Ролан Барт. Биография

Я не отказываюсь от просьб (вероятно, мне нужно, чтобы ко мне обращались), но я не выношу, когда ко мне обращаются с этими просьбами, когда вздумается, и думают только о своем времени, но не о моем: телефонный звонок меня перебивает, просьба о статье прерывает работу. Я бы хотел иметь возможность строго делить время на недели для себя и недели для других, пусть это и покажется безумием[1169].

Когда он говорит о своем замысле романа в категориях «ликвидации», как это часто бывает, Барт подтверждает свое желание нечто завершить и чуть ли не покончить со всем сразу. На одну из карточек он приклеил несколько строк из интервью Феллини в Libération от 18 июля 1979 года: «Я не так много путешествовал, мало читал, не отношусь к типу революционеров с баррикад. Я снимаю фильм, чтобы свести баланс. Я ликвидирую свои акции». Он также более трезво начинает смотреть на свою затею с повторным использованием материала: не является ли его искусство памяти всего лишь эгоистическим пережевыванием одного и того же? В периоды депрессии у него появляется искушение все бросить. Барту кажется, что он блуждает, словно вся его жизнь приняла неосуществимую форму: неудавшиеся вечера, разрозненные фрагменты, уныние, «маринад», слово, которое он давно позаимствовал у Флобера для обозначения своих периодических депрессий: «Когда дно тоски достигнуто, Флобер падает на софу: это „маринад“, ситуация неоднозначная, ибо будучи знаком поражения, она также является местом фантазма, из которого мало-помалу возобновляется работа»[1170]. Ассоциирующийся с одиночеством, горем, промежуточным состоянием между упадком и подъемом, маринад – уже не временное уныние, какое он знавал раньше, но постоянное настроение, омрачающее его дни.