе кивнуло, но в его голосе звучало сомнение:

— Значит, ты всё-таки согласна, чтобы он тебя… «опечатал»?

Да. Я видела, каким серьёзным Старец становился, когда дело доходило до использования техник. Касалось ли это племянницы или его мастера — он осознавал свою ответственность в обоих случаях и полностью контролировал происходящее. Он не кичился своим мастерством, но знал ему цену и был уверен в своих способностях.

Его сила меня больше не пугала. Но это не значит, что я перестала бояться самого мужчину. В привычном смысле этого слова — да, но у страха теперь появилось столько оттенков. Я знала, что Илай мне не навредит, но всё равно робела, представляя, что придётся снова ему довериться. Теперь уже не только мысленно.

Поэтому я охотно согласилась с доводами Дитя.

— Не торопись, ты ещё недостаточно окрепла, тем более для чего-то настолько рискованного. Никто не знает, как отреагирует твоё тело на печать. Через неделю полнолуние. Я подготовлю внутренний сад, он создан специально для любования ночным небом. Пусть оно здесь тусклее, чем в горах, уверен, ты сможешь насладиться им.

Конечно, я в этом не сомневалась, я бы даже предвкушала, если бы не странное чувство вины и навязчивые мысли о Старце. Я никогда раньше так много о нём не думала, даже если он находился совсем близко. Теперь же он проводил дни напролёт за пределами дворца, пытаясь отдышаться. Ведь выражение его лица, когда он уходил, намекало именно на это? Что ему нужно прийти в себя. «Погасить» полученные впечатления новыми, какими угодно — жестокими, развратными, наркотическими или наоборот, самыми обыденными. Может, он тоже решил полюбоваться ночным небом.

Что промелькнуло в его упрямо избегающих меня глазах в тот раз? Злость? Несогласие? Ненависть? Мне хотелось найти его и сказать прямо: «Я видела, как ты убивал и трахался! Всё то, чего ты сам стыдишься, открылось мне! Это я должна отворачиваться от тебя!».

Казалось, мы поменялись местами. Унизительное чувство. Ещё более острое и невыносимое из-за того, что не так давно Илай боялся выпустить меня из виду.

Тут могло помочь лишь полнолуние и подходящая для его празднования компания. Чем бы ни утешался Старец, моё утешение ему в любом случае не переплюнуть, и эта мысль тоже утешала.

Император, как и обещал, распорядился подготовить сад — небольшой уголок рая внутри дворца, закрытый со всех сторон стенами. Служанки приготовили угощения и почистили фонтан, садовницы нарезали цветов и собрали розовые лепестки, стражницы закрыли ставнями все окна, выходящие в сад, придворные принесли музыкальные инструменты. Все они были сосредоточены на своих обязанностях и вряд ли собирались расслабляться, помня наказ Дитя во всём потакать мне. Но в итоге, как только луна сменила на небе солнце, все эти женщины пели, танцевали, плескались в воде и делились историями, а я плела им венки, которые никогда не завянут, и подливала в бокалы вина.

Лунный свет ощущался на коже лаской. По сравнению с ним вода в бассейне фонтана казалась жёсткой. Откинувшись на спину, я разглядывала звёздное небо и слушала женский щебет. Моя свита заплетала мне волосы, украшая их цветами. Это было почти… почти то, что нужно. Но именно эта неполноценность вызывала ещё большую тоску. Здесь не хватало кое-чего очень важного, того, в чём заключался весь смысл утешения, но восполнить эту нехватку я могла лишь количеством: подруг, вина, света. Я подняла руку к небу, накрывая луну ладонью, будто собираясь дотянуться. Мне хотелось ближе, ярче, сильнее…

— Я здесь, — мужской голос ворвался в симфонию песен и музыки.

Встревоженные женщины с криками кинулись к своей одежде. Кто-то к оружию. Я же опустила руку, разглядывая Старца сквозь пальцы. Белые волосы сияли в холодном свете, а выгоревшие глаза стали ещё темнее: потрясающий контраст, которым я только что любовалась в совсем ином виде. Илай стоял напротив у края фонтана. Вызывающий, подавляющий, как будто бы совсем неуместный, и всё же…

Я посмотрела на небо. Потом снова вернула взгляд на мужчину. И вскинула ладонь, останавливая стражу.

— И как же ты здесь оказался?

— Брось. Мне даже Датэ таких вопросов не задавал, когда я пробрался в его лагерь.

— Жаль, что это тебя ничему не научило.

— А тебя? Почему ты такая беспечная?

— Беспечная по сравнению с тобой? Мне тоже надо было бежать без оглядки, едва только я узнала, какой ты распутник и… — Я не знала, что ещё вменить ему в вину. — Интересно даже, что ты сам узнал обо мне.

Старец присел и выловил из воды лепесток, сжимая его в пальцах, отчего мне захотелось сглотнуть.

— Всё.

Всё? В каком смысле «всё»? Всё, что хотел увидеть, или вообще всё? Почему его «всё» казалось куда более весомым, основательным и важным, чем моё? Речь даже не о ценности сведений. Как он мог превзойти меня в том, в чём я была мастером, и о чём он сам узнал только накануне?

— Ну конечно, — признала я в итоге, — ты же такой бесцеремонный и жадный, надо было понимать, что ты не упустишь возможности присвоить без остатка то, к чему тебя подпустили.

— Моя жадность — результат твоей щедрости.

— Не за что. Похоже, ты так пресытился, что решил меня впредь избегать.

— Ну теперь же я здесь.

— Из зависти, должно быть. — Я оглянулась на попрятавшихся за деревьями женщин. На Жемчужин, которые прятаться не собирались, но он их всё равно не замечал. Старец смотрел на меня, и после недели игнорирования такое сосредоточенное внимание почти смущало. — Тебе же вечно мало, но дом Утешений не сможет предоставить тебе ничего подобного.

— Мне ничего подобного и не надо, я такими извращениями не занимаюсь.

— Да я знаю, какими ты занимаешься.

Ванны с розовыми лепестками, лунная ночь, дюжина красавиц… вся эта мишура, прикрывающая суть. Его стиль — быстро, случайно, по ходу дела, ненавидя себя в процессе. Но влюбляясь в меня ещё сильнее.

— Точно. И что ты будешь с этим делать? — спросил Старец, и я растерялась. — Ещё до того, как я убил отца и бросил свой дом, я уже был проклят. Так что я пойму, если ты захочешь держаться от меня подальше.

— Да… сейчас бы не помешало.

— Но это не значит, что я тебе это позволю, — закончил он, сжимая лепесток в кулаке. — Тем более, когда дело доходит до твоего купания.

Ах да, он овладел этим искусством в совершенстве. Серьёзно, для него это была целая церемония. Старец ни одной любовнице не уделял столько внимания, сколько мне, когда собирался искупать.

Конечно, там не было роз, ароматных курений, музыки и посторонних людей. Воды самой по себе хватало, чтобы наслаждаться ванной. Оправдывая своё желание гигиеной, мужчина прижимал меня к себе, зарывался пальцами в волосы, гладил, прикасался везде. Но, даже выглядя и ведя себя как безумец, он контролировал каждое своё движение.

— О чистоте моей беспокоишься, надо же, — сказала я.

— Ещё как. Мне ненавистно, если что-то грязное касается тебя, поэтому я следил за тобой особо тщательно. Мне же нужно было как-то искупить собственную скверну. — Раскрыв ладонь, он выпустил ничуть не помятый лепесток. — Мои руки привычнее. Используй меня.