Завораш

РАЗРУШЕНИЕ

Болота Тантарона расположены в средней части материка, между пустынными землями на западе и озером Аровас на востоке. С севера к ним вплотную подступают горы Темах — гранитный хребет, пересекающий материк подобно старому уродливому шраму. Дальше к северу раскинулся Аскеррон и другие города: Мех-на-вер, город-крепость Катаракс. На юго-востоке находится Завораш и окружающие его более мелкие поселения — Тен-Мир, Аш, Хо-анк. Все вместе они составляют федерацию Мезагарис.

Разрушение почти не затронуло южные области материка, хотя возможно, это объяснялось их технической отсталостью. Механизмы в тех краях не так массово вошли в жизнь людей. Это объясняло и причины поражения Завораша в войне с Аскерроном. В то время как в Аскерроне проложили железнодорожные пути, построили дирижабли, корабли и танки, которые были куда манёвреннее и защищённее любых осадных машин, заворашцы продолжали пользоваться лошадьми, а воевать — мечом, копьём, или в лучшем случае с помощью примитивных однозарядных винтовок.

Во все времена именно по болотам Тантарона проходила граница между двумя государствами. Где именно — никто точно сказать не мог, поэтому вопрос территории часто становился спорным. До Разрушения более развитый в техническом и военном отношении Аскеррон неоднократно делал попытки освоить болотистую местность. Почву намеревались осушить, а на новых землях построить дороги, которые вели бы в сердце материка. Здесь даже соорудили несколько крепостей, которые, впрочем, очень быстро пришли в упадок. Так, например, появились Безымянные руины.

Во все времена здешние места могли похвастаться своей уникальной растительностью: чего стоили одни мешкодрева, свободно перемещающиеся по поверхности болот, или тростник, из которого получали сок белой смолы. Со временем этот промысел достиг невиданных масштабов, ведь спрос на наркотик только рос. Животный мир был не менее разнообразным. В воде обитали десятки видов рыбы, в небесах продолжали властвовать коварные и хитрые молохи. На этих землях издавна жили люди. Охотники на молохов, собиратели сока тростника. Были и те, кто сделал своим промыслом поиск на дне болот металлолома, сохранившегося со времён последней войны между Аскерроном и Заворашем.

Его извлекали из влажной, пахнущей остро и пряно земли, затем очищали. Часть пускали на собственные нужды, находя старому оружию новое применение, часть переплавляли и продавали. Не существовало разницы, что именно это были за механизмы. Металл оставался металлом, и из него можно было изготовить все что угодно: ножи, наконечники стрел, украшения, пряжки для ремней, застёжки, клёпки, пуговицы, металлическую посуду, а также новые детали для существующих вещей — повозок, упряжи и многого другого.

Первым делом нужно было отыскать место, где под водой ещё оставался старый металл. Почти всегда местные жители не знали, что именно перед ними, да и не сильно задумывались. Они были людьми суровыми, не слишком разговорчивыми и совершенно не любопытными. Распри других народов их не интересовали; как и прошлое, которое здесь лежало буквально под ногами. Для того чтобы извлекать из земли металл или странные, причудливой формы, кости модификантов, за которые тоже платили, требовались лишь лодка, несколько сильных парней и бесконечное упорство. Работали обычно небольшими группами. В основном это были семьи — отец с детьми или братья, главным из которых считался старший.

Обычно охотники за металлом отправлялись на свой промысел в вечернее или ночное время. Некоторые части машин светились в темноте загадочным зелёным светом, видимым даже сквозь толщу мутной воды. Зрелище было впечатляющим: тускло светящиеся очертания чего-то большого под водой и зажжённые фонари сборщиков над её поверхностью, дрейфующие словно гигантские светляки. Когда кто-то видел такой фонарь, он неизбежно вспоминал о душах погибших здесь людей.

Думали о них и люди в лодке, которая в этот момент медленно дрейфовала по болоту. Судно было небольшим, и в нём сидели трое. Они были братьями, и ходили на промысел уже давно.

Места было немного, люди расположились прямиком на промасленных мешках с инструментом. Для «улова» же позади лодки был приторочен небольшой плот. Пока он вмещал немного: несколько изогнутых железок неясного предназначения и тёмно-зелёный панцирь, похожий на перевёрнутый таз для стирки. Ещё немного, думали сборщики, и можно будет возвращаться с добычей.

Именно в этот момент сразу двое из них заметили впереди некий предмет.

Хотя сказать «заметили» было бы неправильным. Они просто увидели свет, такой яркий, что сияние их собственного фонаря показалось им тусклым и безобразным. Ещё одни сборщики? Всех троих обуяла злоба, как тогда, осенью, когда им пришлось выгонять с этого участка другую семью. Отец с детьми отчаянно бился, но братья оказалась сильнее. В итоге нарушителей скинули с их же лодки, а саму лодку забрали. Что стало с теми людьми, братья не знали.

Но сейчас это не было похоже на вторжение чужаков. Братья давно распознали бы плеск весел, запах табака, пота и ржавчины, сопровождавший любую компанию сборщиков. Однако ничего этого не было. Фонарь просто существовал сам по себе, и он не висел в воздухе, закреплённый на мачте на носу лодки, а как будто лежал на поверхности воды. Неожиданная находка? Металл, который светиться ярче остальных? И тогда братья решили подплыть ближе.

Все здесь напоминало о войне. Не только старый металл — искорёженный, ржавый, обгоревший, но и сам ландшафт. Местность здесь до сих пор напоминала поле боя: изрытая, перепаханная земля. Безмолвие этого края было притворным, как и его мнимая безжизненность. В обманчивости последнего легко было убедится, просто ступив на случайную кочку или потревожив очередной островок суши среди океана ржавой воды. Один неверный шаг — и из-под ног во все стороны начинали ползти, бежать и прыгать многочисленные живые существа.

Разрушение обернулось гибелью для машин и отдельных механизмов, но как известно, любая смерть — это начало новой жизни. И неслучайно она появилась именно в болотах Тантарона — в месте, где много лет назад смерть торжествовала. Казалось, отзвуки её поступи до сих пор разносятся в здешнем воздухе. Её символы читаются в рисунке деревьев, в расположении валунов… И в стонах призраков. Не тех призраков, которых так боялся Мельпомен или трое братьев. Эти призраки брели по земле словно живые, тянули руки к небу в надежде почувствовать немного согревающего тепла светила, но ничего не получали.

Между всеми призраками есть нечто общее, и это общее — желание жить. В этом призраки похожи на людей. И может быть даже больше, чем люди — друг на друга.

***

Разрушение уничтожило почти все механизмы. Некоторые из них погибли мгновенно, другие умирали долго и мучительно, словно и в самом деле были живы, и не хотели с этой жизнью расставаться. Таковой была и сущность, возникшая в болотах Тантарона, там, где, казалось бы, ничего появиться не может, а все лишь доживает свой век.

Направляемая желанием быть, она стала идеальным воплощением… Нет, пока ещё не разума, но чистой воли. Именно её и повстречал Мельпомен. То, что случилось дальше — кровь, смерть, распадающееся на фрагменты тело — было лишь закономерным проявлением этой воли.

Мельпомен перестал существовать, как и сам меняющийся фрактал, по воле которого он погиб.

Отныне конструкт больше не был механизмом, а то, что осталось от тела сборщика сока, стало строительным материалом… для чего-то нового. Недаром Мельпомену представлялось, будто он смотрит на содержимое сосуда, которое само стало сосудом.

Изменчивая форма — неопределённость. Движение — сама жизнь.

Ничего из этого не пришло в голову малограмотному обитателю болот. Все, что он знал, это то, как надёжнее ставить ходули, чтобы не погрузиться в трясину и в каком месте резать ствол тростника, чтобы обильнее потёк сок.

Тем временем сущность давно заприметила его. Неизвестно, был ли пойман ею кто-то ещё. Наверняка да, поскольку в здешних болотах хватало рыбы, лягушек и другой мелкой живности. Наверняка непостоянство выбранной формы было вызвано не только бесконечным желанием сущности преображаться и видоизменяться, но неумением определиться.

В природе не бывает так, чтобы что-нибудь исчезло, а на его месте не возникло нечто новое. Даже Мельпомен знал, что если погибнут, к примеру, молохи, которых он ненавидел всем сердцем, то на болотах станет слишком много мелкой живности, питающейся насекомыми. Количество насекомых, напротив, уменьшится, ведь теперь на них будут вести охоту гораздо больше особей, а значит, некому будет опылять растения. Что станет в таком случае с тростником, он не знал, но предполагал разные, в основном не самые оптимистичные варианты. И ещё он считал, что жизнь выбирает самые неожиданные пути.

Например, однажды он вырезал из дерева палку, заточил её и использовал в качестве копья. А некоторое время спустя заметил, что на этой палке, там, где её чаще всего касалась рука, проросла крохотная веточка. Веточку он обломал, зато навсегда заполнил этот случай — главным образом потому, что он хорошо иллюстрировал давнюю мудрость: никогда не знаешь, где подстерегают неожиданности.

Всё изменилось, когда погиб Мельпомен. Его разум и опыт стали частью нового нечто. Даже тело, распавшись на части, словно было сложено из игральных кубиков, и то получило новое рождение, частично влившись в новую структуру. Так, одна из невообразимо ассиметричных фигур, которые ещё недавно демонстрировались самому Мельпомену, получила его правый глаз, несколько пальцев руки и щеголяла балансирующей на тонком жгуте человеческой печенью — тёмной и влажной.

Механическое и одновременно живое. Спустя несколько часов после гибели Мельпомена из воды поднялось нечто бесформенное.

Строгие математические черты, которые наблюдал Мельпомен — наследие механической части, составляли контраст с органикой. У любого, кто был в состоянии взглянуть на это и не сойти с ума, оно вызвало бы мысли о чём-то нелепом и случайном.

Но таких наблюдателей не нашлось. А может, Мельпомен и вовсе был единственным свидетелем рождения чего-то нового? Эта тайна, как и все прочие, погибла вместе с ним.

Некоторое время соседи и родственники разыскивали его на болотах. Иногда даже небольшая фляга сока становилась причиной грабежа. Некоторые сборщики не брезговали и убийствами. Кроме того, случались несчастные случаи, ведь болота коварны и непредсказуемы. Обычно после таких происшествий от несчастного оставалось хоть что-то: торчащие из воды ходули, части одежды, плавающая на поверхности воды фляга… От самого Мельпомена не осталось ничего.

Окончательно убедившись в том, что мужчина погиб, родственники раздали все его немногочисленные вещи. На этом Мельпомен перестал существовать окончательно, разве что в памяти, но и она в скором времени стёрлась. Мельпомен оказался забыт всеми, а в мире не сохранилось ни малейшего следа его прибывания… Разве что в качестве того немногого, ставшего частью нового существа. Его органической частью.