На руинах империи

* * *

Джонон лем Джонон как будто родился при высоких чинах, в мундире, с осанкой первого адмирала. Он стоял на юте, заложив руки за спину, вздернув подбородок, меряя взглядом палубу «Зари». Мундир без единого пятнышка, золотое шитье сияет, шляпа сидит с точно выверенным наклоном. Адмирал был на голову выше Гвенны, сплошные мышцы, заметные даже под одеждой, и, досадуя на себя за эту мысль, она подумала, что моряк прекрасен, как изваяние. Кожа темная с коричневым оттенком, волосы и подстриженная бородка – цвета ржавчины, глаза, как и у нее, зеленые. Он, пожалуй, был старше Гвенны, лет за сорок, но на его лице годы не оставили следов, обычных для кеттрал, – шрамов не было, оба уха на месте, нос не переломан. И зубы ровные, белые, блестящие.

Другого такого она сочла бы не солдатом, а придворным шаркуном, но молва дошла даже из-за океана. Джонон не сдался в битве при Эренце. Джонон, когда его корабль потопили, вплавь покрыл пять миль до берега. Джонон, взяв рыбацкую лодку, под покровом ночи на веслах вернулся к вражескому кораблю, выпустил из трюма своих людей, убил манджарского капитана и захватил судно. Если хоть в четверти слухов есть крупица истины, он – легенда, солдатский герой, он заслуживает восхищения кеттрал.

Похоже, восхищение осталось без взаимности. Лицо его под взглядом Гвенны сохраняло выражение сдержанной властности, но в запахе она различала презрение.

– Первый адмирал, – отсалютовала она. – Гвенна Шарп явилась.

Ей было непривычно отдавать честь (кеттрал этого не делали), но флотские придают жестам и условностям больше значения.

Джонон скользнул по ней взглядом, от макушки до сапог и обратно.

– Как же, как же. Бывшая кеттрал.

Адмирал почти не выделил голосом слова «бывшая», но Гвенна почувствовала, как краска бросилась ей в лицо – проклятие светлой кожи.

Она натянуто кивнула и снова отсалютовала – жалко, что ли!

– Приказом императора я подчиняюсь непосредственно вам.

– На борту этого корабля, – сдержанно заметил Джонон, – все подчиняются непосредственно мне.

Гвенна бросила взгляд на палубу. Среди тех, кого она видела, поровну было моряков и легионеров или морской пехоты.

– Позвольте спросить, сколько у вас людей?

Джонон поджал губы, задержал на ней взгляд и кивнул.

– Команду «Зари» составляют семьдесят восемь моряков и дюжина офицеров – острие Западного флота. Кроме них, мы приняли полный полк опытных легионеров.

В слове «опытных» ей послышалась опасная самоуверенность. Паттик и Чо Лу, при всей своей молодости, выглядели толковыми солдатами, но оборонять какую-нибудь крепостицу или выслеживать десяток-другой разбойников – далеко не то же самое, что исследовать неведомый материк (зараженный какой-то дрянью материк) без поддержки, без снабжения, в тысячах миль от всех и всего, что ты знал.

– Это ставит меня в затруднительное положение. – Адмирал снова с головы до ног оглядел Гвенну. – Все эти заслуженные солдаты, разумеется, мужчины. Как и мои матросы.

– Я не поставлю им этого в упрек, адмирал. – Она понимала, что не стоило этого говорить, но сказанного не вернешь. – Я знала множество мужчин, показавших себя превосходными солдатами.

– И, как я слышал, всех их погубили, – отрезал он.

Его слова даже не были особо ядовиты, но ударили, как кулак. Гвенна зажала рот ладонью, сдерживая не только ответ, но и подступившую рвоту.

Первый адмирал опустил ладонь ей на плечо:

– Позвольте мне говорить без обиняков. Кем бы вы ни были прежде – кеттрал, командир крыла, мастер подрывного дела, – все это позади. Вы провалились и лишились звания и власти. Будь вы из моих людей, я приказал бы ободрать вас плетью и бросить, опозоренную и голую, в ближайшем порту.

Он ждал. Гвенна до боли стиснула зубы. Видя, что ответа не последует, адмирал продолжал:

– Однако император, да воссияют дни ее жизни, предпочла путь милосердия пути правосудия, и потому вы здесь.

Гнев опалял Гвенну, горячо и страшно прожигал тело. Но когда огонь добрался до сердца, ничего не случилось – взрыва не произошло. Вместо того она ощутила огромную, почти невероятную тяжесть. Он говорил правду. Она здесь, потому что провинилась, страшно провинилась. Она бы почти обрадовалась, прикажи кто-то выпороть ее в кровь.

– Я служу императору и империи, – тихо проговорила она. – Как и вы.

– Полагаю, – кивнул Джонон, – вы стараетесь служить, но стараться не значит преуспеть. Вам следует знать, что мне пришлось выделить для вас отдельную каюту – помещение, которое в ином случае послужило бы для хранения провианта, оружия… всего того, что могло бы сохранить жизнь людям в трудном положении.

– В этом нет надобности, адмирал. С меня хватит и гамака наравне с солдатами и матросами. У кеттрал не отделяют мужчин от женщин.

– Кеттрал больше нет.

Гвенна проглотила резкий ответ. И это было правдой или близко к истине.

– Тем не менее, адмирал. Мне не нужна отдельная каюта. Я всю жизнь жила и упражнялась среди мужчин.

– Мне нет дела до вашей прежней жизни. Моя команда не привыкла к женщинам на борту. Большинство этих людей – хорошие люди. Но не все. В любом случае я не допущу, чтобы вы их отвлекали, нарушали порядок и подбивали на ослушание.

– Под «ослушанием» вы подразумеваете изнасилование?

Отвернувшись от адмирала, Гвенна оглядела корабль. Полно людей на палубе – драят, тянут, поднимают, укладывают. Одни тощие как веретено, другие здоровяки, способные взвалить на плечо бочку воды или черного рома. Кое-кто поднимал глаза, встречался с ней взглядом. Единственная женщина на борту не осталась без внимания. Она проследила, как они двигаются, как держатся. Втянула в себя воздух, разобралась в запахах: любопытства, решимости, похоти, злости. Такое напугало бы многих женщин, и они с благодарностью приняли бы от Джонона отдельную каюту. Она попыталась вообразить, что боится этих мужчин, – и не сумела. Может, по недостатку воображения.

– Вы ограничите свои передвижения каютой и командирской столовой, – отрубил Джонон. – Если поднимаетесь на палубу, то не дальше этой надстройки. За нарушение приказа вас высекут, как любого члена команды. Вам понятно?

Она повернулась к нему, перевела дыхание и кивнула:

– Да, первый адмирал, понятно.