Через пропасть в два прыжка

12. ПОСЛЕДНИЙ СВИДЕТЕЛЬ

В огромной сплошь уставленной кульманами, комнате приторно пахло женскими духами, кофе, клеем и бумагой. Здесь было тихо и уютно: рабочий день закончился, сотрудники разошлись. Взгромоздившись на тумбочку, Вашко смотрел, как Жанна ловко орудовала карандашом и линейкой: большой круглый противовес кульмана то и дело сновал вверх и вниз. Жанна время от времени отрывалась от чертежа и поглядывала на посетителя. Она смотрела, как он перебирал разложенные на тумбочке карандаши, резинки, линейки и, выбрав себе колючий циркуль, вертел его в пальцах, будто видел впервые в жизни.

— Я не совсем понимаю ваши вопросы? Почему вы не хотите спросить у Сергея? Он дольше меня общался с Олонцо-вым, жил у него, а я… — она оторвалась от листа ватмана и, словно припоминая, посмотрела в сторону окна. — Я там ночевала всего одну ночь.

Иосиф Петрович перевел взгляд с циркуля на лицо женщины:

— Почему вы думаете, что я не говорил? Говорил.

— Ну, и что он вам ответил?

— А ничего, — Вашко отложил в сторону циркуль и взял толстый карандаш. — Представьте себе… Можете еще спросить — почему ничего не сказал Кирилов? — Жанна быстро окинула оперативника взглядом с ног до головы. — И он ничего не знает. Вам еще перечислить тех, кто ничего не знает, или не надо?

— Отчего не надо? Говорите…

— Зря вы со мной так, — снисходительно пробурчал Вашко, — я ничего плохого не сделал никому из вас. Или вы думаете, что мы все такие, как те, что в Аршальске.

— Примерно так, — ее рука дрогнула и карандаш в руке сломался, оставив на листе некрасивую черную линию. — Но раз уж пришли, спрашивайте.

— Хорошо, но правду или ничего. Договорились? — Она кивнула. — Где фотографии? — И потому, как побледнела женщина, понял, что попал в цель — она что-то знала… — Почему же вы молчите?

— Вы же сами сказали, что лучше ничего…

— Ну хорошо, хотя бы сколько их, можете сказать?

— Не считала.

— Умница! — Вашко, словно выиграв битву, рассмеялся от всей души. — Еще вопрос — они спрятаны в Аршальске?

— Нет!

— В Москве?

— Нет.

— Не понимаю… Можете не говорить, куда спрятали, но скажите: они не попадут в чужие руки?

— Чужие это какие? Кирилова? Сергея? Или имеются в виду еще кто-то…

— Ты меня правильно поняла, дочка. Именно кто-то еще… — неожиданно посуровел Вашко и сразу же перестал качать ногой. — Очень плохо, если это случится.

— Не думаю, — беззаботно ответила Жанна, вернувшаяся вновь к чертежу.

Вашко тяжело встал с подоконника, отряхнул скорее по привычке, чем по необходимости от несуществующих соринок брюки, и с грустью посмотрел на женщину.

— Можете больше ничего не говорить, дело ваше. Но это хуже не для меня. — Он попрощался.

Пройдя несколько шагов от крыльца института, Вашко оглянулся и зашел в телефонную будку.

— Леон, здравствуй!

Голос приятеля звучал глухо и простуженно.

— А, это ты, Йоса! Что-нибудь новенькое?

— Ты не заболел? Насморк?

— Ерунда… Сенная лихорадка — аллергию, понимаешь, подцепил. У меня всегда так, когда зацветает полынь. Ничего эту заразу, черт бы ее побрал, не берет… Что нового?

— Кажется, Леон, я вышел на них…

— Фотографии?

— О них и речь.

— Все семь!

— Точно!

— Где они?

— Сам бы дорого дал, чтобы узнать…

— Не понимаю. Ты нашел их или нет?

— Как будто… Мы совсем упустили из виду эту взбалмошную девчонку. Но она темнила порядочная — то, что они у нее были, говорит, а где лежат — нет…

— Не узнаю тебя. Какой срок дал тебе Милорадов?

— Осталось три дня.

— Я отпускаю два! Понял? Кровь из носу, а они должны быть у меня не позднее завтрашнего вечера. Усек?

— Точно так, Леон. Погоди, — он немного присел в телефонной будке и принялся смотреть на крыльцо института сквозь мутное стекло двери. — Знаешь, ситуация меняется слишком быстро — может, еще и успею.

— Что там у тебя?

— Девочка появилась на горизонте. Вышла из института и куда-то торопится…

— Давай, милый, давай…

Жанна в легком плаще, полы которого развевались от быстрой ходьбы, стремительно сбежала по лестнице и пошла по аллее к шоссе. Вашко следовал за ней, скрытый от взгляда зарослями акации. Выбежав на тротуар, Жанна подняла руку, возле нее притормозило такси. Она быстро столковалась с водителем, и машина резко взяла с места в сторону центра. Вашко высоко поднял руку, и из-за поворота выехала его светло-серая «Волга».

— За ней, — коротко произнес Вашко и бросил свое грузное тело на сиденье. Василий вел «Волгу» «на хвосте» и такси из вида не терял. Машина явно двигалась к центру.

— Неужели Кирилов вернулся? — произнес Вашко, не рассчитывая на ответ: Василий слыл известным молчуном, а в дела начальства и вовсе не вникал. — Дерите меня кошки — она едет к роддому! Бисовы дети! Провели дядька вокруг пальца… — он сорвал трубку рации и тотчас услышал голос дежурного по управлению — сегодня он специально посадил своего сотрудника. — Как дела, сынок? Молодец! Набери-ка номерок роддома и кликни доктора Кирилова, а я посплю у рации… Можешь подключить на прослушивание? Не зря вас этой кибернетике учат!

Сквозь шорох послышались отчетливые гудки телефонного вызова.

— Роддом, приемный покой, слушаю вас, — пропел молоденький девичий голосок.

— Сестричка, можно попросить доктора Кирилова? Что? Юрий Николаевич на операции… Понял! Спасибо!

Вашко в очередной раз вспомнил «бисовых детей». Оказывается, Кирилов не внял совету и вышел на работу.

— Спасибо, сынок! Я все понял. Теперь сам позвони главврачу и попроси от имени нашей конторы, чтобы они приготовили для меня хламиду — мне потребуется просочиться в родилку… Быстренько, милый… Мы уже подъезжаем…

— Торопится так, словно сама рожать собралась! — впервые за всю дорогу прорезался Василий. — Уже два раза на красный проскакивают…

Они не стали ждать, пока отъедет такси. Вашко кряхтя, но споро, встал с сиденья и, смешно переваливаясь, начал подниматься на крыльцо. Когда он вошел внутрь, Жанны там не было. Видимо, в этом доме у нее были свои пути-дорожки.

Звонок из «дежурки» сработал. Вашко встретили. Высокий, худой как трость мужчина с совершенно седым бобриком волос, непослушно топорщившимся под хирургической шапочкой, держал бирюзовый застиранный наряд, состоявший из мешкообразных полотняных штанов и куртки с короткими рукавами. Переодеваться пришлось за ширмой. Крякнув, Вашко посмотрел на себя в зеркало — шапочка плоско распласталась на голове, а из рукавов торчали мощные руки, покрытые густыми рыжими волосами.

— Куда идем? — поинтересовался сухопарый врач. — В операционную и «родилку» я вас пустить не могу. Лишние люди там не предусмотрены… Одно неверное движение врача… Вы меня понимаете?

На втором этаже они остановились у столика дежурной.

— Где Кирилов? — спросил главврач.

— Там! — дежурная показала на предбанник родильной. — Возится с малышами.

Доктор с готовностью распахнул перед Вашко дверь и… застыл, онемев. Открывшаяся взгляду картина и на самом деле была странной. Кирилов в хирургическом одеянии стоял на шаткой табуретке, которую пыталась удержать неизвестная врачу женщина. Держа в руках портрет партийного лидера, Кирилов балансировал на табурете, широко раскинув в стороны руки.

— Что здесь происходит? — пробормотал врач. — Цирк?

— А я, наоборот, понимаю все, — произнес Вашко. — Дайте, пожалуйста, его мне! — Он протянул руку, но Кирилов отвел портрет в сторону. — Смелее, сынок.

— Это вы? — наконец узнал его врач, и в тот же момент с грохотом очутился на полу. Узнать Вашко в столь странном наряде стоило немалых трудов — он и сам бы не узнал себя, глядя со стороны.

— Вы мне что-нибудь можете объяснить? Кто эта женщина? — главврач попеременно переводил взгляд то на лежащего Кирилова, то на замершего над ним Вашко. Кирилов медленно приподнялся на локте и, опираясь на руку Вашко, встал.

— Надеюсь, ты ничего не свернул себе, сынок, — по-стариковски ворчал Вашко. — Вставай и пойдем посмотрим, что у нас здесь, — он давно держал в руках портрет и крутил его из стороны в сторону. В кабинете главврача Вашко, не слушая его нотаций Кирилову, вооружившись пинцетом, оказавшимся под рукой, отдирал от рамы один гвоздь за другим. Наконец картон, прикрывающий портрет сзади, отошел в сторону и на столе появилась пачка фотографий.

— Что за чертовщина! — голос Вашко выражал досаду и отчаяние. — Я спрашиваю, что это за снимки? — На фотографических карточках были изображены какие-то документы, страницы рукописей, похожие больше на черновики, или записки, написанные торопливым скачущим почерком…

— Я спрашиваю, что это такое? — Вашко с трудом сдерживал себя.

— Предполагая, что ваша служба может пойти на изъятие статьи и документов, — тихо, но с явным раздражением произнес Кирилов, — я перед отъездом попросил Сергея дать мне олонцовские документы и быстро снял с них копию…

— Стало быть, здесь документы Олонцова? Спрятать снимки в такое место… Знаете, что доктор, — он подошел к главврачу, — я бы сегодня этого молодца к работе больше не подпускал. У вас есть, кем его заменить? Отлично. — Он посмотрел на часы. — Завтра он будет как огурчик!

Главврач широко развел длинными, словно крылья ветряной мельницы, руками: «Как угодно!»

Вашко вышел с Кириловым в коридор, где ожидала Жанна.

— Вот что, друзья, — сказал Вашко. — Через сорок семь минут, — он посмотрел на часы, — вы должны быть в Домодедово и встречать своего писаку. Машина у подъезда! Быстрее!

— А карточки? — пробормотала Жанна, оглядываясь.

— С вашего позволения, я возьму их с собой, так оно будет надежнее… — И Вашко довольно бесцеремонно выпихнул обоих на лестницу.