Завораш

ХАОС В ТЕОРИИ И НА ПРАКТИКЕ

Первым делом он перевесил половники на место ножей, а ножи сложил в полку, где хранились чистые полотенца. Затем он опрокинул в одну большую бадью все приправы до единой, соль и сахар, а пустые банки вернул на место. Задачей было сделать так, чтобы вторжение обнаружилось не сразу, а через некоторое время.

Хаос не может быть организованным, учили философы. Однако философы не говорили, что любой порядок — это ничто иное как организованный хаос. Достаточно извлечь один или несколько элементов, и все рассыпается, превратится в случайный набор составляющих. Значит ли это, что все вокруг так или иначе пребывает в хаотичном состоянии? По мнению Телобана, всё, что так или иначе пребывало в состоянии застывшего хаоса, следовало вернуть к изначальному положению.

Когда он высказал эту мысль одному из своих учителей в Замке, тот ничего не ответил, а лишь направил его к другому. Когда несколько дней спустя Телобан вошёл в зал для аудиенций, его ждал не один, а трое преподавателей. И вновь они внимательно выслушали его, сдержанно кивая.

Наконец его отправили к одному из архонтов.

На этот раз он предстал перед целой комиссией, заседавшей на возвышении в полутёмном зале. Света хватало ровно настолько, чтобы освещать самого Телобана.

Он говорил около часа. Доказывал. Опровергал. Спорил сам с собой. Приводил доводы. Отвергал часть из них. Затем приводил новые.

На этот раз никто не кивал. Если бы Телобан хотел, то услышал бы, как бьются сердца всех присутствующих. Если мог — вырвал бы их.

В тот день он так и не услышал ничего от сидевших перед ним людей. Даже другие ученики, казалось, избегали его. Он лёг спать в собственной келье, а когда наутро проснулся, то получил новое распоряжение: отправляться за море, в Завораш, и больше ничего.

Что это было? Ссылка? Некое задание? Он не знал.

Собрав вещи, Телобан отправился в порт.

Так он оказался в Завораше. И теперь занимался тем… чем занимался.

Например, вырывал случайные страницы из книг в библиотеке, собирая их в одну — свою — книгу. Возможно, будучи полностью составленной, она могла бы поведать ему о многом.

Кроме того, он нашёл в катакомбах череп и даже дал ему имя — Менгаза. Долгими днями он беседовал с ним, и иногда, как ему казалось, получал ответы. По иронии судьбы даже пустой череп оказался более разговорчивым, чем те люди, которые отправили его на это задание.

Солнечный свет был ему по-прежнему неприятен, и долгие дни в Завораше казались вечностью. Когда Телобан смотрел на череп перед собой, он представлял, как этот человек страдал, вынужденный проводить целые дни под палящим солнцем. Однако черепа́, пусть и человеческие — плохие собеседники. Поэтому он завёл ящерицу.

Это вышло почти случайно, однако Телобан не верил случайности.

Однажды, на третий или четвёртый день своего пребывания в Завораше он встретил на улице факира-йезифа. Это был человек, способный глотать длинные куски металла, хорошо прятать мелкие вещи, выдавая это за магию, а ещё у него имелись ящерицы. Целых семь штук ящериц-гекконов, проворных и смертоносных, ведь яд геккона убивает мгновенно.

Насколько Телобан знал, эти земноводные плохо подаются дрессировке, если вообще поддаются. И все же у факира получалось заставить их ходить на задних лапах, сражаться друг с другом крохотными мечами, и даже разливать дымящийся отвар из крохотных чайников в такие же крохотные чашки. Представления йезифа пользовались успехом, на них собирались толпы зрителей, которые щедро бросали монеты в кувшин с широким горлом, откуда факир доставал их заскорузлой, покрытой язвами, рукой. Именно в эту руку, а не в кувшин, Телобан всыпал несколько монет — золотых и серебряных, три — с ликом Всевоплощённого, и ещё две — с бацинетом[3] с открытым забралом, где от лица, которое шлем не скрывал, остались лишь царапины.

Телобан не собирался покупать всех гекконов. Только одного. При чем предложил сумму в несколько раз выше. На три золотые и две серебряные монеты можно было купить лошадь, или двух ослов, или полтора десятка кур. К тому же это был все деньги, имевшиеся у Телобана. Однако в ответ факир рассмеялся и оттолкнул его руку. Монеты посыпались в грязь.

Неизвестно что больше разозлило Телобана: отказ факира или прикосновение его нечистых рук.

Однако Телобан не позволил захлестнувшей его злобе вырваться наружу. Вместо этого он молча собрал упавшие в пыль монеты и ушёл.

Той же ночью он дождался появления йезифа в тёмном переулке.

В одной руке у факира была клетка с ящерицами, за спиной — перетянутая тесьмой торба с пожитками и скрученный коврик, на котором факир сидел во время своих представлений.

Наверняка он так и не понял, что произошло.

Телобан действовал стремительно: накинул на шею йезифа верёвку и затянул. Эта верёвка была частью той самой бечевы, по которой жители Дымного квартала пробирались по улице. Однажды, после того, когда ему разрешили покидать Замок, Телобан вернулся в родной квартал и отрезал кусок. Ему и сейчас было смешно вспоминать, что почти сразу же вслед за этим где-то неподалёку раздались гневные крики — кто-то идущий по путеводной нити, почувствовал, как она ослабла в руке.

Убив факира, Телобан не стал забирать всех ящериц. Он просто открыл клетку и смотрел, как юркие гекконы разбегаются в стороны — ещё до рассвета в городе кто-то умрёт от их яда. Одна из ящериц все же осталась. Именно её Телобан и забрал.

***

Закончив на кухне, он выглянул в коридор. По сравнению с предыдущим помещением, где сутки напролёт кипел котёл и тушилось рагу, воздух в коридоре оставался прохладным. Неожиданно Телобан услышал голоса. Они доносились откуда-то сбоку и звучали приглушённо — обычная беседа двух людей.

Наверняка говорившими были слуги, хотя Энсадум не исключал присутствия солдат. В таком большом доме обязательно должна быть охрана. Это подтверждалась и количеством готовящегося на очаге рагу. Десяток слуг, и столько же человек охраны — вполне обычное дело для любого небольшого поместья.

Постепенно голоса стихли.

Скорее всего, стражи здесь — ленивые увальни, хотя, возможно, и не без военного опыта. На такую работу чаще всего устраивались ветераны, кто-то, кто мог обращаться с оружием, но был слишком стар для того, чтобы служить в войсках. Телобан считал, что рано или поздно такие люди утрачивают бдительность. Привыкают к комфорту и спокойствию. И хотя он никого не собирался убивать, внезапно у него возникло желание незаметно прирезать парочку стражей, а затем спрятать тела, но не слишком хорошо — так, чтобы их легко нашли спустя некоторое время. Интересно, насколько сильный переполох это вызовет? Уж явно больший, чем его недавние проделки на кухне.

Временами, листая свою Книгу, каждая страница которой отличалась размером, толщиной, высотой букв, их начертанием, не говоря уже о содержании, Телобан приходил к выводу, что все происходящее на самом деле неслучайно. Те страницы, которые он вырывал без разбора, а затем складывал в стопки, прошивая при помощи похищенной у монастырского врачевателя кривой иглы и кетгута, могли сказать о многом. На самом деле он даже пробовал узнавать с их помощью будущее — задавал вопрос, а затем открывал на случайной странице.

Сначала Телобан собирался вернуться из коридора обратно на кухню, а затем — назад в катакомбы, однако дойдя до конца перехода, передумал, и свернул в очередной проход, мысленно запоминая расположение коридоров и составляя карту, которую позже собирался зарисовать. Возможно, заглянув в несколько соседних коридоров с их хозяйственными помещениями и складами, он счёл бы их скучными, но именно запутанность здешнего лабиринта пробудила в нем интерес. Это бы вызов. Конечно, нижняя часть дома не целиком состояла из кухни и подходов к ней. Например, заглянув в один из коридоров и добравшись до скромной железной двери в конце, он почувствовал характерный запах. Телобан догадался, что перед ним — часть канализационной системы дома.

Спустя какое-то время он обнаружил тоннель, пол которого шёл под уклон. На стенах тоннеля виднелись какие-то надписи, по большей части неразборчивые, и Телобан предположил, что здание над ним возведено на останках более старой постройки.

Символы были незнакомыми, и Телобан уже не впервые за сегодня ощутил себя ребёнком, внезапно попавшим в сложный и непонятный мир взрослых. Для него это было вдвойне неприятным чувством. Во-первых, он не любил вспоминать собственное детство, полное боли и унижений, самым ярким впечатлением от которого стало прикосновение к верёвке в Дымном квартале, во-вторых, Телобан не любил чувствовать себя одураченным.

Шагая по этому коридору, Телобан пришёл к выводу, что тот располагается гораздо ниже уровня кухни, и возможно, ниже самих катакомб.

Наконец он добрался до двери в конце коридора. Дверь была массивной, тяжёлой и отливала багровым. Впрочем… при другом угле зрения она казалась сизой, цвета свежих внутренностей.

Эта дверь не была похожа на ту, которую он видел минуту назад. Здесь почти отсутствовал запах, кроме едва уловимого запаха сырости и камня. Подходя ближе, Телобан уже знал, что ничто не заставит его повернуть назад и отказаться от мысли заглянуть за эту дверь. Теперь он чувствовал то же самое, что и тогда, когда перелистывал хрупкие страницы своей Книги. Нечто важное скрывалось за этой дверью, некая тайна. И тут Телобан неожиданно подумал, что возможно это и было именно то, что он искал всё время с момента прибытия в Завораш. Он осторожно толкнул дверь, приоткрывая её ровно настолько, чтобы протиснуть своё худосочное тело…

***

Закованный в цепи человек смотрел прямо на него. С мрачным спокойствием тот наблюдал, как Телобан приближается.

За спиной человека находились странные стеклянные трубки, по которым текла жидкость. Гудели насосы. Однако не это поразило Телобана больше всего.

Крылья. У него были крылья.

И шрамы. Телобан замечал такие вещи.

Шрамов было множество, и многие из них выглядели достаточно глубокими. Если все они были нанесены одновременно, оставалось лишь удивляться тому, как получивший такие ранения не скончался от кровопотери.

Так какому же узнику его тюремщик захочет сохранить жизнь? Наверняка, самому ценному.

Оглядевшись по сторонам, Телобан обнаружил в стенах высоко под потолком множество узких окон.

— О, да, нас слушают, — произнёс узник. Голос его был скрипучим, слова ломались в рту как битое стекло, — Не видят, но прекрасно слышат. Можно подумать, что те, кто это делает, сейчас гадают, кто же вошёл в мою крипту. Это не так. Их задача — слушать и записывать. Не делать выводы.

— Тогда кто же их делает?

Узник лишь покачал головой.

Приблизившись, Телобан обошёл конструкцию сначала с одной, затем с другой стороны. Трубки уходили в пол, который едва ощутимо вибрировал. Кто-то очень потрудился, сооружая всё это. Что такого важного мог сообщить узник, чтобы каждое его слово стоило ловить и записывать?

Вопросы. Не об этих ли вопросах говорилось чуть ранее?