Ролан Барт. Биография

Отсылки очевидны, как и у Ребероля: прежде всего это Бальзак, затем социальный французский роман 1920-х годов, провинциальный вариант романа воспитания, каким он предстает у Робера Эстонье, Жоржа Дюамеля, Анри Бордо или Жака де Лакретеля и, конечно, Франсуа Мориака. Барт, впрочем, уточняет в конце письма, что в описании поединка молодого человека с обществом он опирался на романиста, которого он «очень любит, Рене Буалэва», который «изобразил, в каком постыдном рабстве оказывается при вступлении в брак „благовоспитанная девушка“. Я хотел показать, что это обязательство верно и для молодых людей»[172]. Что касается сюжета и отношений героев, любопытна верность героя своей матери и конфликт с бабушкой, недостаточно драматический в нарративном плане. Барт месяцами работает над романом и окончательно бросает только в следующем году, когда собственное развитие слишком сильно отдалило его от персонажа. 1 января 1934 года он пишет Филиппу:

Несмотря на то что я в Байонне, я совсем не думаю о романе; я абсолютно уверен, что не стану его продолжать; я так решил. Причин множество: первая в том, что я слишком доволен моей жизнью здесь, прелестями этого дома, где меня избаловали, как самого настоящего каноника из Анатоля Франса, чтобы роман, который я мог написать, был окрашен той же горечью, той же язвительной и злопамятной резкостью, что я мог представить себе несколько месяцев назад. В моем возрасте еще не говорят «я постарел»; но надо, наконец, признать, что мы развиваемся, и наше мужественное негодование распространяется на предметы куда более важные, чем просто испорченность некоей социальной среды. Я хочу сказать, что теперь истории моей бабушки, рассказанные с большим остроумием, кажутся мне забавными и обезоруживают мой гнев. Вот в чем, я думаю, практическая причина.

Но он добавляет и причину более литературного характера, показывающую, что набросок романа уже соответствует поискам формы: «Теоретическая причина в том, что, если я должен что-то написать, это что-то всегда будет встраиваться в рамки, в „тональности“ Искусства; а роман по определению – жанр антихудожественный; форма в нем – приложение к содержанию, а психология неизбежно душит эстетику. Я не ругаю его за это: всему своя роль. Кажется, у меня есть определенное понятие о произведении искусства в литературе, которое пока еще мало чем подтверждается». Эти причины, как мы видим, касаются самого жанра, ограничения которого подростку кажутся слишком тесными. Его поиски легко приведут к более эстетским формам, которые он опробует в коротких театральных пьесах или музыкальных композициях, дивертисменте[173] и даже начнет сонату.

Учебный год 1933/34 отмечен двумя главными событиями. Первое событие – внешнее и выглядит как первое вторжение истории в жизнь. Второе – личное и становится первым серьезным натиском болезни. Помимо литературного журнала под названием La Règle organique, который он пытался создать вместе со своими товарищами, Барт испытывает потребность в политической деятельности. Многие молодые люди, политизировавшись, вступили в правые движения: «Аксьон франсез», «Патриотическую молодежь», а некоторые даже в «Камелоты короля». Лишь несколько учащихся отстаивают левые позиции. Барт называет среди них Ребероля, Шодие и Шотана, родственника премьер-министра. Гитлер пришел к власти в марте 1933 года, и антипарламентаристские настроения, связанные с недовольством последствиями экономического кризиса, распространились по всей Европе. 25 декабря 1933 года директор байоннского банка «Муниципальный кредит» (Барт не мог пройти мимо этого события) Гюстав Тисье был арестован за мошенничество и выпуск поддельных облигаций на предъявителя на сумму 25 миллионов франков. Вскоре выясняется, что аферу провернул учредитель банка «Муниципальный кредит» Серж Александр Ставиский в сговоре с заместителем мэра Байонны Домиником-Жозефом Гара (которого приговорят к двум годам лишения свободы), а также со многими другими видными представителями судебных органов, полиции и администрации. Разразился скандал, Ставиский был найден мертвым в шале в Шамони 8 января 1934 года. Газеты иронизировали: «Ставиский совершил самоубийство из револьвера, выстрел был произведен в упор». Или: «Ставиский покончил с собой, выстрелив с расстояния трех метров. Вот что значит иметь длинные руки». Антипарламентаристские настроения в результате этой аферы еще больше усилились и вместе с антисемитизмом, который отныне можно было выражать без опаски (Ставиский был натурализованным украинским евреем), привели к массовым беспорядкам 6 февраля, которые Барт считал ключевым событием своей юности. В предшествующие дни крики протестующих крайне правого толка были направлены прежде всего против Шотана и министра юстиции Эжена Ренальди. В день, когда новое правительство должно было быть представлено палате депутатов, «Университетские фаланги» призвали провести на площади Согласия демонстрацию против «революционных организаций» и возглавить широкое национальное движение, готовое к «борьбе против захватчика». Демонстрация переходит в массовые беспорядки, и к вечеру в результате пожаров и столкновений с полицией насчитывается 16 убитых и сотни раненых. Многие учащиеся лицея Людовика Великого откликнулись на призыв лиги правых, в то время как левые студенты утверждаются в желании противостоять подъему фашизма во Франции. Они организовали группу под названием «Республиканская и антифашистская оборона» (DRAF), на которую большее влияние оказали Вальдек-Руссо и Леон Блюм, чем «Группы антифашистской обороны», созданные коммунистами в 1920-х годах. Они выражают готовность защищать свободу любыми средствами, оставаясь при этом настоящими демократами. Политическая ангажированность юного Барта с вдохновляющей героической фигурой Жореса остается довольно романтической, но она далеко не абстрактна, и нельзя отрицать ее роль в формировании его личности. Тот факт, что он обрел политическую идентичность, основанную на борьбе с экстремизмом, может объяснить его позицию в дальнейшем. В более поздних записях дневника-картотеки Барт возвращается к этим событиям, оставившим след в его юности: он считает 6 февраля 1934 года одним из решающих моментов в своем формировании[174], вместе с DRAF, и вспоминает дело Ставиского в «Дневнике траура»: «Вчера вечером смотрел глупый и грубоватый фильм „Один два два“. Действие происходит в эпоху дела Ставиского, в которую я жил. В целом он мне ни о чем не напоминает. Но вдруг меня потрясла деталь декора: просто лампа с плиссированным абажуром и витым шнуром. Мама такие делала…»[175] В переписке он также выражает желание окружить себя умными людьми, с которыми можно обсудить политику и литературу. «Я бы просил их только об одном: быть „нонконформистами“, Давидовым братством, Davidsbündler»[176]; в качестве образца он берет клуб, созданный Робертом Шуманом в 1834 году и объединявший реальных и выдуманных персонажей, сам Шуман присутствовал в нем в различных ипостасях (мечтательного Эвсебия и импульсивного Флорестана). Клуб собирался в Kaffeebaum в Лейпциге для борьбы со всеми формами академизма и буржуазного традиционализма.

Возможность действовать была ограничена, и даже более чем ограничена, приступом кровохарканья, который случился у него в мае 1934 года: он кашляет кровью, и, хотя диагноз легочного туберкулеза еще не поставлен, симптом достаточно тревожный, чтобы врачи предписали лечение: свежий воздух и отдых. Барт вынужден отказаться от экзамена на бакалавра в июне, и его планы на будущее под угрозой. В восемнадцать лет такое событие неизбежно оборачивается драмой. Оно разлучает Барта с друзьями и лишает возможности учиться, ставя на его пути препятствие в виде долгой болезни и, возможно, ранней смерти. Этот первый опыт изоляции в Сент-Илерде-Туве и Лейзине во многом определил его будущую жизнь: маргинальность, синдром самозванца, прибежище, найденное в литературе и письме. Он уехал в Бедус в Пиренеи с матерью и братом. В этой деревне, расположенной в долине Асп, находится источник серосодержащей и железистой воды, рекомендованной для всех видов лечения; врачи назначают ему сначала внутривенные инъекции солей золота. Барты жили в доме, который принадлежал суконщику Ларрику и выходил на большую дорогу, национальную магистраль, ведущую из По в Сарагосу. Жизнь спокойно течет в этом маленьком поселке, в котором три врача, нотариус, аптекарь, налоговый инспектор, почтмейстер и три или четыре учителя. Мишель пошел в местную школу, расположенную на сельской площади недалеко от церкви. Семья часто ходит к пастору в Ос и к мадам Бест, у которой они иногда обедают по воскресеньям и играют на фортепиано. Первое время Ролан повторяет программы бакалавриата: философию, естественные науки, древние языки. Играет на фортепиано по два часа в день, планирует научиться водить. Вот детальное описание тех мест, которое он дает в письме от 4 декабря Филиппу Реберолю:

Бедус – это очаровательное местечко на въезде в Валлон. Валлон – это своего рода расширение долины Асп, в форме чаши от 7 до 8 километров в окружности; мой горизонт образуют окаймляющие ее горы. Горный поток Асп, железная дорога и национальная магистраль идут через нее во всей длине, параллельно друг другу. По всей окружности Валлона располагаются маленькие деревеньки, каждая из которых возвышается над небольшой долиной, врезающейся в гору и покрытой пастбищами: таковы Бедус, Ос, Ле, Ата, Акус, Жуэ, Оркан и снова Бедус, которые намного важнее всех. Разбросанные то тут, то там по всей окружности Валлона, перед линией деревень или за ней, находятся небольшие холмы, высотой от 50 до 75 метров, которые называются туронами; эти туроны служат пастбищами для овец. Горы, заслоняющие горизонт, достаточно высокие (1000–1500 метров). Со стороны Франции (то есть к северу) Валлон исчезает в дымке там, где начинается долина в Олороне; когда выбираешься из этого узкого и печального коридора на эту маленькую равнину с широким и гармоничным горизонтом, с живыми и яркими цветами, живописными пастбищами, линиями тополей, рекой и группками деревень, разбросанными то тут, то там, как детские игрушки (часто дым неспешно поднимается в бледное небо), сам понимаешь, какое охватывает чувство радости и покоя. Со стороны Испании, на перевале Сомпор, то есть к северу, долина перекрыта двумя скалами, которые почти соприкасаются, оставляя место только для дикого и тесного прохода; это Эски, через прорезь видно высокогорье. Я сделал для тебя отдельно рисунок Валлона.

Характер этого описания пейзажа, как и все, что относится к природе и растительности, – совершенно особая черта в его переписке этого времени, но и впоследствии он будет внимательно относиться к любому цветению, к малейшим изгибам ландшафтов, в которых оказывается. Ему пришлась по вкусу эта местность, которую он находит прекрасной, с ее бледным небом, горами, покрытыми снегом, когда горизонт кажется шире, чем есть на самом деле. Топография местности, как и тот факт, что он уединился здесь с матерью и братом, придает этому пребыванию все признаки регресса в детство, в защищенное место, светлое и спокойное, «гошокиссим» дома в Байонне. В это время Ролан также тесно общался с младшим братом, который видел его редко, когда тот учился в лицее в Париже, а свободное время проводил на улице с товарищами, и с которым будет в дальнейшем разлучен в течение почти всей войны. Оба впоследствии постоянно вспоминали об этом, как вспоминают счастливые дни и мгновения, проведенные вместе. Итак, несмотря на ту резкую перемену, которую вносит в его жизнь этот первый приступ болезни и отделение от мира, это еще и неожиданный рецидив детства, превращающий его в постоянный и неизменный горизонт, а не в ностальгию по утраченному миру.