На руинах империи

59

– Йеррин, когда-нибудь видал такое?

– Такого паука я никогда не видел, – ответил Йеррин.

Старый монах разглядывал спускающуюся ночь сквозь чердачное окошко.

Акйил повыше поднял камень. «Семя», как назвала его та кшештрим. В руке оно казалось теплым – теплее, чем должно бы, но ведь и ночь выдалась теплая. Может, просто мерещится.

Он прошел к окну, к Йеррину. И правда, поперек оконной рамы протянулась паутина, тончайшие нити ловили отсветы дня. Паук притаился с краю. Редкий или обычный, Акйил не знал. Он не изучал пауков мира сего.

– Ты вот на что взгляни, – попросил он, протянув старику семя.

Йеррин неспешно обернулся, взял камень и покачал головой.

– Вот куда загляни… – Он легонько подкинул камушек раз, другой, третий и вернул Акйилу.

– Что скажешь?

– Что сказать? – Монах покачал головой. – Мы миров не творим.

В самом деле, с чего он надеялся добиться толку? Йеррин способен целый день таращиться на муравейник, а марширующего над ним войска не заметит. Было дело, Акйил исхитрился стянуть со стола менялы горсть серебряных лун, а Йеррин побросал их в реку. Хотел увидеть рыб, а рыб привлекает блестящий на солнце металл. Пока Акйил опомнился, половина монет канула в воду. Монах едва ли способен оценить прекрасные драгоценности и тонкие изделия кшештрим, но никого другого у Акйила не было, да к тому же Йеррин, случалось, замечал такое, что упускали другие.

– Ты такое раньше видел?

– Конечно!

Молчание затянулось надолго. Монах коснулся паутинки черенком листа. Паук посуетился, проверяя нити, и снова замер в углу. Йеррин молча улыбнулся.

– Где? – не выдержал наконец Акйил.

Монах поднял узловатый палец, указывая за окно, за раму, за мельтешащих летучих мышей…

Акйил перевел дыхание. Он так долго поддерживал жизнь в этом старце, что жаль было бы теперь его придушить.

– А кроме как в ночном небе, – раздельно проговорил он, – ты где-нибудь подобное видел? Такой камень? Самоцвет? Та… женщина, что мне его отдала, назвала его семенем.

– Я разные семена видел! Багульника, ели, серой сосны. Синику, бывало, ел с косточками. Ягода сладкая, а семя горькое…

– А что это такое, не знаешь? Как оно действует?

Хилая надежда на мудрость Йеррина быстро угасала.

– Это не камень, – ответил монах, снова бережно тронув паутинку.

– Как это понимать? – прищурился Акйил.

– Семя больше самого себя. Это будущее, свернутое в настоящее. Желудь хранит в себе дуб.

Акйил повертел семя в пальцах. Он не сразу совладал с головокружением, но, справившись, смог заглянуть внутрь. Одни блестящие точки в нем казались близкими, другие – невероятно далекими. При повороте из-за края показывались новые. Ничего красивее он в жизни не видел. Это было даже прекраснее звездного неба, так ограненный кристаллик прекраснее огромной льдины. Оторвав наконец взгляд, он понял, что потерял счет времени. Йеррин все еще стоял у окна, но паучок успел перебраться ему на ладонь и тихонько потирал передние лапки. Монах наблюдал за ним с улыбкой.

– Чем же может быть опасно семя? – с сомнением пробормотал Акйил.

– Шипы прорастают из семени, – заметил Йеррин. – Ядовитые растения родятся из семени.

– И что, ты думаешь, может прорасти из этого?

Старец медленно обернулся, снова взглянул на камень и поднял глаза на Акйила. Взгляд его был на редкость сосредоточенным, строгим.

– То, что нам недоступно. То, что больше нас. То, что предназначено не для наших глаз.