Через пропасть в два прыжка

«Он, — подумал Кирилов, — точно он! Сережка! И неоплаченный разговор, это разговор со мной».

— У него даже карточку выписывали… Все-все, подробненько-преподробненько… — она кивком показала в сторону третьего этажа. — А еще, позавчера, кажется, — ее шепот стал едва слышен, — они в номер ходили… Понимаете? Ну… А он случайно пришел. А ключа-то и нет у портье… Представляете? Валя и нашлась — у вас там, говорит, сейчас идет уборка. А какая уборка может быть вечером… Но обошлось — пока он вверх пешком, они вниз на лифте.

— Эти же самые были?

— Что вы, совсем другие… Но я в лицо всех знаю — город-то не так велик. Эти большие начальники. Не районные, подымай выше. Но это, Юрий Николаевич, между нами — они предупреждали: подписку, говорят, брать не будем, но молчи. Вы уж не выдавайте меня, дуру. Человек вы, сразу видно, хороший, и нам глупым бабам здорово помогаете. Из мужиков только вы, гинекологи, и понимаете нашу тяжелую долю — вот я перед вами и исповедоваюсь, как перед врачом.

— Могила! — Кирилов приложил палец к губам. — А откуда про врача-то? А? В карточке не писал…

Женщина быстро огляделась по сторонам:

— Так они про меж себя все про гинеколога говорили, вот я и подумала…

— Правильно подумали… — улыбнулся Кирилов. Он не спешил прерывать поток ее красноречия. — А почему тот, кто был до меня, так быстро исчез… За номер, да за телефон платить — святое дело!

— Так он от них вчерась утек! Молодец парень… В окошко, говорят, по приступочке и в соседнюю комнату, а потом в коридоре грохнул мебелью и ушел невредимым.

— А чего ему вредимым-то быть?

— Так, говорят, стрельнули в него… Ой! — она зажала ладонью рот.

— И про это не велели говорить?

Женщина, продолжая зажимать рот, кивнула.

— А кто говорил? Или вы не по сменам работаете?

— По сменам. А говорил Ванюшка Фролов. Рабочий наш. Он вчера паркет циклевал на третьем. Как… Ну, вы понимаете меня, как шум этот самый раздался, так он в коридор и выглянул — его никто и не заметил. А этот хорошо, что сбежал, а то писанины бы развели — страсть. Ну, бы как попали, а… У нас года три тому назад помер один от сердца, так столько пришлось бумаги измарать — объяснения, протоколы и еще море бумаг. Чего тут, помер и помер… Так тот старенький был, а этот молодой…

— Можно его карточку посмотреть? — Кирилов неуверенно протянул руку. — Женщина с сомнением глядела на него, но все же разрешила.

Да, это была карточка Орловского, заполненная его собственной рукой. Приехал он в понедельник, а отъезд планировал в воскресенье… Кроме адреса, данных паспорта и номера телефона, значилось лишь место работы — однако не редакция «Пламени», а адвокатура. О командировке же в специально отведенной графе ничего не значилось…

— Давайте, я уберу… — женщина мягким движением пальцев аккуратно взяла листок белого картона и убрала в ящичек. — Между нами говоря, парнишка он, судя по всему, не плохой, женщин не водил, в пьянках не участвовал, раза два к нему приходили, но это хорошие люди.

— А кто такие? — встрепенулся Кирилов, и женщина, почувствовав его интерес, сразу же осеклась.

Она посмотрела на часы, зевнула:

— Ух, и заболтались же мы с вами, надо хоть немного вздремнуть.

Кирилов не сдавался и, подойдя близко к женщине, сказал:

— Для меня это очень важно, Марина. Кто к нему приходил? Убедительно вас прошу!

— Вы что? Тоже из органов?

— Я врач.

— Зачем тогда это?

— Надо, дорогуша, надо? Кто они? — Он приблизился вплотную и положил руку на стол, всем своим видом показывая, что не уйдет с этого места, пока не получит ответа.

— Между нами? — она начала сдаваться.

— Да.

— Одного зовут Евсеевым, а фамилия второго Джинян. Их у нас тут все знают — люди популярные, в газету попали…

— Евсеев и Джинян? — повторил вслух Кирилов, смутно начиная припоминать статью, прочитанную в самолете. — Милиционеры уволенные?

— Вы и это знаете… Тогда, о чем я могу вам еще рассказать? Вы и так в курсе. Идите спать! — Она секунду молча смотрела на него и вдруг спросила: — Вы на меня жаловаться не будете? Поверьте, нашей вины здесь нет.

— Жалоба — это знак крайнего несогласия в случае, когда сам обиженный собственными силами справиться не может. А мы с вами люди сильные — не так ли? И справимся со своими бедами сами? Я очень рад, что вы меня понимаете…