Через пропасть в два прыжка

— Что за шутки, Петрович? — с хрипотцой произнес Лапочкин. — Тебя узнать по следам, как обделать два пальца. Косолапишь сильно!

Вспыхнула лампа.

— Опаздываешь, — недовольно буркнул Вашко.

— Ну и жарища здесь! Батареи жарят на полную катушку.

— Что с банкой? Есть новости?

— То же самое. Мазь для поясницы, но удивительно сильной концентрации.

— Значит, квакнули глюкозиды?

— Угу, — произнес Лапочкин, примащивая куртку на торчащий меж кирпичей гвоздь. — Это типиус уже в сознании — просит свести к вам. Врач звонил… Я ему пообещал, что приедем, как освободимся.

— Состояние?

— Чего ему будет — здоров, как бык! Думаю, пойдет на признанку. Голову на отсечение — Тушков его дело! Вот только чем он его?

— Признанку? — Вашко последовал примеру Евгения и аккуратно примостил поверх его куртки потрепанное пальто. — Ну-ну… Приступим к осмотру?

— Заперта? Не проверяли?

— Нешто не отопрешь? — он подбросил поблескивающую резную пластинку с хитроумными гранями и прорезями.

Лапочкин энергично обошел машину, хлопнул ладонью по багажнику и долго глядел внутрь салона. На заднем сиденье по-прежнему валялась старая куртка. Ее поведение озадачивало оперативника — она жила какой-то самостоятельной жизнью: то один ее край, то другой рывками приподнимались и замирали.

— Что такое? — ошеломленно произнес Лапочкин. — Там что-то есть.

Вашко вдруг вспомнил о шлепке по крыше, полу и ему стало не по себе.

— Стой! — крикнул он Лапочкину. — Гляди, у двери поднята кнопка запора — машина открыта…

— Ничего не понимаю, — ошарашенно пробурчал Лапочкин. — Вы же говорили, что он блюдет ее как девственницу перед выданьем. — Он стоял как и раньше у багажника, разглядывая сквозь стекло куртку на заднем сиденье. — Вот это да! — завороженно произнес он, отшатываясь в панике от машины. — Красавица!

— Что? — встревожился Вашко — в голосе подчиненного ему чудилось что-то гипнотическое — столько было изумления и неги.

— Ой, экземпляр! Прямо, как в цирке…

Лапочкин согнувшись в поясе стоял у машины — его безудержно влекло вперед и тем не менее во всей его напряженной позе читалась опаска и осторожность.

Подскочив к нему, Вашко с силой отпихнул оперативника и тотчас остолбенел сам: ему очень захотелось сей же миг открыть дверь, опустить окно и глядеть, глядеть на отталкивающую в своей грациозной опасности подрагивающую красоту. За стеклом машины, мерно раскачивая небольшой головкой, с донельзя раздутым капюшоном застыла кобра. Неподвижный взгляд ее глаз был направлен, как казалось, непосредственно на Вашко. Сквозь окостенелые чешуйчатые челюсти сноровисто появлялся и исчезал тонкий язык.

Рука Евгения непроизвольно потянулась к двери…

— Еще чего! — грозно зарычал Вашко, наливаясь багровым румянцем. — Смотри под ноги… Здесь, кажется, была еще одна — маленькая, блестящая… Она свалилась в подвал. Быстро на улицу!

Бегство было спешным: схватив подчиненного за шкирку, Вашко не вывел, а вытолкал его на улицу и лишь потом выскочил сам. Через какую-то минуту-другую беглецы почувствовали холод, пронизывающий до костей. С осторожностью приоткрыв калитку, Вашко подозрительно осматривал пол, машину, стену с гвоздем, на котором висела одежда. Протянув руку, он снял пальто, вытянул его сквозь дверь, встряхнул с необычайной силой и с гримасой отвращения посмотрел на снег, куда, по его разумению, должно было упасть нечто гадкое и противное. С брезгливой миной изучив содержимое карманов, он натянул сперва один, а потом и второй рукав, и лишь потом, вздохнув в облегчением, потянулся за курткой Лапочкина.

Евгений как зачарованный напялил куртку и принялся машинально застегивать пуговицы.

— Ну и зоопарк, — каким-то потерянным голосом произнес он. — Не надо никакой охранной сигнализации… Могила…

— То-то и оно, что могила! Надо же до такого додуматься. Охрана машины — высший класс. Правда, и сам влип.

— Ага! — охотно согласился не пришедший в себя Лапочкин. — А что теперь будем делать?

— А шут его знает.

— Может, — Лапочкин достал пистолет и звучно передернул затвор. — Разок шарахнуть?

— Сдурел? Машину повредишь. Вокруг кирпич, да бетон — срикошетит, как пить дать!

— Интересно, как он их «отключал»? Дудочкой что ли? Как йоги?

— А шут его знает, — ответил Вашко. — Может, рогулька какая на всякий случай имеется. Хотя, похоже, у него самого что-то не в масть получилось.

— Слышь, Петрович, а у нас специалисты по этим тварям есть? Может, куда звякнуть?

— Вряд ли, — выдавил из себя Вашко, и Евгений понял, что ему тоже не по себе. — Может, чего придумаем. Есть одна мыслишка.

— Шеф! — с озабоченностью и предупреждением воскликнул Лапочкин, делая загораживающий жест.

— Не мешай, — все больше набираясь решимости, буркнул Вашко. — Одну я как будто уже отправил в подвал — туда же, если повезет, спровадим и другую.

— Интересная мысль. Но ради чего?

— Думаю, так станут охранять лишь что-то важное. Голову на отсечение, в машине — разгадка.

— Тогда я с вами, — вяло выдавил Лапочкин.

— Нет, нет! Жди здесь. Понадобишься, крикну!

Сбросив пальто на снег, Вашко решительно исчез за дверью. Евгений, поразмышляв, приоткрыл ее и в щель смотрел за действиями начальства. Вашко нагнулся, откинул доску люка, ведущего в подполье. Взял длинную палку с кривым гвоздем на торце, взобрался на покрышки, и осторожно открыл палкой дверь машины. Ждать пришлось долго. Змея мерно раскачивалась из стороны в сторону, резко ударяя мордой по стеклу. Почувствовав дуновение воздуха извне, она опустила голову через порог, замерла, повела ей из стороны в сторону, вглядываясь в пространство, и быстро заструилась на пол. Оказавшись на холодном бетоне, ее толстое тугое тело свилось в поблескивающее кольцо, капюшон спал. Прицелившись, Вашко сбросил палкой трепещущий комок в темный провал люка. Гулкий шлепок засвидетельствовал окончание, может быть, самой рискованной за всю жизнь операции.

— Там еще… Петрович, куртка!

Вашко последовал совету замершего на безопасном расстоянии помощника — поддев гвоздем куртку, он вышвырнул ее прочь из машины.

Все, похоже, было в норме — ни одной твари.

— Порядок в танковых войсках! — подрагивающим голосом произнес Вашко.

Лапочкин, с другой стороны автомобиля, с явной опаской открыл дверцу водителя и придирчиво разглядывал пол машины, поверхность сидений, коврики. Отворив все двери нараспашку, закрыв доской люк, Вашко стукнул ногой по доскам, пытаясь убедиться в их прочности и надежности.

— Что теперь? — ища ответа, глядел через крышу машины Лапочкин.

— Что делать? — переспросил Вашко. — Сперва принеси пальто и дай перчатки. У меня нет желания рыться в этом сейфе без надлежащих средств безопасности.

— Я сейчас, — рванул на улицу Лапочкин.

Надев перчатки, Вашко сноровисто поддел и откинул в сторону заднее пассажирское сиденье. Обшитая грубой мешковиной ниша, запыленная, со следами соломенной трухи, щепочек и листьев, была пуста. В сторону отошла спинка — тоже пусто: только разноцветные провода пугающе змеились поверх той же мешковины. Провода вызывали чувство отвращения. Вытащив из карманов чехлов, «бардачка», с полки заднего стекла ворох бумаг, Иосиф Петрович протянул их помощнику:

— Разберись, может что-то интересное.

Тот разложил их на капоте и принялся перелистывать, откладывая в сторону мелкие клочки с блеклыми карандашными пометками.

Под сидениями хаотично валялось несколько гаечных ключей, фонарик без батареи, здоровенный охотничий нож, перепачканные маслом старые перчатки и черные резиновые галоши с твердыми комочками ссохшейся глины.

Закончив осмотр салона, Вашко долго ковырялся в моторе. Лапочкин не без интереса наблюдал за его манипуляциями — тот отвинчивал какие-то круглые крышки, заглядывал под них, недовольно хмыкал, приподнимал аккумулятор, шарил рукой под двигателем и противно по-стариковски кряхтел. Чертыхнувшись, Вашко захлопнул капот и молча перешел к багажнику: запаска, набор ключей, заводная рукоятка да сапоги… Поддев перчаткой, Вашко отодрал резиновый коврик — все та же соломенная труха, путешествовавшая с автомобилем, похоже, не первый год.

— Есть что-нибудь? — с надеждой спросил Лапочкин.

— Нет. Как там с записями?

— Сплошные пустяки, шеф. Какой-то километраж, расходы на бензин.

— Чьи? Тушкова или нашего водилы?

— А шут разберет.

Теперь голос Вашко раздавался с водительского сиденья — Иосиф Петрович грузно плюхнулся в него, широко раскорячив ноги вокруг рулевой колонки, и, сгорбившись, шарил рукой по нижней части сиденья.

— Не пойму — здесь ничего нет. Зачем тогда такие предосторожности? — Он закурил и, поворачивая из стороны в сторону голову, принялся оглядывать салон.

Спроси его, что он ищет, и он не смог бы ответить на этот вопрос. Письма? Записки? А кто сказал ему, что они должны быть здесь. Но тем не менее какое-то свербящее чувство подсказывало: должно быть здесь что-то, проливающее свет на эту далеко не самую симпатичную из известных ему историй.

— Все чепуха! — авторитетно провозгласил Евгений, садясь рядом, распихивая карты и путеводители. — Может, открутим приборную панель.

— Я что — таможенник! — неожиданно вспылил Вашко. — Я такие штуки делать не умею! — Он вылез из машины, вышел за ворота и долго с остервенением ковырял ногой снег.

Чертыхнувшись в который раз, он принялся ходить взад и вперед по небольшому дворику меж двух рядов гаражей. Тяжело шагая по пухлому снежному ковру, оставляя глубокие вдавленные в снег ямки, он старался не наступать дважды в один и тот же след. Евгений, оставшийся в гараже, подозрительно притих — не вышел, как это всегда бывало, за Вашко, а беззвучно сидел в машине, словно нашкодивший школьник.

— Скоро ты там? — не скрывая раздражения крикнул Вашко.

— Сей секунд! — с какой-то невозмутимой интонацией, свидетельствующей о возможном подвохе, ответил Евгений. — Тут, шеф, надо кое-что пересчитать, а у меня с арифметикой неважно.

— Потому и пошел в милицию? — рванул на себя дверь Вашко.

На коленях Лапочкина лежал кривой оборванный кусок полиэтилена, обрывок газеты, и пачки, пачки, новеньких червонцев и двадцатипятирублевок.

— Где взял? — Вашко нервно крутил в рукесвязку «десяток».

— А вот туточки лежало, — Лапочкин ткнул пальцем в противосолнечный козырек лобового стекла, продолжая подсчет, — шесть пятьсот десять… шесть пятьсот двадцать… шесть пятьсот тридцать…

— Да ты их сотнями, сотнями… потом просуммируешь…

— Угу, — не отрываясь от счета, согласился Евгений и продолжал считать точно так, как и раньше. — Вы, Иосиф Петрович, гляньте за вторым козырьком. Сдается мне, там тоже.

За козырьком водителя и в самом деле лежал перетянутый бечевкой пакет. Стоило тронуть его, как содержимое рассыпалось по полу. Это были облигации.