На руинах империи

Адмирал повернулся к Бхума Дхару:

– Не хотите ли пересмотреть свои представления о мирных процветающих селениях?

– Болезнь начинается дальше к югу, – покачал головой Дхар. – В неделе пути. Здесь габбья быть не должно.

Гвенна рассматривала труп. Губы – истончившиеся, бескровные – растянуты, будто бы в крике. Пальцы полусогнуты, словно он силился дотянуться до вбитых в запястья гвоздей. Она прищурилась. Почти незаметно – бурая засохшая кровь на коричневой коже, – но раны на запястьях кровоточили, сильно кровоточили. Кровь заливала руки до плеч, стекала по туловищу, по ногам, собиралась лужицей на земле. На камушках мостовой осталось пятно. Она встала на колени, поскребла его пальцем. Сухое, как пыль.

– Эти люди были еще живы, когда их пригвоздили, – тихо сказала она.

– Кровь привлекает многие виды габбья, – сообщил Киль.

– Значит, здесь было сражение, – заключил Джонон. – Мы видим побежденных. Победители прибили их к стенам в назидание. Чудовища пришли на запах крови.

– Возможно, – признала Гвенна.

Солнце не просто грело – немилосердно жарило. Она пошатнулась, выпрямляясь.

– А может, габбья нашли их не случайно. Может, их нарочно оставили на корм чудовищам.

На это не ответил даже Джонон. Ветер свистел через площадь, шевелил волосы мертвецов, закручивал смерчиками сухие листья и снова ронял. Гвенна отвернулась от трупа, но видение уже засело в памяти: человек кричит, корчится под входящими в тело гвоздями, отбивается ногами, пока боль и усталость не высасывают последние силы. А потом он просто висит, не в силах даже закричать при виде того, что к нему приближается.