На руинах империи

32

Ночь выдалась прохладной, но пропеченные дневной жарой черепицы грели Акйилу босые ступни. Кругом из кривоватых кирпичных и глиняных труб поднимался дым, наполнял небо, замазывал звезды, оставляя лишь самые яркие. С улиц внизу пахло грязью, дерьмом, тухлыми объедками, мочой и горячим липучим духом нищенской похлебки из лошадиных копыт и рачьих лапок, ракушек, потрохов и прочих отбросов, варившихся в тысяче горшков. Через улицу от него визжала женщина, в голосе поровну смешались страх и ярость. Когда крик оборвался, заплакал младенец, за ним другой. К плачу добавился собачий лай, псина не унималась, пока кто-то не дал ей пинка, превратив лай в тонкий ошарашенный визг. На удар сердца установилась почти полная тишина. Потом опять захныкал ребенок.

Сюда Акйил не собирался. Несколько часов назад, выбираясь с гостиничного чердака с тяжелым кошельком на поясе, он думал быстренько смыться из города, залечь на несколько недель где-нибудь в предместьях, а потом вернуться за Йеррином и с ним двинуть к югу, в Креш или в Арагат. С его цветом кожи и волос он был бы там как свой. И на рынке болтали, что там в глуши полно деревенек, земледельческих и рыбацких, а если со временем он соскучится, ну и хрен с ним, всегда можно рвануть в любой из тамошних городов – в Олон, Сиа, Чуболо, Сарай-Пол… Право, перед ним были тысячи дорог, кроме той, что вела в Ароматный квартал Аннура.

Однако занесло его сюда.

Скрючившись на карнизе, Акйил заглянул в переулок.

Детский плач за спиной перешел в тонкий отчаянный вопль. Мужской голос – тяжелый пьяный бас – взревел, требуя тишины. Всхлипнула женщина. У Акйила сжалось в груди, ладони вдруг стали липкими. Память тела на миг взяла верх, он стал пяти-шести лет, голодным, злым, запуганным.

«Только ты теперь не такой», – беззвучно напомнил он себе.

Акйил поджал ноги, уселся на карнизе, закрыл глаза, обратил внимание внутрь себя и принялся распутывать узлы мыслей и чувств. Плачут дети – дети всегда плачут. Пьяницы орут. Дерьмо воняет. Все это – не из-за него. Он здесь ни при чем. Робкий мальчонка-сирота, выживавший в этих переулках, ушел, улетел с прошлогодним ветром. Он сделал вдох, еще один и еще, выровнял пульс и течение мыслей. И когда снова открыл глаза, переулок был как переулок, город – как все города на свете.

На той стороне распахнулась дверь, в ночь вывалились двое мужчин. За ними выплеснулся свет, голоса забулдыг, но дверь тут же захлопнулась, снова отбросив переулок в темноту.

– Провались этот Капитан, – зарычал один, – и его драные карты! Я вот щас вернусь и…

Капитан…

Так. Мерзавец жив и все еще царствует в провонявших мочой и нищетой углах. Вот и в этом углу, как видно. Акйил до слов мужчины не очень понимал, в каком месте квартала очутился, но, присмотревшись к дому напротив, узнал. Хотя теперь дом казался меньше, чем виделся его детским глазам. И грязнее, если такое возможно. Странное дело, куда его ноги принесли. И еще удивительнее, что́ заставило его задержаться, прислушиваясь к разговору внизу.

Пьяница из таверны наполовину развернулся – он двигался медленно, как под водой, – когда приятель ухватил его за локоть и оттащил от двери.

– А вот и вернусь, – упорствовал первый. – За своими деньгами, хрен ему в глотку!

– Забудь ты о деньгах, Андраз, – втолковывал второй. – Вернешься, там и останешься.

– Да пошел он… Пошел он! За мной двадцать лет в легионах, скажешь, нет? А этот «капитан»… чего он капитан? Просто мелкий гаденыш с дубинкой и сворой псов. Я вот вернусь и в лицо ему скажу…

Второй вцепился в приятеля.

– Ничего ты ему не скажешь, Раз. Знаешь почему? Потому что он тебя прикончит на хрен.

Андраз пошатнулся.

– Идем-идем, – уговаривал его приятель. – Завтра отыграешься.

Лучше бы он этого не говорил.

– Ни хрена не завтра! – рявкнул Андраз и, вырвав руку, повернулся к дверям. – Ни хрена!

Акйил свалился с крыши в нескольких шагах перед ними. Оба пьянчуги вылупили глаза, но тут же, отшатнувшись друг от друга, потянулись за ножами.

– Вот этого не надо, – отмахнулся Акйил, заодно показав им пустые руки. – Я вас грабить не собирался. Тем более слышал, вы уже продули последние монеты.

Андраз неуклюже потянул из ножен на спине длинный уродливый кинжал и выставил его перед собой. Клинок раскачивался из стороны в сторону, целясь более или менее в грудь Акйилу.

– Ты что за хрен? – возмутился пьяный. – И что это за хрень на тебе болтается?

– Ряса, – кротко ответил Акйил, не забывая держать руки на виду.

– Сраная ряса!

– Сраная ряса, – согласился Акйил.

Андраз хмыкнул и оставил его балахон в покое.

– Ты из людей Капитана? – вмешался его друг, стреляя глазами в тени за спиной Акйила.

На миг Акйилу послышались в общем смятении ночи вопли Жепастика. Заеденный свиньями мальчишка умирает не сразу.

– Это вряд ли.

– А что ты делал на крыше?

Акйил улыбнулся:

– Там спокойнее. И чище. В дерьмо не вляпаешься. – Он кивнул на колеблющийся клинок. – И никто тебя не прирежет…

– Чего тебе надо? – рыкнул Андраз.

– Чего надо? – задумчиво повторил Акйил.

Он мог уже быть на южной окраине, на воле, далеко и от громил Адер, и от квартала. А потащился сюда, как глупая шавка возвращается к избившему ее хозяину.

– Я хотел спросить, – кривя губы в улыбке, ответил он наконец, – не сыграть ли нам на пару, господа?