Цветок забвения

Глава 19

По мере обучения я всё сильнее убеждалась в том, что не знаю самого главного. Разговоры о прошлом были, несомненно, важны, но меня больше интересовало то, что творилось с нашим кланом сейчас. Его лихорадило в преддверии бунта. Это чувствовали все, даже дети. И я понимала, что приближаюсь к истине вплотную, лишь когда смотрю на Чили.

— Прекрати на меня таращиться!

Чили не посещала уроки наставницы, потому что Метресса обучала их с Виолой всему, что должны знать и уметь великие отшельницы, и возможно чему-нибудь ещё, совершенно особенному, что может пригодиться только наследнице клана. Тем не менее, Чили появлялась у священной ивы время от времени в обществе верной подруги, чтобы о них не забывали. Они всячески привлекали к себе внимание, красовались, хохотали и сплетничали. Странно, что в такие моменты, Чили выводило из себя именно то, что на неё смотрят.

— Уставилась так, будто думает, что от этого её слепой глаз прозреет.

Скорее уж ослепнет последний. И дело не только в угрозе, звучавшей в её голосе. Когда Чили подходила близко, то веки начинало жечь, будто она была дочерью самого солнца, а не жгучего перца. Я не представляла, каково это — быть её единой, держаться за руки, сплетать волосы, всегда находиться так нестерпимо близко.

Она была всего лишь ребёнком, но вызывала страх, который я никогда ни перед кем не испытывала. И по мере нашего взросления этот страх не исчезал, а наоборот, становился навязчивым, сулящим однажды закончиться ещё большим унижением.

— Слышишь меня? Ты что-то особенное увидела?

Она, в самом деле, ждала ответа. Рядом, чуть позади неё, стояла Виола, кажется, больше недовольная вниманием Чили ко мне, чем моим — к ней.

— Твоя косточка, — проговорила я нерешительно.

— Что с ней?

— Не бери её в рот.

— Вот как?

— Лучше поменяй её.

— И на какую, интересно? — встряла Виола, приняв это за вызов ей. — Даже не пытайся! Мы предназначены друг другу, нас никому не разлучить, уж тем более не такой калеке. Да даже настоящему Калеке, если бы он оказался здесь!

Чили взглянула на неё со смесью гордости и признательности, будто это я нападала на неё.

Не знаю, как так вышло, что они оказались «предназначены друг другу», но, думаю, судьба тут вообще ни при чем. Чили просто выделили девочку, которая привлекала к себе почти столько же внимания, сколько и она сама. Это не было родством душ. Они просто прятались друг за другом. Виола — за популярностью дочери Метрессы, а сама Чили — за агрессивной привязанностью своей подружки, которую трактовала как верность и любовь.

— Отдай мне свою косточку, пожалуйста, — попросила я, не в состоянии рассказать всей правды. Узнай Чили, что её ритуальное зерно отравили, она бы донесла на Мяту матери, и наставницу бы казнили. Её абсолютно точно казнят, если я не вмешаюсь.

Я протянула к ней ладонь, по которой ударила Виола.

— Размечталась. Чили её вырастит для меня! А ты жуй свои дурацкий мак! Уверена, твоих сил не хватит даже на то, чтобы и его прорастить!

По сравнению с косточкой персика это, в самом деле, пустяковое испытание.

— Я не хочу, чтобы она растила его для меня. Я не люблю виноград, — призналась я, чем оскорбила их ещё сильнее. Осуждать вкус этой парочки?

— А я не люблю мак! — заявила Чили.

— Да? — Я извиняюще улыбнулась. — Он красивый. И на тебя похож.

Чили растерянно моргнула, не зная, что на это ответить. Но ей на помощь пришла верная подруга.

— Вот и радуйся! Это всё, на что такая, как ты, может надеяться! — Виола вскинула руку, чтобы вцепиться в мои волосы, но я схватила её за запястье, крепко сжимая.

Я занималась тем ремеслом, которое укрепляет тело, и была выше неё, поэтому мои руки были сильными. Пока. Виола же, совсем не привыкшая к физическому воздействию, закричала скорее от страха, чем от боли.

— Она ударила меня, Чили! Она меня ударила!

В следующую секунду я уже валялась на спине, с лёгкостью подчинённая силой, превосходящей ту, которую я обнаружила в себе только что. Меня будто накрыло волной, сбивая с ног. То, что я раньше считала побоями, меркло перед мощью стихии, уместившейся в теле моей ровесницы.

Я чувствовала, как пальцы сдавливают мою шею, как меня прижимает к земле чужое тело, и я тоже захотела испуганно, жалобно кричать. Вот только у меня не было никого, кто бы тут же прилетел на помощь.

— Не трогай мою единую, калека! — процедила свирепо Чили. — Закрой свои мерзкие глаза и моли о пощаде!

— Сначала отдай мне косточку! — Я плакала и извивалась, то ли пытаясь выбраться из-под её тела, то ли отыскать в её одежде футляр, мешочек или свёрток, где хранилась драгоценность, с которой ни на миг не расстаётся любая юная Дева. — Ты ведь носишь её с собой?

— Ты чокнутая! Ты никогда её не получишь! Ничего из того, что принадлежит мне! Держись от меня подальше! Не смотри и не заговаривай со мной! Никогда больше!

— Ты не понимаешь! Я хочу спасти тебя!

— Смеёшься?! Кто из нас нуждается в спасении?

— Отдай! Пожалуйста!

Моя рука наткнулась на выпуклость в районе бёдер, и я сжала её, дёргая на себя. Раздавшийся следом вопль совсем не соответствовал моим благим намерениям. Чили не выглядела спасённой. Стиснув зубы, она свалилась с меня и закрыла руками, сжала бёдрами, окружила всем своим телом то, что я хотела присвоить. Казалось, она защищает нечто куда более ценное, нежели косточка. Судорожно дыша, Чили покачивалась, будто утешая саму себя.

Я недоумевала. То, что оказалось под моей ладонью, было частью её тела? Как такое возможно? Но тот крик… Я впервые причинила кому-то такую боль. Довела до слёз. И от этого мне самой захотелось кричать.

— Чили! — пискнула Виола, напуганная её неожиданным поражением. — Поднимись! Не стой на коленях перед ней! На тебя же все смотрят!

Действительно, вокруг собрались девочки, осуждающе на нас глядя. Драка? В клане Дев? За такое могли отлучить от обучения. И, судя по выражениям их лиц, точно отлучат, потому что в ту самую минуту они придумывали будоражащие подробности моего отступничества.

— Что она сделала с тобой?! — Виола тряслась над своей подругой. — Очень больно? Покажи. Дай мне посмотреть.

Но на её помощь Чили отреагировала так же, как и на моё нападение. Оттолкнув Виолу от себя, она рявкнула:

— Не трогай!

Её глаза сверкали. Злость и страх исказили черты её лица и голос настолько, что она потеряла всякое сходство с обступившими её сёстрами.

— Ты с ума сошла? — прошептала Виола, побледнев. — Это же я, Чили. Твоя единая. Почему ты отвергаешь меня?

Чили с трудом встала на ноги. Её взгляд упорно избегал меня, будто она боялась показать, насколько сильно я её ранила. Не физически. Даже если бы я не схватила, а просто задела её там, это бы сломило её. Уничтожило.

— Прости! — выпалила я, будто могла словом предотвратить катастрофу. Которая только начиналась, да.

То, что по-настоящему пугало Чили, не исчезло так же быстро, как и боль. Эти пытливые взгляды, устремлённые на неё, назойливое перешёптывание, растерянность Виолы… Если бы её тело могло так же быстро решить ещё и другую проблему, созданную мной.

— Что с тобой? — повторяла Виола, хныча. Когда Чили пошла прочь, она посеменила следом. — Расскажи мне, прошу! Доверься! Дай мне утешить тебя!

Не знаю, сколько я сидела на земле, прежде чем Мята не появилась на месте преступления. Ученицы кинулись к ней, обступая.

— Ива набросилась на Чили и Виолу с кулаками! Она их избила и прогнала! Вела себя, как самый настоящий мужчина! — говорили наперебой свидетельницы. — Она пыталась отобрать у Чили косточку, потому что, наверняка, свою опять потеряла. Она ей и не нужна, всё равно никто не хочет с ней водиться, что говорить о дочери Метрессы.

Мята встала передо мной, не помогая подняться и не присаживаясь, как делала всегда, когда была на моей стороне.

— Что из этого правда?

— Я не хотела причинять ей боль! — Я разревелась, показывая ей свои руки. — Что мне теперь делать, наставница? Я не смею никого ими утешать и стирать слёзы. Они грязные. Они испачканы её страданиями, и мне их от этого никогда не отмыть. Она так кричала… Я никогда не слышала, чтобы кто-то так кричал. Я хуже, чем мужчина! Я заставила плакать свою сестру!

Она медленно закрыла глаза, будто этими словами я причинила ей не меньше боли.

Наверное, Мята подозревала, что рукоприкладство спровоцировала не я, но Чили — неприкосновенна, закон будет на её стороне в любом случае. Как бы наставница ни хотела превратить меня в Ясноликую госпожу, великую отшельницу, моё обучение, похоже, закончится сегодня.

— Идём, — бросила она тихо, приняв какое-то решение. О суровом наказании, конечно. Потому что наказание, которое придумает для меня Метресса, будет намного суровее. Мяте нужно было доложить о том, что я уже получила по заслугам прежде, чем наша госпожа, разъярённая слезами дочери, придёт меня проучить.

Мы шли к лесу, к самому опасному месту Внешних и Внутренних миров. Ни пустыня Старцев, ни снега Калек не сравнятся с жестокостью этих гор. Пусть я сама не раз приходила сюда за хворостом, ягодами и травами, я никогда не забиралась вглубь, помня о кровожадных стражах, усмирить которых могут лишь техники Дев.

Мята заходила всё дальше, спускалась ниже, не сбавляя шага и не оборачиваясь на меня. Я спотыкалась, мои волосы цеплялись за ветки, к влажному лицу и рукам липла паутина… Но неизвестность терзала куда мучительнее, и, когда я подумала, что уже достаточно наказана, послышался шорох: из-за деревьев с изяществом, которая никак не вязалась с его жестокостью, вышел зверь. Его мех был цвета заснеженных горных вершин, как и его клыки, которые он ощерил, увидев чужака.

Огромный!

Я замерла на месте, веря, что это отсрочит неизбежное с большим успехом, чем побег.

Значит, вот какое наказание мне придумала наставница? Быть растерзанной мифью? Она уготовила мне смерть мужчин, которые покушались на наш клан? Справедливо. И всё равно я зарыдала в голос, закрывая лицо руками.

— Что это с тобой? — спросила Мята. — Любая ученица мечтала бы оказаться сейчас на твоём месте, а ты хнычешь.

— А?

— Садись давай.

Приподняв голову, я следила за тем, как мифь, обнюхав наставницу, стала ластиться к ней. Глядя на них, я уже дрожала, как после бешеной гонки, а она предлагала мне сесть?

— Смелее.

Притихнув, я нерешительно потопталась на месте. Конечно, эта хищница выглядела безобиднее моих сестёр… но, серьёзно, меня ведь только что едва не растерзала дочь Метрессы, я не хотела давать такой шанс мифи.

— Прикоснись к ней, ну же.

Разве этот урок не должен был, наоборот, отучить меня тянуть руки, куда не следует?

Стараясь не смотреть людоеду в глаза, я подобралась поближе. Я верила, что ни к чему более нежному и в то же время смертельно опасному я уже никогда не прикоснусь. Подняв руку, я задела кончиками пальцев густой мех… осторожно пощупала ворс… после чего с наслаждением запустила всю пятерню.

Облако.

Я будто дотронулась до чего-то неземного, приобщилась к божественному, и ощущение собственной уязвимости усиливало эффект.

Даже просто гладить мифь было захватывающим приключением. А потом я представила, каково было бы оседлать её…