На руинах империи

21

– Это, похоже, очень дорогой меч, – сказал Акйил, разглядывая изгиб покоящегося в ложе из красного дерева клинка.

– Бесценный, – поправила Адер.

Он покосился через плечо на три витка уходящей в потолок лестницы.

– Как это Хугель и Брант не запнулись, оставляя вас в комнате наедине со мной и мечом?

Комната. Меч.

То и другое звучало просто смешно.

Круглый зал – целый уровень Копья Интарры – никак не назовешь «комнатой». Величиной он равнялся спальному корпусу ашк-ланского монастыря, а выглядел еще больше, потому что не был разгорожен на крошечные кельи, и с любого его места открывались высокие стеклянные стены.

Или не стеклянные – как знать, что это за немыслимый древний материал, созданный, может быть, еще во времена кшештрим.

Они поднялись на малую долю высоты башни, но и этого хватило, чтобы почувствовать себя в ином мире. Бесчисленные строения дворца остались далеко внизу – лежали как город в городе, а за дворцовыми стенами раскинулся лабиринт аннурских улиц и каналов. На западе прямым мечом вонзалась в сердце столицы Анлатунская дорога, на ее широких мостовых горели тысячи костровых чаш. На востоке покачивались корабли на якоре, и у каждого на корме висел фонарик. Акйил повернулся к югу, проследил глазами улицы – за Портновский ряд, за Утиный мост, за Цветочный рынок и Шерстяной рынок, через ворота Ришиниры, за канал Мертвеца… вот он!

Ароматный квартал выделялся даже с высоты Копья. Грязное пятно на боку города. Никаких тебе огненных чаш, неугасающих храмовых лампад, факелов на стенах домов. Он видел только тусклые, зыбкие огоньки светильников и просветы в щелях ставен. Сало для свечей стоит дорого. Масло еще дороже. Вырубка оттесняла лес все дальше от города, да и монетку на дрова не всякий мог наскрести в этом беднейшем из кварталов Аннура. Кто не мог привыкнуть к темноте, тот здесь долго не жил.

У него под ребрами стянуло узел. Акйил глубоко вздохнул, распуская затяжку.

– Ты туда возвращался?

Оказывается, Адер уже стояла у него за плечом. Вот что значат шелковые туфельки: он и не слышал, как она ступает по гладкому полу.

– Туда?

– В родные места. – Она указала за стену.

– Зачем бы мне возвращаться?

– Многих тянет.

Он вытеснил из головы видение окровавленного лица Крали и ее протянутых рук. Сны теперь стали чаще, донимали чуть не каждую ночь. Был только один способ их отогнать – выхлестать перед сном полбутылки черного рома. Тогда он хоть на несколько часов проваливался в темное небытие, а потом из него снова вставали убитый им настоятель и покинутые друзья.

Акйил наскреб в себе смешок:

– Тех, кто рос в том квартале, не тянет. – Не дожидаясь нового вопроса, он отвернулся от города за прозрачными стенами и обратился к роскоши ярко освещенного зала. – Что толку от этого барахла, если, чтобы на него посмотреть, приходится одолеть пятьсот ступенек?

«Барахло»… такое же неподходящее слово, как и «комната».

Просторный высокий зал был полон сокровищ – греби хоть мешками, хоть бочками.

Меч был лишь одной из сотен здешних драгоценностей. На старинных пьедесталах красовались древние вазы. На дорогом бархате лежали кольца, браслеты, ожерелья. Длинный стол занимало хитроумное механическое изделие величиной с тележное колесо – линзы, пружины, блестящие рычаги. С потолка на тяжелых крюках свисало что-то вроде огроменной бронзовой миски – в такой полдесятка человек можно сварить. И еще ряд черепов в стеклянной витрине. Подставка с копьями. И стеклянные шары, заполненные непонятной жидкостью – может, вином, или уксусом, или кровью.

– Это ради безопасности, – ответила Адер.

– Ясное дело, – согласился он. – Здесь оно надежнее.

По дороге сюда они миновали три поста стражи: у основания Копья и два на подъеме.

– Но такие блестяшки для того и нужны, чтобы ими похвастать.

Он потянулся к кольцу, словно вырезанному из горного льда.

– Не тронь! – хлестнул бичом голос Адер.

Акйил поднял глаза, хитровато улыбнулся ей.

– Если бы и вздумал украсть, так не у вас на глазах.

– Тот, кто его украдет, умрет, – покачала она головой.

– Ага, дошло. Оно ваше. Нельзя ли без угроз?

– Это не угроза. Последний, кто надевал это кольцо, сошел с ума. Он безумствовал еще неделю после того, как кольцо сняли, а потом вырвал себе глаза, воткнул пальцы в глазницы и расковыривал себе мозг, пока не умер.

Акйил захлопал глазами.

– Боюсь, ты меня неправильно понял, – ответила Адер с ледяной улыбкой. – Не изделия приходиться охранять от воров, а…

Он боязливо отдернул руку.

– Так это все… от личей?

– От кшештрим, – пояснила она. – Часть наверняка изготовлена кшештримскими личами. Остальное создано с помощью давно утраченных знаний и умений.

– А сюда как попало?

– Артефакты собирал мой отец, и его отец, и наши предки вплоть до Териала уй-Малкениана.

– И откуда же вы знаете, что их сделали кшештрим? Смотрите, как все блестит. Никак не скажешь, что этим штуковинам… сколько там? Десять тысяч?

– В Рассветном дворце более сотни ученых и историков, занимающихся кшештримской эпохой.

– Более сотни…

У него голова пошла кругом. Почему-то одно это больше говорило о богатстве императоров, чем дворец, стража, вся эта роскошь вокруг и даже само Копье Интарры. То есть понятно, зачем держат стражу. И слуг. И всяких там садовников, поваров, столяров. Но вот содержать сотню человек – больше сотни! – чтобы они посиживали и почитывали, да, может, иногда черкнули слово-другое, и всех их накорми, одень, спать уложи в стенах Рассветного дворца…

– Не много ли? – удивился он. – Для изучения расы, которую мы тысячу лет как стерли с лица земли?

Он мог и не заметить.

Адер почти не изменилась в лице. Не вздрогнула, не отпрянула. Ни малейшего движения. И все же что-то было – что-то слишком краткое, мимолетное, чтобы отметить умом…

Он закрыл глаза, снова вызвал в памяти ее образ.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– Кое-что высматриваю, – отозвался он, вглядываясь в сама-ан ее лица.

Идеальная память порой находила себе применение, не предусмотренное монахами.

– Что?

– Вас.

Он медленно продвинул воспоминание вперед, оттянул назад, снова привел в движение. Повторил так три раза, и наконец…

«…Тысячу лет как стерли с лица земли».

Вот: чуть сократились зрачки, дрогнула жилка на шее.

– О… – Акйил с улыбкой открыл глаза. – Понятно.

Взгляд у Адер так и полыхнул.

– Что именно «понятно»?

– Кшештрим не вымерли. Во всяком случае, не все.

Она умела скрывать свои чувства, но и он на этот раз был готов.

– Кшештрим не осталось, – ответила Адер (и он пока не стал ловить ее на лжи), – но остались их изделия.

– Вот это для чего? – спросил Акйил, повернувшись к механизму с рычажками.

– Я надеялась узнать от тебя.

Он не удержался от смеха.

– У вас больше сотни… как вы их назвали? «Ученых и историков, занимающихся кшештримской эпохой», а вы обращаетесь к воришке из нищего квартала?

– Не ты ли которую неделю твердишь, что бросил воровство? Что порвал с прошлым?

Он попытался вообразить, как это – порвать с прошлым, жить без груза воспоминаний, без сомнений, без сожалений, без оставшихся за спиной… И понял, что Адер изучает его.

– Я, – ответил он, насильно возвращая себя к настоящему, – говорил только, что могу научить вас пользоваться кента.

– Кента созданы кшештрим. Как и эти изделия. Между ними может быть связь.

Акйил кивнул:

– Может. Конечно может. – Он послал ей хитрый взгляд. – А как насчет тех кшештрим? Тех, кто еще жив. Почему бы их не спросить?

И снова тот почти неуловимый проблеск признания.

– Я уже сказала, что кшештрим в живых не осталось.

– Сказали, – подмигнул он. – Неправду, но сказали.

Император медленно вздохнула. Глаза у нее сверкали так, что дивно было, как не загорится лицо.

– Стала бы я спрашивать, если бы знала ответы?

Так-так. Видно, ее отношения с выжившими кшештрим оставляли желать лучшего. Может, со временем Акйил и вытянет из нее правду, но пока ясно, что добровольно она делиться не намерена.

– Что вы хотите узнать? – Он радушно развел руками.

– Монахи никогда не упоминали о других изделиях?

– По-моему, вы не понимаете, – покачал он головой. – Хин не было дела до кшештрим. А также до войн, крепостей и всяческих изделий.

– До кента им дело было.

– Нет. Кента требовались Малкенианам, вот они и посылали к хин своих наследников. А у хин была одна-единственная забота: задуть свое «я».

– Я надеялась, что ты окажешься полезнее, – поморщилась Адер.

– А я и не обещал обучать вас этакой чепухе, – возразил Акйил. – Я ничего про нее и не знал. Тогда, в первую встречу в саду, я взялся натаскать вас на использование кента.

– Не задаром.

– Даже монаху нужно что-то есть.

– Я уже заплатила столько, что можно прокормить целый монастырь.

– За что я вам благодарен.

– А я тебе нет. Ты с первого дня морочил мне голову. Я каждое утро с новолуния сижу как истукан…

– Нет, – возразил Акйил. – Вы сидите как император. Если бы вы умели сидеть как истукан, я вам был бы без надобности.

– Я с каждым днем все сильнее подозреваю, что ты мне и так без надобности.

– Послушайте, – примирительно поднял руки Акйил. – Я все понимаю. Я десять лет провел у хин. «Наблюдай, как тает снег, Акйил. Как падают капли. Взбеги на эту гору, Акйил, а теперь почему бы тебе не вычерпать ковшиком эту реку?» И все это представляется бессмыслицей, если не понимать цели.

– Почему бы тебе не объяснить, какова цель? – с опасным спокойствием осведомилась Адер.

– Так получится еще труднее, – покачал он головой. – Скажу, для чего это упражнение, так вы станете сосредотачиваться на достижении цели, на своем желании, и пфф…

– Пфф…

– Именно.

– Не уверена, что ты сознаешь шаткость своего положения.

Акйил на миг задумался, вправду ли она это сказала.

Как видно, вправду. Он улыбнулся Адер:

– Когда я был мальчишкой, совсем маленьким, лет пяти-шести, у нас была шайка. Хоран, Тощая Краля, Жепастик и я. Носились по кварталу, приворовывали, тянули что попадется на рынке, спали, как щенки, под мостом Любовников. Когда-нибудь, твердили мы друг другу, мы наворуем столько, что купим дом, может, даже не в квартале и, может, даже со стеклами в окнах. – Акйил дернул плечом. – Вы, верно, сами понимаете – ничего не вышло. К моим восьми годам Хорана зарезали в драке. Тощую Кралю и Жепастика изловил Капитан и торговал ими по пять медяков за пистон. Жепастик попробовал удрать, но люди Капитана его поймали и по очереди лупили палками, пока лицо не превратилось в кашу, а что осталось, скормили Капитановым свиньям. Я все видел из-за телеги. То есть как его колотили. Свиней не видел. Я даже собрался было отважно броситься ему на помощь. Но передумал. В Ашк-лане было не так опасно. Монахи нас колотили, морили голодом, заставляли голыми бегать по снегу, но не убивали. «Тут лучше, – думал я. – Скучно, зато безопасно». Потом явились люди, одетые точь-в-точь как ваши эдолийцы, и всех перебили.

– То были не мои эдолийцы, – сказала Адер. – Не настоящие эдолийцы.