Сказка

— Да, отец, — сказал я, и он игриво шлепнул меня. 10

Я усердно учился и получал хорошие оценки. Осенью я играл в футбол, а весной — в бейсбол. Будучи второкурсником, я добился успеха в обоих видах спорта. Тренер Харкнесс хотел, чтобы я тоже играл в баскетбол, но я сказал ему «Нет». Я сказал, что мне нужно по крайней мере три месяца в году, чтобы заниматься другими делами. Тренер ушел, качая головой по поводу печального состояния молодежи в этот дегенеративный век.

Я ходил на какие-то танцы. Я поцеловал нескольких девушек. У меня появилось несколько хороших друзей, большинство из которых были спортсменами, но не все. Я обнаружил несколько метал-групп, которые мне нравились, и слушал их громко. Мой отец никогда не протестовал, но он подарил мне наушники на Рождество. В моем будущем были ужасные вещи – когда–нибудь я расскажу вам о них, — но ничего из того ужасного, что я воображал, лежа без сна, так и не произошло. Это все еще был наш дом, и мой ключ все еще открывал входную дверь. Это было хорошо. Если вы когда-нибудь представляли, что можете провести холодные зимние ночи в машине или в приюте для бездомных, вы знаете, о чем я говорю.

И я никогда не забывал сделку, которую заключил с Богом.

— Если ты сделаешь это для меня, я сделаю кое-что для тебя, — сказал я. Стоя на коленях, я сказал это. Ты просто покажи мне, чего ты хочешь, и я это сделаю. Я клянусь. Это была детская молитва, столько магического мышления, но часть меня (большая часть меня) в это не верила. Сейчас этого не происходит. Я думал, что моя молитва была услышана, прямо как в одном из тех банальных фильмов о жизни, которые показывают между Днем благодарения и Рождеством. Что означало, что мне нужно было выполнить свою часть сделки. Я чувствовал, что если я этого не сделаю, Бог заберет чудо обратно, и мой отец снова начнет пить. Вы должны иметь в виду, что старшеклассники – какими бы большими ни были мальчики, какими бы красивыми ни были девочки – внутри все равно остаются в основном детьми.

Я пытался. Несмотря на то, что дни были не просто заполнены учебой и внеклассными мероприятиями, но и переполнены ими, я делал все возможное, чтобы вернуть то, что мне причиталось.

Я присоединился к местному клубу Adopt-A-Highway commitment [10]. Мы проехали две мили по шоссе 226, которое по сути представляет собой пустошь из заведений быстрого питания, мотелей и заправочных станций. Я, должно быть, собрал миллион коробок с биг-маком, два миллиона банок пива и, по крайней мере, дюжину пар нижнего белья. Однажды на Хэллоуин я надел дурацкий оранжевый джемпер и пошла собирать пожертвования для ЮНИСЕФ. Летом 2012 года я сидел за столом регистрации избирателей в центре города, хотя до того, чтобы самому проголосовать, мне оставалось еще полтора года. Я также помогал в офисе моего отца по пятницам после тренировки, заполняя бумаги и занимаясь вводом данных на компьютере – ваша основная работа, – когда на улице темнело, и мы ели пиццу от Джованни прямо из коробки.

Папа сказал, что все это будет отлично смотреться в моих предложениях для колледжа, и я согласился, не сказав ему, что делаю это не для этого. Я не хотел, чтобы Бог решил, что я не справляюсь со своей задачей, но иногда мне казалось, что я слышу небесный шепот неодобрения: — Недостаточно хорош, Чарли. Ты действительно думаешь, что собирать придорожный мусор — это расплата за хорошую жизнь, которой вы с отцом живете сейчас?

Что подводит меня – наконец–то — к апрелю 2013 года, когда мне исполнилось семнадцать. И мистер Боудич. 11

Старая добрая школа Хиллвью! Теперь мне кажется, что это было очень давно. Зимой я ехал в автобусе, сидя сзади с Энди Ченом, моим другом с начальной школы. Энди был спортсменом, который продолжал играть в баскетбол за «Хофстру». Берти к тому времени уже ушел, уехал. Что было своего рода облегчением. Есть такая вещь, как хороший друг, который одновременно является плохим другом. По правде говоря, мы с Берти плохо подходили друг другу.

Осенью и весной я катался на велосипеде, потому что мы живем в холмистом городке, и езда на велосипеде была хорошим способом укрепить мышцы ног и спины. Это также давало мне время подумать и побыть в одиночестве, что мне нравилось. Направляясь домой из HHS, он проехал по Плейн-стрит до Гофф-авеню, затем по Уиллоу-стрит до Пайн. Пайн-стрит пересекалась с Платановой на вершине холма, который вел вниз к чертову мосту. А на углу Пайн-стрит и Сикамор был Психо-Хаус, названный так Берти Бердом, когда нам было всего десять или одиннадцать.

На самом деле это был дом Боудича, название было прямо на почтовом ящике, выцветшее, но все еще разборчивое, если прищуриться. И все же Берти был прав. Мы все видели этот фильм (наряду с другими обязательными для просмотра одиннадцатилетними детьми, такими как «Экзорцист» и «Тварь»), и он действительно был похож на дом, в котором жил Норман Бейтс со своей плюшевой матерью. Он не был похож ни на один из других аккуратных маленьких дуплексов и ранчо на Сикаморе и в остальной части нашего района. Психо-Хаус представлял собой беспорядочное викторианское здание с покосившейся крышей, когда-то, вероятно, белое, но теперь выцветшее до оттенка, который я бы назвал Серым, как у Дикого Барнкэта. По всей длине участка тянулся древний штакетник, местами накренившийся вперед, а в других прогнувшийся назад. Ржавые ворота высотой по пояс перегораживали разбитую брусчатку дорожки. Трава состояла в основном из буйно разросшихся сорняков. Крыльцо выглядело так, как будто оно медленно отделялось от дома, которому принадлежало. Все шторы были задернуты, что, по словам Энди Чена, было бессмысленно, поскольку окна все равно были слишком грязными, чтобы что-то видеть. Наполовину скрытый в высокой траве, был знак «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». На воротах была большая табличка с надписью «БЕРЕГИСЬ СОБАКИ».

У Энди была история об этой собаке, немецкой овчарке по кличке Радар, похожей на парня из телешоу M*A*S*H. Мы все слышали его (не зная, что этот Радар на самом деле был его), и иногда видели мельком, но Энди был единственным, кто видел собаку вблизи. Он сказал, что однажды остановился на велосипеде, потому что почтовый ящик мистера Боудича был открыт и так набит нежелательной почтой, что часть ее упала на тротуар и разлетелась по округе.

— Я собрал мусор и запихнул его обратно вместе с остальным дерьмом, — сказал Энди. — Я просто пытался оказать ему услугу, черт возьми. Потом я слышу рычание и лай, похожий на «ЯББА-ЯББА-РОУ-РОУ», и я поднимаю глаза, а вот и этот гребаный пес-монстр, должно быть, весил по меньшей мере сто двадцать фунтов, и у него все зубы в слюне, а глаза, блядь, красные.

— Конечно, — сказал Берти. — Собака-монстр. Как Куджо в том фильме. Риии-бегство.

— Так и было, — сказал Энди. — Клянусь Богом. Если бы не старик, кричавший на него, он бы прошел прямо через эти ворота. Который настолько стар, что нуждается в медикаментозном лечении.

— «Медикэр»[11], — сказал я.

— Как скажешь, чувак. Но старик вышел на крыльцо и закричал: «Радар, ложись!» — и собака упала прямо на брюхо. Только она не перестала смотреть на меня и не перестала рычать. Когда старик подошел, то спросил: «Что ты там делаешь, парень? Ты крадешь мою почту?» Я ответил: «Нет, сэр, она валялась вокруг, и я собирал ее. Ваш почтовый ящик ужасно переполнен, сэр.» О собрался уходить, а потом говорит: «Я позабочусь о своем почтовом ящике, а ты просто убирайся отсюда». Что я и сделал.» Энди покачал головой. " Эта собака разорвала бы мне глотку. Я это знаю.»

Я был уверен, что Энди преувеличивает, у него была такая привычка, но в тот вечер я спросил папу о мистере Боудиче. Папа сказал, что он мало что о нем знает, только то, что он был пожизненным холостяком, который жил в этом развалинах дома дольше, чем папа жил на Сикамор-стрит, что продолжалось двадцать пять лет.

— Твой друг Энди не единственный ребенок, на которого он накричал, — сказал папа. — Боудич известен своим скверным характером и своей не менее скверной немецкой овчаркой. Городской совет был бы рад, если бы он умер, чтобы они могли очистить это место, но пока он держится там. Я разговариваю с ним, когда вижу его – что случается редко, – и он кажется достаточно вежливым, но я взрослый человек. У некоторых пожилых парней аллергия на детей. Мой тебе совет, Чарли, держись от него подальше.

Что не было проблемой до того дня в апреле 13-го. О котором я вам сейчас расскажу. 12

По дороге домой с бейсбольной тренировки я остановился на углу Пайн и Сикамор, чтобы снять левую руку с руля велосипеда и встряхнуть ее. Она все еще была красной и пульсировала после дневных тренировок в спортзале (поле все еще было слишком грязным, чтобы играть). Тренер Харкнесс, который вел тренировки по бейсболу, поставил меня на место бьющего, в то время как несколько парней, пробовавшихся на роль питчера[12], отрабатывали отбивающие броски. Некоторые из этих парней бросали очень сильно. Я не скажу, что тренер мстил мне за отказ играть в баскетбол, где «Ежи» в прошлом сезоне проигрывали со счетом 5:20, но и не скажу, что это было не так.

Покосившийся и бессвязный старый викторианский дом мистера Боудича был справа от меня, и с этого ракурса он больше, чем когда-либо, походил на Психо-Хаус. Я обхватил рукой левую рукоятку своего велосипеда, готовый снова тронуться в путь, когда услышал, как завыла собака. Он доносился из-за дома. Я подумал о собаке-монстре, которую описал Энди, с огромными зубами и красными глазами над слюнявыми челюстями, но это не было «ЯББА-ЯББА-РОУ-РОУ» злобного атакующего животного; это звучало грустно и испуганно. Может быть, даже опустошенный. Я вспомнил об этом, задаваясь вопросом, не является ли это всего лишь ретроспективой, и решил, что это не так. Потому что оно пришло снова. И в третий раз, но низко и как бы раскручиваясь, как будто животное, делающее это, думало, какой в этом прок.

Затем, гораздо тише, чем этот последний, раскручивающийся вой:

— Помогите.

Если бы не эти вопли, я бы спустился с холма к своему дому и выпил стакан молока и полкоробки «Пепперидж Фарм Миланос», счастливый, как моллюск. Что могло плохо кончиться для мистера Боудича. Было уже поздно, тени удлинялись к вечеру, и это был чертовски холодный апрель. Мистер Боудич мог бы пролежать там всю ночь.

Я получил похвалу за его спасение – еще одну золотую звезду за мои заявления в колледж, если я отброшу скромность, как предложил мой отец, и приложу газетную статью, опубликованную неделю спустя, – но это был не я, не совсем.

Это Радар спас его с этими безутешными воплями.