Завораш

ОБАЯНИЕ ОБРЕЧЁННОСТИ

Улочки были узкими, полутёмными и безлюдными. Большинство жителей, узнав о приближении солдат, спешили убраться подальше. Но не все. У одного из домов они встретили старика, который курил трубку, уставившись в пустоту незрячими глазами. У другого дома играло около полудюжины ребятишек. Эти, наоборот, заметили солдат слишком рано и, не сговариваясь, прыснули в разные стороны.

Та его часть, что называлась Ошем, давно отыскала бы нужный маршрут без указателей на стенах домов и табличек — просто по запаху. Запах чужеродного существа был настолько силен, что Дагал помимо воли стал озираться по сторонам — так, словно боялся нападения. Видя его беспокойство, солдаты тоже насторожились.

Дагал позволил солдату-выскочке и дальше вести их. Очевидно, желание продвинуться по службе было куда сильнее страха угодить под пули. Далее им не встретилось ни единой души и остаток пути солдаты проделали, пробираясь друг за другом по узкой улочке. Спустя какое-то время они обнаружили нужный дом.

Дагал покачал головой. И все из-за дощечки с единственным символом, обнаруженной у мертвеца в кармане! Как странно!

— Это здесь, — сказал солдат. — Нужное нам место здесь.

***

Дом ничем не отличался от других, если бы не полустёртый символ — точно такой же, как тот, что был процарапан на воске дощечки. А ещё у дома не было окон.

Последнее напомнило Ошу время, проведённое в крипте. Фактически он оказался заключён сразу в двух темницах — в ангельской плоти, куда попал по ошибке, и в тюрьме принципальского дворца. Ни одно из этих заключений не было добровольным, чего не скажешь об обитателе дома со знаком: похоже, он сознательно избегал публичности. Разве так поступают торговцы?

Один из солдат ударил в дверь. После того как она распахнулась сама собой, Дагал подумал, какая же это глупость — не запирать лавку.

Солдаты по очереди ступили за порог. Дагал, который шёл последним, наблюдал, как их красные мундиры один за другим растворяются в черноте дверного проёма. Вскоре изнутри донеслись удивлённые возгласы.

Это действительно была лавка. Первое, что бросалось в глаза — обилие вещей. Предметы громоздились друг на друге. Часть более мелких образовывала кучи, горы и целые завалы; другие, размером побольше, возвышались над ними словно прославляющие жажду накопительства монументы. Интересным было содержание скульптур: почти повсеместно голые торсы, сплетённые в экстазе тела, торчащие конечности… Дагала это лишь позабавило, но солдат поразило не на шутку. Этим и были вызваны удивлённые возгласы. Похоже, на некоторое время все четверо забыли об осторожности и принялись оглядываться.

Ещё до того, как войти в дверь, Дагал уловил странный запах. Ощутив его, паразит внутри беспокойно заворочался. Дагал почувствовал, как внутри его тела шипы и крючки впиваются в плоть, разрывают её. Мука, отразившаяся на лице главы тайной службы, была истолкована солдатами неправильно. Они посчитали, что начальнику просто неприятно находится среди множества предметов, прославляющих разврат. Двое сразу осеклись и попытавшись избежать сурового взгляда, отправились исследовать лавочку, хотя уже было понятно, что владельца внутри нет…

Тем временем Дагал старался определить источник запаха. Паразит внутри все ещё беспокойно ворочался, причиняя боль, но вместе с тем обостряя все чувства. Запахов было несколько. Один — странный, незнакомый запах насекомого. Другой — запах смерти, в котором смешались смрад разложения и запахи сырости, мха, грибов.

Слух у него также обострился. Теперь Дагал мог различать не только мельчайшие звуки, но и те, о существовании которых можно только догадываться: хриплое дыхание стоящих рядом людей, бешеный стук сердец и даже едва различимый шорох сползающих по коже капель пота.

Кроме этих звуков был ещё один — гораздо слабее. Настолько слабый, что даже Дагалу с его новым слухом пришлось прислушиваться.

Это были ритмичные удары: тук-тук-тук.

Биение замирающего сердца?

Возможно, в других обстоятельствах Дагал не стал бы прислушиваться, однако сейчас он знал: в доме никого нет. Тогда чьё же сердце стучало у него над головой? Судя по звуку, слишком большое, чтобы принадлежать грызуну или любому из домашних животных.

Он поднял голову. Поначалу ничего не было видно. Потолок в доме был высоким, и Дагал догадался, что когда-то здесь находился второй этаж. Перекрытие между этажами либо провалилось, либо выгорело в одном из пожаров, которые случались повсеместно — в основном из-за того, что, когда наступала зима и с моря начинали дуть холодные ветры, и на смену тёплым дням приходили длинные холодные ночи, местные жители вынуждены были пользоваться свечами для освещения и очагами для обогрева. С того места, где стоял Дагал и другие солдаты, было хорошо видно крышу. Верхние балки терялись во мгле, но кое-что можно было разглядеть. Например, царапины на тёмном дереве, похожие на следы когтей.

Дагал приблизился к источнику звука. Теперь он различал совершенно ясно: где-то над его головой билось сердце. Медленный, натужный и слабый, но вместе с тем ритмичный звук, который ни с чем не спутаешь. И самое главное — он шёл с того же самого места, где на тёмном дереве виднелись царапины…

По распоряжению Дагала один из солдат перетащил на середину комнаты стол. Для этого пришлось сбросить на пол все, что на нем было. Вниз полетели статуэтки, картинки в рамках, миниатюрная курильница для благовоний, резной подсвечник, а также несколько свитков, по виду очень древних. Возможно, подумал глава тайной службы, содержавшиеся в них сведения были куда важнее происходящего. Это могли быть исторические записи, сборник поэзии, трактат по философии, медицинский рецепт, записанный в единственном экземпляре. И теперь солдатские сапоги беспощадно прошлись по ним.

Солдат взобрался на стол, подпрыгнул, ухватился за балку обеими руками, подтянулся… А затем рухнул, едва не развалив стол под собой.

А следом рухнуло нечто.

На несколько минут воцарилась суматоха. Солдаты вскинули винтовки, кто-то громко выругался. Затем наступила тишина. Все присутствующие смотрели на предмет, в буквальном смысле рухнувший им на голову.

Больше всего это напоминало куль с одеждой, откуда торчали обрывки тряпья. Лишь спустя мгновение стало понятно, что «тряпьё» — это мотающаяся из стороны в сторону человеческая голова, а «куль» — не что иное, как свёрток или кокон, в котором находилось остальное тело.

Одного из солдат тут же вырвало. Спустя мгновение к нему присоединился второй. Дагал же смотрел на свёрток на полу, из которого начала сочиться розоватая жидкость. Похоже, перед ними был человек, которого каким-то образом замотали в подобие кокона. По очертаниям конечностей можно было угадать позу несчастного: она напоминала положение эмбриона в утробе: поджатые ноги и сложенные на груди руки. Однако больше всего бросался в глаза тёмный цвет волос на фоне необычно бледного лица. Сухие, потрескавшиеся губы и ввалившиеся глаза за веками цвета старого папируса могли бы принадлежать давно иссохшему трупу…

Один из солдат осторожно шагнул ближе, направляя ствол винтовки на кокон. Он коснулся свёртка стволом, а когда никакой реакции не последовало, надавил сильнее. На коконе образовалась вмятина, которая медленно разгладилась.

— Мёртв, — констатировал солдат, — Похоже, у Анабаса с Суром был верный адрес.

Похоже, что так.

Повисла тишина. Овладевшее солдатами потрясение было таким осязаемым, а атмосфера настолько давящей, что казалось, сам воздух вокруг загустел. А последние сказанные слова повисли в воздухе.

Мёртв?

Нет, конечно, нет.

Разглядывая кокон, Дагал пытался понять, что тот скрывает. Какими бы обострёнными не были его чувства, их было недостаточно.

И тут внезапно — впервые за все время, что Ош владел его телом, — Дагал услышал Голос. Поначалу едва различимый, но постепенно набирающий силу. Знакомый голос. Голос старого друга, советчика, наставника…

Узнать, что скрывает кокон можно лишь одним способом…

Сам Дагал оружия не носил, однако нож быстро нашёлся. Его обладатель — солдат с усами цвета прошлогодней соломы, мгновенно понял, что от него требуется. Став на одно колено, он опустил сверкающее лезвие одним уверенным движением. Просто повседневная деятельность, или даже хуже — разминка перед настоящей работой. Остро отточенный нож погрузился в кокон на треть, после чего солдат остановил движение. Было видно, что он точно знает, как вспороть брюхо животному и добраться до внутренностей таким образом, чтобы не повредить внутренние органы и вместе с тем не слишком испортить шкуру. Затем он развернул лезвие на сорок пять градусов и продолжил разрез. Из разреза наружу начала сочиться густая тёмная жидкость.

Всё время, пока солдат делал своё дело, Дагал не отрываясь следил за лицом человека в коконе. Странное дело, он был жив, но одновременно на этом бесстрастном лице не пошевелился ни один мускул. Словно голова — в отличие от всего остального тела — была мертва…

Наконец кокон был разрезан от шеи до самого низа, и солдат откинул в стороны обе половинки. Дагал отметил, что внутри материал гораздо светлее, чем снаружи, и как будто сделан из мельчайших нитей, склеенных в подобие конуса. Больше всего нечто напоминало толстое веретено, на конце которого находилась безвольно болтающаяся голова.

В воздухе разлился отвратительный запах. Это был запах тряпок, которыми рабы стирают с хозяйских столов: воняющих пролитым вином, жиром, луком, плесенью, и грибами, растущими в отдалённых уголках самых тёмных пещер…

Дагал-Ош не ошибся. То, что было перед ним, в действительности являлось коконом с заключённым в нём человеком. Сейчас от несчастного остались лишь наполовину растворенные конечности, фрагмент грудной клетки и непонятная бугристая масса в районе живота. Больше всего это было похоже на серый студень, сквозь который просматривались белые кости.

Дагал знал, что может запустить руку в этот студень и коснуться ребра или берцовой кости, даже выдернуть их, ведь хрящи также растворились. Какие мучения пережил этот человек? И можно ли было считать его живым, раз всё — включая разум — было безнадёжно мертво? Всё, кроме сердца, которое продолжало биться несмотря на то, что для него не осталось никакой надежды.

Пока Дагал разглядывал освобождённого из кокона человека, тот начал мелко дрожать. Солдаты отпрянули. У кого-то опять случился приступ рвоты, кто-то, неуклюже оступившись, натолкнулся на вазу или скульптуру, которая с грохотом разбилась.

Тело человека перед ними продолжало извиваться. Культи, оставшиеся от рук и ног, вытянулись в стороны, разбрасывая в стороны фрагменты желеобразной плоти.

Дагал и сам почувствовал, как внутри содрогается Ош, в один момент превратившийся в сгусток яда, утыканный иглами и крючками.

А затем всё прекратилось. Тело несчастного обмякло и содрогнувшись в последний раз, рухнуло. То, что от него осталось, растекалось вокруг. Дагал смотрел на остатки кокона, на частично переваренную плоть… И, кажется, стал понимать.