На руинах империи

31

Они день за днем поднимались по долине. Бурная река сбегала посередине ложа голубовато-белым потоком, ледяная вода отдавала камнем и морозом. Много дней назад пропали последние следы человеческого жилья, оставив их среди замшелых стволов огромных древних деревьев. Деревьев, которых, как многого в Менкидоке, Гвенна прежде не видала. Издали они напоминали сосны, но вблизи становились заметны странности: отслаивающаяся чешуями черная кора, твердые и острые, как раковины, шишки. И обитатели их крон оказались такими же незнакомцами – этих мелких зверьков она бы назвала белками, если бы не их острые, как серп, коготки. Темные глазки следили за проходящей колонной. Зверьки злобно верещали, драли когтями чешуйчатую кору.

Поначалу они забавляли солдат. Кое-кто пытался подманить зверушек, бросая на землю крошки. Но здешних белок хлеб не соблазнял. Они следовали за отрядом, перескакивая с ветки на ветку. Забегали вперед и останавливались поточить когти, вперив в людей непроницаемые черные глазки. Их становилось все больше – пять, пятьдесят, пятьсот, – и это было уже не смешно. Солдаты теперь смотрели на них с отвращением, переходящим в опаску. Скрежет когтей и нечеловеческий визг донимали легионеров, пока один, выбранившись, не сбил белку из лука.

Только хуже сделал. Животные и не подумали разбегаться, а подступили еще ближе. Десятки зверьков, сбежав по стволам, бросились рвать на части тушку убитого собрата, а остальные принялись сбивать на головы солдатам сучки и прутики.

Шедший в нескольких шагах впереди Гвенны и Крысы Паттик обратился к Килю:

– Это те?..

– Габбья? – Историк покачал головой. – Нет, просто исконные обитатели этой части света.

Пока они говорили, зверьки загомонили вдвое громче и вдруг разом, в мгновение ока смолкли. Поняв глаза, Гвенна увидела, что они, шныряя между ветвями, удирают в глубину леса.

– Что за?.. – выдохнул Паттик.

Ему не успели ответить, как на глаза показалась авеша Крысы. Животное пробиралось по древесным кронам судорожными рывками – неуклюже, но с пугающим проворством. В несколько ударов сердца оно догнало и обогнало колонну, по пути перехватив в воздухе одну из белок. Напрасно та визжала и билась. Авеша устроилась на ветке, затолкала в кошмарную пасть беличью ногу и, не обращая внимания на визг и корчи добычи, принялась жевать.

Гвенна смотрела как завороженная.

Со своего первого появления зверь тенью следовал за ними – то на глазах, но держался дальше полета стрелы, то на несколько дней пропадал из виду. Охота его, как видно, не задерживала: раз Гвенна заметила его с помятой птицей в пасти, другой раз на кровавой, истерзанной до неузнаваемости груде мяса, – но само убийство Гвенна видела впервые. Впрочем, белка была все еще жива. Авеша, поглядывая вниз большими невинными глазами, принялась за следующую ногу, расщепила кость острыми зубами.

– Вот это, – Киль указал на дерево узловатым пальцем, – габбья.

Это было сказано тоном читающего скучнейшую лекцию чиновника.

Паттик с трудом сдерживал рвоту.