Цветок забвения

Глава 11

На самом деле, Илай заслужил звание отступника до того, как стал им. Люди, ещё не до конца потерявшие трепет перед богами, начали потихоньку в них разуверяться, глядя на него.

Раньше отшельники искали себе хозяев исключительных нравственных качеств. Это были благородные люди, необязательно богатые, но милосердные и честные, которым Старцы, Калеки и Дети служили безвозмездно, потому что чувствовали — в этом их призвание. Ни один отшельник не стал бы защищать Маяра и руководить его бандой висельников.

Генерал нанял их как раз потому, что эта работа требовала полного отсутствия совести. Пока Илай «прохлаждался» в песках, в городе возникло организованное сопротивление. Это были отчаянные, совершенно сумасшедшие люди, которые бросались прямо на мечи, если их изначальный план не срабатывал. А чего только не было в их арсенале: яды, стрелы, зажигательные смеси, засады, ловушки… женщины и дети: иногда подростки, иногда малыши, которых бунтовщики использовали в качестве психологических доспехов.

— Лучше убивать этих ублюдков сразу, — сказал ему как-то между делом один из стражи. — Если пожалеешь, их отправят на допрос. А там… ну, знаешь…

Мастер, а теперь отец заставляли его направлять оружие на то, что он хотел спасать. И оба говорили, что это правильно, а Дитя не появлялось, чтобы его в этом разубедить.

— Они бунтуют против засухи так же, как против войны, хотя засуха разоряет их земли сильнее. Но до богов им не добраться, поэтому они решили лезть ко мне! — ярился отец после очередной прогулки. — Почему я должен жалеть их детей, раз они сами их не жалеют? Наши города и так кишат всякой мразью, так что я просто выполняю волю императора, сокращая их численность. А если бы он был со мной не согласен, то давно бы направил сюда свои войска и прикрыл эту чёртову лавочку. А Дитя? Они и против него бунтуют, раз им не угоден его закон. А ведь даже я его исполняю!

Закон… Блюсти его никогда ещё не было так трудно. То, что казалось естественным, превратилось в пытку. Война, о которой говорили с таким ужасом, меркла по сравнению с тем, через что проходил каждый день он. Ведь видеть врага в мужчине — приемлемо. Илай же должен был видеть врага в том, что свято. Женщины, дети, семья…

Однажды он появился на улицах во время облавы, устроенной напившимися головорезами отца, и вмешался, чтобы остановить насилие и грабёж. К сожалению, со стороны это выглядело так, будто он принимает активное участие. А после того, как виновников казнили, ненавидели и боялись его уже не только горожане. Пару раз Илай находил под дверью своей комнаты выпотрошенных кошек и щенков, которые были скорее олицетворением его собственной жестокости, чем реальной местью со стороны его подчинённых и слуг.

Пытаясь восстановить репутацию, он всё только усугублял, пока не остался один единственный способ. Тот самый, которого он избегал целый год.

Целый год Илай наблюдал за бессмысленными попытками наследницы Маяра научиться фехтованию. Оказываясь во дворе в моменты её «тренировок», он невольно замедлял шаг и присматривался.

Никуда не годится.

Маяр отказался нанимать ей учителя, поэтому она просто лупила деревянным мечом по манекену. Изо дня в день. Упорно и зло.

Никаких учеников, Илай. Никаких учеников. Хватит и того, что ты вышел во Внешний мир и служишь худшему из людей.

Тем не менее, он начал замечать за собой, что выглядывает во двор, когда там поднимался стук. Смотря на это безобразие, он не мог не вспоминать, с каким упрямством сам колотил по камню. Но мастер, по крайней мере, поставил ему удар, который Илай отрабатывал, даже не зная о печати. А в том, что он видел теперь, не было никакого смысла.

Так думал не он один, это действовало на нервы всем домашним, но терпение позволялось потерять только Маяру. Так однажды, оказавшись во дворе в момент «тренировки», генерал остановился и раздраженно пощёлкал хлыстом по сапогу.

— Ты, — кинул он одному из прислуги. — Позови сюда Наследника.

— Он уехал, господин. Но я немедленно…

— Плевать. Зови его жену.

Женщина прибежала к нему со скоростью, которая была присуща лишь отшельникам и слугам Маяра.

— Простите, господин. Ями просто хочет угодить вам.

— У неё уже идёт кровь? — перебил её генерал.

— Не… нет. Ей всего девять.

— Она должна стать женщиной как можно скорее. Мне нужен наследник мужского пола. Скажи ей, чтобы не страдала хернёй, а готовилась.

— Готовилась? — Она вскинула на него испуганный взгляд.

— После того, как она познает мужчину, её тело сформируется быстрее.

От услышанного у неё подогнулись колени, и она свалилась на землю.

— Господин, не торопитесь, прошу, — залепетала женщина. — Вы переживёте всех нас, я это точно знаю. Вы здоровы и так сильны, что увидите ещё десять поколений своего великого рода. В таком деле недопустима спешка, а вы ведь до сих пор не выбрали ей супруга. Выберите ей лучшего из мужчин, молю.

— Кто сказал, что лишать девственности её будет именно муж?

Страшная догадка исказила лицо женщины.

— Не смотри так, — проворчал Маяр, отходя от неё. — В вашем отродье всего капля моей крови, надо это исправить.

Взвыв, она поспешно заткнула рот рукой, закусила кулак до крови. Но Ями услышала её и побежала с тренировочным мечом, собираясь опять наброситься на урода, который регулярно обижает дорогих ей женщин. Она замахнулась и рубанула деревяшкой со всей силы. Илай даже не подумал отойти или защититься, слишком занятый осмыслением того, что только что выдал отец.

— Как ты смеешь?! — вскричала мать, хватая Ями и начиная отвешивать шлепки. — Почему ты никого не слушаешь?! Я же просила тебя не выходить из дома!

Илай остановил её руку, после чего присел перед девочкой, которая изо всех сил старалась не заплакать.

— Что ты делаешь, Ями? — спросил он тихо. — Разве у тебя нет подруг, с которыми ты могла бы вместе играть и учиться? Кто разрешил тебе дурачиться с оружием? Хоть оно и тренировочное, с твоими навыками ты рано или поздно вывихнешь себе руку.

— Дурачиться? Конечно, ты же отшельник, мы все тут дурачимся, по-твоему. Вот только ты ничего не делаешь, хотя мог бы уже давно перебить весь этот дурацкий город! Так что лучше я буду дурачиться с мечом, чем ты будешь с ним серьёзничать! — Мать трясла её и дёргала за уши, но Ями не замолчала, пока не договорила до конца. — Отдай его мне, он мой, это я — наследник, а не ты! Или мне это нужно на лбу написать?

— Нет, не нужно. Глядя на твоё фехтование, я понял, что каллиграфии тебя тоже не учат.

Маяр не предоставил им наставников по важнейшим для наследника дисциплинам. Её здесь вообще ничему не обучали, а значит, хозяин никакого потенциала в ней не видел кроме потенциала её матки. Ни на что большее женщины, по его мнению, не были способны, но даже главные свои обязанности некоторые из них выполняли чёрте как. Её мать, например, с задачей не справилась, и Маяр опасался, что дочь окажется такой же порченой, и поэтому решил научить её… боги, научить её «быть женщиной».

— Зато ты всё умеешь и теперь над нами издеваешься! — Она покраснела от стыда и боли. — Бьёшь самых красивых женщин и рисуешь свои каракули!

— Ну прости, пожалуйста.

— Не прощу! Ты избил госпожу Руи, а на лице папы оставил свою подпись!

— Это не моя подпись, а титул, который я ему передал.

— А мог бы нарисовать что-нибудь красивое! Цветок или звезду!

— Это клеймо, оно не обязано быть красивым, хотя я, между прочим, старался. Твой отец — мой брат — согласился с тем, что это лучший вариант, потому что своё клеймо он на меня тоже поставил. — Илай указал на своё лицо. — Я ушёл в пески, уступая ему первородство. Я стал Старцем, а он Наследником.

— Не говори, что ты его брат! Его брат похож на него как две капли воды, а ты просто хочешь отобрать у него это место и место наследника! Потому что ты никому не нужен и тебя никто не любит!

Вздохнув, Илай выпрямился и пошёл к воротам, где его ждал ненавидящий ждать отец. Но внезапно его мягко схватили за руку, останавливая, и он обернулся, по-настоящему удивлённый. Он ожидал удара в спину, когда услышал быстрые шаги.

— У тебя очень красивый почерк! — Ями глядела под ноги, не показывая слёз, которые выдавал голос. — Отец сказал, что мне нужно научиться писать так же, но я никогда так не смогу! Я ничего не умею, поэтому ты… ты напиши у меня на лбу, как у папы. Может, тогда дедушка признает меня.

Сопровождая Маяра в тот раз, Илай выискивал бунтовщиков в толпе с надеждой. Он бы не стал им препятствовать. Но его безумный взгляд сами бунтовщики растолковали иначе. Его настроение внесло серьёзную поправку в их план, и они не решились напасть. А потом, оправдав их трусость, полил дождь.

К вечеру он набрал силу, поэтому по возвращение домой, оставив отца ужинать в одиночестве, Илай ушёл на веранду. В течение года он не пропустил это зрелище ни разу. Дождь в пустыне трудно воспринимать подобным образом, он просто жизненно необходим, он неистов и неплодороден, у него резкий запах. Дождь в саду — совсем другое дело.

Выходить на веранду в такие моменты для Илая было больше, чем обычай. Священный ритуал скорее, поэтому никто не смел его тревожить, все слуги и домашние это знали. Сегодня же ему было просто необходимо провести остаток дня в одиноком созерцании.

Но это он, конечно, размечтался.

Заметив краем глаза постороннего, Илай всё равно до последнего к нему не поворачивался. Даже когда тот медленно, осознавая важность момента, встал на колени и низко ему поклонился.

Это был старший брат. И когда его лоб с надписью «Наследник» коснулся пола, Илай понял, что мужчина пришёл к нему не как к человеку, имеющему в доме большее влияние, а как к отшельнику.

— Твоя дочь в порядке? — спросил Илай, зная, что первым брат не заговорит.

— Нет. Я сурово наказал её, чтобы…

Чтобы Маяр не добрался до неё сегодня же. А ведь ребёнок наверняка принял жестокость отца на свой счёт, видя причину побоев в плохом поведении.

— Её руки стёрты, — заговорил Илай. — Такое усердие нужно поощрять. Я поговорю с отцом насчёт учителей. И не только насчёт этого. Он её не тронет. Никто не тронет, пока она не будет готова, можешь так и передать своей жене.

Но Наследник не торопился уходить, а когда Илай повернул к нему голову, то увидел слёзы на его неподвижном лице. И он не стыдился их, хотя показывал слабость перед младшим.

— С каких пор слова стали оружием Старцев? — спросил брат, упершись кулаками в пол. — Ты жил с ним, будучи ребёнком, а я живу здесь с восемнадцати лет, поэтому точно знаю, что разговоры ничего не дадут. Особенно, если это касается меня. Или ты думаешь, что всё это время я не пытался вымолить у него прощение за то, что родился? За то, что он изнасиловал мою мать? Послушание, кротость, выполнение всех его желаний. И вот к чему это в итоге привело.

— Если он сделает это, я его убью, — сказал Илай спокойно, но убедительно.

— Если он сделает это, я сам его убью. А после этого меня и всю мою семью повесят.

Но мужчина боялся не смерти. В отличие от Маяра. Поэтому Илай был уверен, что отец не решится испытывать судьбу, если сын прямо заявит ему, что убьёт, совершенно точно прикончит, вспорет ему живот, снесёт башку, потому что он уже давно напрашивается.