Завораш

ВНУТРИ ГОРОДА ВЕРВИЙ

Город Вервий.

Он вновь оказался в Дымном квартале.

Он был ДОМА.

Не просто дома: он знал каждый поворот соседних улочек. Знал, будут они подниматься или опускаться; какие на них стоят дома; какие лавки располагаются поблизости и как быстрее добраться из одной точки в другую. Он не просто многократно изучил каждый поворот, каждую впадину мостовой и каждый тупик, где пахло мочой и встречались трупы бродячих животных, он знал каждую нить, натянутую от одного порога к другому. Кому-то могло показаться, что это жутко неудобно — ходить между натянутых верёвок, но внутри Дымного квартала можно было перемещаться только так.

Даже годы, проведённые в Замке, не могли помешать старым привычкам: тому, как держать бечеву, чтобы не стиралась кожа на пальцах, как дышать не полной грудью, чтобы не наглотаться угольной пыли, или использовать метки на стенах домов, чтобы добраться из одной части квартала в другую. Это был особый, уникальный мир.

Туман вокруг был не слишком густым, но всё же достаточно плотным, чтобы нельзя было рассмотреть что-либо на расстоянии вытянутой руки. На мгновение даже Телобан оторопел: переход был слишком резким и после завываний ветра и палящего солнца обрушившаяся внезапно тишина, заставляла растеряться.

Квартал был окутан горчичной дымкой. В тумане угадывались очертания домов, бечевы, натянутой неподалёку, одиноко стоящего фонарного столба.

Поразительно, сколько всего осталось в его памяти!

Он помнил все: запахи, звуки. Особенно звуки. Без них невозможно было выжить в Дымном квартале. Будучи ребёнком, он привык воспринимать и — главное — распознавать десятки различных звуков — от самых незначительных уличных шорохов до заводских гудков, разрывающих утреннюю тишину свирепым воем. Заводов, а также мелких и совсем крохотных мастерских в пределах Дымного квартала было столько, что половину рабочего времени они издавали гудки, звонки и трели — каждый свою. Эти звуки сопровождали выход на работу, перерыв на обед, затем — окончание смены и множество других временных интервалов. Все они происходили строго по времени, так что обитателям Дымного квартала не нужно было иметь при себе часы. Время здесь измерялось иначе: утро — выход на работу, поздний вечер — отход ко сну. Ночью, разумеется, в Городе вервий наступала тишина.

От старых привычек не просто отказаться. Находясь в пределах Дымного квартала, Телобан привык прислушиваться даже если ему ничего не угрожало. Конечно, нельзя было сказать, чтобы это умение сильно помогло ему в прошлом, ведь всё закончилось мешком на голове и последующим заточением в Замке, однако и из этого он умудрился извлечь урок.

Про здешних жителей говорили, что они «видят ушами». И это была правда, хотя и не до конца. Для того, что «видеть» таким образом требовался не только острый слух, но и умение отличать один звук от другого. А это Телобан освоил в совершенстве ещё в детстве, когда пытался подсчитать, сколько раз скрипнет на ветру вывеска соседней лавки или сколько капель воды упадёт с вечно подтекающего потолка. Однажды Телобан сосчитал стук капель дождя о жестяную крышу. В его ритме был некий порядок, и это помогало чувствовать, что мир вокруг такой же упорядоченный. Только сейчас он понял, что всю жизнь искал смысл в беспорядке и хаосе.

Однажды он услыхал сквозь перестук дождя некий звук…

Разум может подвести, поскольку картина мира — всего лишь головоломка, собранная из кусочков восприятия. Руки могут подвести; в решающий момент они начинают дрожать, и пальцы теряют хватку. Ноги слабеют. Желудок сдаёт. Глаза наполняются слезами. Такова природа человеческого тела. Оно несовершенно, хотя и является совершенным творением само по себе. О хрупкости человеческой жизни слагают стихи и пишут некрологи. И почти все они — правда.

В Дымном квартале редко выпадают осадки. Чаще всего это кислотные дожди и град неестественно серого цвета, который местные жители называют «мышиным помётом». На самом деле это спрессованные хлопья пепла. Если растереть такую градину между пальцами, может оказаться, что ты растираешь чьи-то останки, ведь городской крематорий, расположенный в пределах Города вервий, дымит днём и ночью.

В дни, когда шёл дождь или сыпал пепел, жители квартала предпочитали прятаться по домам. Как это обычно бывает, рациональный страх — оказаться под струями кислотного дождя, от которого жжёт кожу и выпадают волосы, порождал страх ирреальный. Такие места, как Дымный квартал, были благодатной почвой для процветания старых, а порой и появления новых страхов. Иногда эти страхи имели имя. А временами — ещё и совершенно конкретное, узнаваемое лицо.

Как ни странно, откуда-то из глубин сознания Телобана Ош вытянул образ того, что называлось Онукой. Тот звук, что, будучи ещё ребёнком Телобан услыхал сквозь шум дождя, принадлежал именно ему. Онуке. Это был скрежет, как будто кто-то тащил лист металла по каменной мостовой. И это был цокот, будто кто-то перемещается на металлических ногах-циркулях, переставляя их одну за другой словно механический солдат. Цок-цок-цок.

В мире, где Телобан оказался сейчас, туман неожиданно распахнулся, и из него показалось… НЕЧТО. Оно перемещалось на длинных ногах-ножницах. Тело существа было тонким, но совсем неизящным. Его верхнюю часть покрывали какие-то тряпки, намотанные в несколько слоёв, многие были связаны в узлы, с прорехами и торчащими лоскутами, и все до единой одинакового неопределённого цвета.

Онука.

Чудовище из кошмаров. Городская легенда утверждала, будто Онука был механической куклой, порождением окружающих фабрик, собранным из мусора и старой промасленной ветоши. Волосами ему служила жёсткая проволока, глазами — пара стекляшек, а вместо рук и ног были длинные лезвия, которыми он расправлялся с жертвами. Чаще всего Онука появляется во время дождя или в тёмное время суток и о его приближении оповещает звук ног-ножей, вонзающихся в камень мостовой: цок-цок-цок.

Телобан все ещё держал поблизости мысль, что все происходящее — нереально. Захватчик шарил в его разуме словно в мутной воде водоёма, пытаясь нащупать новые кошмары. Сначала это была пустыня и хитиновая многоножка, теперь — давно забытый страх из детства…

Онука приближался, щелкая ногами словно ножницами. Двигался он рывками, переставляя нижние конечности словно ножки циркуля. Как будто некий невидимый инженер-гигант, размечал огромное полотно бумаги.

Цок-цок-цок.

Все это не реально, но от исхода их схватки зависело то, кто останется в теле Телобана, а кто… Впрочем, иногда лучше не думать, а действовать. Этому тоже учили в Замке.

Онука-Ош атаковал первым.

Несмотря на неуклюжий вид чудовище было на удивление проворным. Телобан едва не совершил ошибки, допустив его слишком близко. Он рассчитывал покончить с Онукой быстро — проскользнуть между длинными металлическими ногами, пока те делают очередной шаг-разворот, зайти сзади и действуя быстро, уничтожить чудовище несколькими взмахами — разрезами.

С любым другим эта стратегия работала бы безошибочно, однако противник был не так прост.

Он вновь оказался выше Телобана ростом. Преимущества такого положения были очевидны: зайдя сзади, Телобан собирался нанести удар, однако человек-циркуль резко развернул верхнюю половину тела, нанёс рубящий удар рукой. При этом рука двигалась параллельно земле, словно лезвие косы во время жатвы.

Взметнулись в воздух серые грязные тряпки — Онука рубанул рукой будто мечник своим клинком.

Будь Телобан чуть выше, ему снесло бы голову. А так острый как бритва меч, который был у Онуки вместо ладони и предплечья, прошёл в какой-то пяди от его волос. Телобан не остался в долгу и полоснул бритвой по руке чудовища — там, где её закрывала ткань. Материя лопнула и наружу, к удивлению Телобана, посыпался град из засохших жуков и мокриц. Эта заминка едва не стоила ему жизни. Онука атаковал снова. Его зубы клацнули у самого Телобанова лица. Зубы тоже были металлическими, вставленными во что-то, напоминавшее загустевшее машинное масло.

Что ж, чудовище было именно таким, каким он его и воображал в детстве.

В то же время глаза монстра оставались скрыты под тряпками. Ош определённо ничего не видел. Как же он ориентировался?

Телобан не успел над этим как следует поразмыслить, поскольку в этот момент противник нанёс очередной удар. Вторая рука Онуки представляла собой огромную пилу со множеством острых и тонких, словно иглы, зубьев. Телобан не представлял себе, что можно пилить такой пилой, разве что нечто податливое вроде плоти. Судя по тому, как легко несколько десятков зубьев прошли сквозь кожу предплечья и впились в мясо, эта догадка была верной.

Телобана захлестнуло волной боли.

Только усилием воли он подавил панику и попытаться рассуждать рационально, каким бы странным и нерациональным всё вокруг не казалось. Сделать это было сложнее, чем сказать, особенно после того, как пила Онуки вырвала приличный кусок из его плеча, однако Телобан попытался очистить разум. Именно этому их учили в Замке: всегда оставаться хладнокровными.

Если следовать логике, под тряпками у Онуки был все тот же металл, но с каких пор сны и воображение повинуются голосу рационального? Телобан рассудил, что раз он находится внутри собственного разума, и все вокруг — его порождение, то значит, и правила будет устанавливать он сам.

И он нанёс удар ручкой бритвы по тому месту, где под повязкой должны были находиться глаза. Что-то хрустнуло, столкнувшись с костью, из которой ручка была изготовлена. На мгновение Онука замер, а затем оттолкнул Телобана с такой силой, что убийца пролетел пару саженей, ударившись о стену соседнего здания. К счастью, ему не встретилось натянутой бечевы, иначе болтаться ему сейчас, будто пойманная в паутину муха.

Тем временем туман и не думал расступаться. В горчичной дымке Онука, стоящий на расстоянии десятка шагов, казался ещё одной тенью. Но главное — он также потерял Телобана из виду.

Телобан почти видел, как создание крутится на месте, вертит головой, сбитое с толку.

И тут у него созрел план.

Жители Дымного квартала «видят ушами», так? Иначе как они могли двигаться в этой дымке? У Онуки вообще тряпки на глаза намотаны. Значит, ориентируется он только по звуку.

Абсурдность ситуации не ускользнула от Телобана. Да, Онуку придумал не он, но именно он наделил его деталями внешности. И теперь он же вынужден был сражаться с творением собственного разума. Ну, а если так, мог ли он предвидеть, как существо поведёт себя?

— Эй! — Телобан подобрал с земли камешек и бросил его в туман, туда, где, по его мнению, находился противник, — Эй, ты!

Камешек звякнул о металл, и Телобан понял, что попал в цель. В тумане что-то двинулось.

Цок-цок-цок.

Телобан отступил на несколько шагов. Бесполезную теперь бритву он сунул в карман.

Его рука, в том месте, куда впились зубья пилы, продолжала кровоточить. Края раны распухли. Однако не это беспокоило Телобана больше всего. Он продолжал отступать. Позади был переулок. Здесь кто-то натянул не одну, а несколько верёвок, которые различались не только толщиной, но и количеством завязанных через равные промежутки узлов. Это был код, понятный любому обитателю квартала. Обычно количество узлов означало, сколько шагов до ближайшего поворота, до следующей бечевы или до любого важного здания. Что и не говори, а Дымный квартал был местом, где обитали слепцы. Даже обладая зрением, они были лишены возможности видеть. Стоит ли удивляться, что чудовище, созданное их воображением, было таким же: незрячим, слепо шарящим в тумане?