Без вины виноватая

— Просто что? — вернула она вопрос.

— Страшно тебя отпускать. Страшно тебя потерять.

Она не имела права говорить, что ей тоже страшно — и уезжать, и оставлять его. Страшно, несмотря на Непреложный Обет, каменной плитой давящий на ребра.

— Понимаю, — кивнула она.

Гермиона призвала разбросанные вещи в сумочку, достала из нее свежее белье и поношенные джинсы, а сверху накинула рубашку Драко, валяющуюся под его головой на подушке. Рубашка была мятой, зато хранила его запах.

Малфой тоже сдвинулся с места, Гермиона ожидала, что выходка с рубашкой снова его заведет, но он не пытался приставать. Натянул штаны и уселся на уголок кровати, не сводя с нее глаз, — несчастный и растерянный.

Ждать было незачем.

— Ну всё... — начала она, не представляя, как продолжить.

— Я провожу, — напряженно ответил Драко, вставая и открывая перед ней дверь.

— Конечно.

— Мистер Голдштейн, — поприветствовал он гостя.

— Мистер Малфой, — кивнул в ответ тот.

— Вы помните про Обет, — Драко посмотрел на Мориса таким тяжелым пробирающим взглядом, какой она видела только у Люциуса, но на малфоевского визави взгляд особого эффекта не произвел.

— О таком не забывают, — хмыкнул Голдштейн, потирая косточку на запястье.

— Откройте секрет, зачем вы на него согласились? — жестко спросил Малфой.

— Очевидно и не собирался причинять вред вам и вашей супруге.

— Но вы могли надавить, заставить нас выбрать то, что вам нужно.

— Мог. И все еще могу, — подтвердил Морис высокомерно. — Вот только… это неспортивно. В юности сложно было устоять, мама кое-как сдерживала меня. Но не всегда, не всегда. Ах, как она кричала, как ругалась на меня, когда я... злоупотреблял, — пустился он в воспоминания. — Со временем оценил прелесть более тонкой работы.

— Сила не искушает? — в голосе Драко в равных долях смешались недоверие и яд.

— Искушает, — с напускной искренностью ответил Голдштейн. — Поэтому я ограничиваю себя вот такими Обетами. К чему эти наводящие вопросы? Можно спросить в лоб. Даже я не смог бы внушить Гермионе чувства к вам, любовь — тонкая материя, здесь неуместно вмешательство, ее невозможно воссоздать. Не волнуйтесь.

— Я не об этом…

— Простите, молодой человек. Нам с вашей женой нужно попасть в магическую часть Вулворт Билдинг(20) до начала рабочего дня. Не стоит светиться перед местной публикой. Нас уже ждут в зале международного каминного сообщения.

— Мы отправимся каминами?

— Да, мисс… миссис Малфой.

Это обращение применительно к ней было абсурдным. Грейнджер не примеряла его на себя, даже не задумывалась, что брак — это смена статуса и фамилии. Вообще. Миссис Малфой — Нарцисса, она сама не может быть ни миссис, ни Малфой. Панический припадок не случился только благодаря быстрому вмешательству Мориса. Гермиона очень медленно, порциями выпустила воздух и вернулась в настоящее.

Слева от нее, протягивая руку ладонью вверх, стоял Голдштейн, справа — очень бледный Драко, выпрямившийся настолько, что казался еще на полголовы выше. Она бросилась ему на шею.

— Уже скучаю. Ты еще не уехала, а я уже очень-очень сильно соскучился, — пробормотал он ей в волосы, резко отстранился и отшагнул, словно почувствовал: если не сделает этого сейчас, уже и не отпустит. Грейнджер поняла, что сама готова вцепиться в него и отказаться от всех планов, но Морис схватил ее за запястье и без предупреждения аппарировал.

Они сразу двинулись вперед, перешли какую-то бесконечную дорогу, вошли в здание, пересекли границу между магловским и магическим миром, поднялись на лифте, спустились по лестнице. Мелькали какие-то комнаты и залы, Голдштейн с кем-то здоровался, перебрасывался незначительными фразами. При других обстоятельствах Гермиона уже шею свернула бы, разглядывая всех и вся, и задавала бы бесконечные вопросы, но теперь мир вокруг совершенно не трогал. Она испытала облегчение, когда путешествие закончилось в огромном зале с каминами по периметру.

— Нужно подождать несколько минут, пока настраивают перемещение, — уронил спутник, получил в ответ безразличный кивок, но надежды завязать беседу не потерял.

— Гермиона, я рад, что вы встанете рядом с Кингсли и Джонни. И я рад, что не пришлось использовать другие аргументы.

— Другие аргументы? — неохотно переспросила она.

— Да. Не люблю опираться на гипотезы, в которых не уверен. Помните, я взял для изучения забавный журнал? Единственный, уцелевший из тех…

Точно. Каким-то непостижимым образом «Магический потенциал» оказался в руках Голдштейна.

— Не исключено, что ваше уникальное свойство с помощью брачных уз будет передано мужу. Гарантий нет, потому что свойство не магическое, да и вся эта теория — смесь науки и мифологии, но вероятность существует. Хотел использовать это как довод в пользу брака, однако… не пришлось.

Гермионе совершенно не хотелось думать о своем «уникальном свойстве». Но кое-что царапнуло, выбило из тоскливой задумчивости. Зачем Морису уговаривать ее на брак? Она собиралась спросить в лоб, но он не дал на это времени.

— Я ведь не успел вам поведать о последних новостях! — Голдштейн всплеснул руками, и звук гулко прокатился по пустому залу. — Следует ввести вас в курс дела прежде, чем мы окажемся в Британии... Произошла неприятность, — он изобразил нерешительность, адски раздражая спутницу. — Не хотелось бы, чтобы вы узнали об этой новости из прессы... Ваш друг…

— Гарри?

— Нет, другой.

— Рон?

— Да-да, мистер Уизли. Он попал в больницу святого Мунго.

Темная магия... Снейп помогал ему восстановиться после использования медальона. Что-то произошло после ареста Северуса, ситуация вышла из-под контроля?

— Что с ним?

— Ну… Столкнулся с последствиями необдуманного поступка. Дело молодое…

— Что с ним? — яростно переспросила она.

— Кажется, его серьезно заколдовала девушка, которая живет в их доме.

Девушка? Не Джинни же... Невеста Перси? Флер? Чушь! Северус говорил, что Джордж и Гестия, то есть Флора, находятся под надзором Молли. Но при чем здесь Рон? Магия связала ее с Джорджем. Вот только… Гермиона судорожно перебирала в памяти прочитанное о магических близнецах. Было ли там утверждение, что выжившие должны стать парой?

— Кэрроу?

— Она с того же факультета, что и ваш супруг. Инцидент может несколько усложнить его возвращение. Не хотел говорить при нем.

Желание аппарировать назад снова охватило Грейнджер. Почему ей вдруг так захотелось в Англию? Не прав ли был Драко, предполагая, что не обошлось без магического принуждения?

— Наш камин, мисс… простите, миссис Ма…

— Не надо!

Голдштейн галантно подставил руку, Гермиона машинально оперлась на нее и переступила решетку.

— Великобритания, Лондон, Косой переулок,18/а, — скороговоркой произнес Морис, и… они полетели. Воздух выдуло из легких, иначе она кричала бы во все горло. Из-за резко меняющихся направлений и мелькающих ответвлений кружилась голова, их мотало и бросало в разные стороны, каналы схлопывались, что-то подхватывало под пупок, как при перемещении портключом, и выбрасывало в новом месте, а потом полет продолжался. Когда она вывалилась наружу, готова была целовать землю. Но вместо земли под ногами была зола, добрая горсть которой взметнулась вверх, потревоженная движением. Грейнджер зашлась в приступе кашля, желудок скрутило, но времени, чтобы прийти в себя, ей не дал вышедший следом Морис. Он схватил ее за локоть и аппарировал.

Они вывалились из аппарационной воронки перед чугунными воротами. Гермиона узнала их раньше, чем причудливые завитки решётки Малфой-мэнора зашевелились, складываясь в свирепую морду, которая с металлическим лязгом прошамкала:

— Цель посещения?

Первобытный неконтролируемый ужас разлился по венам расплавленным свинцом, воздух, только-только заполнивший легкие, с шумом их покинул, рот открылся в беззвучном крике. Удивительно, но, несмотря на полноценную паническую атаку, в уголке сознания осталось место злорадству. Не такая уж самоизлечивающаяся у нее психика, как хотелось бы некоторым. Ждать, когда Гермиона справится с паникой своими силами, Голдштейн не стал. Сделалось легче.

— Зачем мы тут? — процедила она, громко стуча зубами.

— Это самое безопасное место, Кингсли решил…

— Хозяин вашего «самого безопасного места» находится на другом материке.

— Вы теперь его супруга.

— Жаль вас разочаровывать, но никто не может пересечь границу владений, когда отсутствует хозяин. Жена, мать, троюродный дядя...

— Насколько я помню, авроров через эти ворота пропустила миссис Малфой. Вы что-то путаете, милочка, — не поверил ей спутник.

— Вот только тогда мы с Драко были на территории, — бросила Гермиона и увидела невероятное — Голдштейн растерялся. У нее не было времени насладиться его растерянностью но, чтобы отвлечь от своей задумки, она позволила мстительному удовлетворению разлиться на душе, а затем... аппарировала.

Гермиона переместилась на знакомую опушку королевского леса Дин, из леса — в проулок за музеем мадам Тюссо, оттуда к знакомой с детства кофейне в Лондонском сити и наконец в малопосещаемую часть парка Хампстед-Хит, cочла это достаточным количеством перемещений, чтобы сбить со следа легилимента, если он вдруг усмотрел у нее в голове намерение сбежать, и наконец позволила себе восстановить дыхание. А затем отправила Гарри патронуса.

Друг появился через четверть часа. Время ожидания Гермиона потратила на анализ. Она не была уверена в своих выводах, но ей стало не по себе. Голдштейн говорил о безопасности мэнора, вот только в этом ли причина? Не является ли он одним из тех, кто хочет с ее помощью добраться до наследия Волдеморта, спрятанного в недрах старинного дома? Снимает ли с Мориса подозрения то, что он позволил записям и книгам из зала сгореть? Ведь Голдштейн и вправду раз за разом небрежно подталкивал ее к браку и отъезду. Имеет ли это значение, если Гермиона не рассматривала его слова всерьез? Ну упомянул, что кошмары Малфоя могут отступить, если они перестанут проводить рядом все свое время, ну предположил, что ее способности могут быть переданы через брачные узы. Второе было сказано уже после отбытия, первое ничуточки не повлияло на желание вернуться и помочь навести порядок в магическом мире. Или повлияло? А что, если Драко прав и решение вернуться навеяно? Грейнджер тряхнула головой. Да нет, глупости! Ей надоело быть ведомой. Это ее желание, ее и ничье больше. Подозрения не помогали разобраться в ситуации.

Друг налетел как тайфун и закружил, не убрал рук и когда поставил на землю — смотрел и смотрел, словно силился оживить в памяти каждую ее черточку. Она тоже рассматривала его. Гарри сильно загорел, синяки под глазами, увеличенные стеклами очков, диссонировали с бронзовым цветом, неравномерный загар на сухой и плотно натянутой на кости черепа коже откровенно его старил. Глаза сверкали жизнью, как прежде, до срыва, но в их глубине таилось что-то мрачное, какая-то неизбывная тоска и темнота.

— Вау, ты даже не требуешь у меня подтверждения личности? — улыбнулся он одновременно знакомой и незнакомой улыбкой. — Если бы не твоя выдра, потребовал бы у тебя. Зачем вернулась? Тебе же небезопасно тут. Снейп сказал, что ты еще некоторое время будешь далеко.