Через пропасть в два прыжка

7. ВПЕРЕДИ ЛИШЬ ОДНА НОЧЬ

Лапочкин многому научился у своего наставника, поэтому Вашко ничуть не удивил ни свет в окне, ни закипавший на плите чайник, ни отличная глазунья. Положив на кухонный стол авоську и бросив на ходу: «Разбирай, я сейчас», — Вашко вышел на лестничную площадку и позвонил в соседнюю квартиру. Дверь открыла женщина лет сорока.

— Николай дома? — сразу спросил Иосиф Петрович. — Позови его.

Войдя в прихожую, Вашко прикрыл за собой дверь.

— Это вы, Иосиф Петрович, — сосед был в майке и тапочках. — Проходите, садитесь ужинать с нами.

— Спасибо, некогда. Как-нибудь в другой раз. У тебя машина дома или на стоянке?

— У подъезда.

— До семи утра. А? Как штык.

— О чем разговор, Иосиф Петрович! Вам — всегда! — сосед сунул руку в карман висевшего на вешалке пиджака и протянул ключи. — Как секретку выключать помните?

— Помню. Утром, как обещал!

— Бензина чуть больше полбака. Хватит?

— Да, мне наверное, немного. Километров на шестьдесят от силы.

— Хватит! А, может быть, все же поужинаете с нами?

— В другой раз, Николай. Спасибо тебе большое.

Сунув ключи в карман, Вашко вернулся к себе. Евгений расставлял тарелки и, трогая мочку уха, размышлял — подавать к столу соус или нет.

— Что-нибудь разузнал по поводу Анарина?

— Да. Родом из Тульской области. Начинал службу там же, в районе. Всегда отличался резким характером и крутыми решениями. В Баку никогда в жизни не был.

— Точно?

— Абсолютно!

— Лучше бы был. Еще что?

— Аббасов никогда тоже не был в Туле. Это мне сообщили ребята из Азербайджана — у них на него давненько досье собрано, только никак не подберутся. Крепкий, оказывается, орешек. Покровителей много на любом уровне.

— Они могли встречаться на нейтральной почве.

— Доказать это свыше моих сил, — Лапочкин развел руками в стороны. — Но тут и не важно их личное знакомство.

— Что ты хочешь этим сказать?

— В Баку частенько бывал Торшин! У него был целый ряд командировок туда и в составе бригад, и отдельно. Ребята из Баку рассказывали про его неизменно богатые проводы из столицы Азербайджана — свертки, чемоданы и тэ пэ и тэ дэ.

— Набор во всех свертках стандартный: коньяк, конфеты, сладости, фрукты, травка к столу. А не исключено, что и деньги!

— Это не доказано!

— Так-то оно так, но примеров тому много. И еще — если это имело место, то не все же он съедал сам — кое-что могло перепадать и выше.

— Не без того, — Лапочкин хитровато посмотрел на Вашко — он был склонен к театральным эффектам. — Дело в том, что в Баку частенько наведывался некто Страхов.

— Кто? — воскликнул Вашко, не в силах сдержаться. — Страхов? Непосредственный начальник Юры Хватова, который сегодня посетил моего шефа!

— Да, да… Именно он — Герман Германович Страхов.

Вашко бросил вилку. Она ударилась о подоконник и, упав на пол, жалобно звякнула.

— Только этого не хватало! Прокуратура Союза!

— Провожали его тоже вполне достойно!

— Представляю, какая там сейчас паника. Они уже должны знать о моем ночном вылете.

— О чем это вы, Иосиф Петрович? Что-то произошло еще?

— Да, так… Чепуха! У тебя все?

— Да как вам сказать. — Евгений мялся. — Вам что-нибудь говорит фамилия Пимачева?

— Нет.

— А вы хорошенько подумайте! — лицо Лапочкина было настолько серьезным, что Вашко застыл, не донеся до рта чашки.

— Неужели, — помрачнел Вашко и, не глядя на стол, опустил чашку на край тарелки — она опрокинулась и жидкость потекла по скатерти. — Боже ж ты мой! Похоже, в этом и есть основная причина исчезновения журналиста. Вот так журавлиный клин! — Вашко внезапно замолчал и долго смотрел в окно, за которым ярко светили фонари.

— Может, остановимся? Пимачев — это даже не прокуратура Союза — это куда выше.

Вашко молчал. Наконец он очнулся, словно выпал из забытья.

— Ты не узнал, что их связывает? — его голос сразу стал глухим. — Баку? Тула? Москва?

— Аршальск! — Лапочкин торопливо посмотрел на Вашко и, не поймав ответного взгляда, принялся разглядывать угол скатерти.

— Вот как? — медленно промолвил Вашко.

— До того, как перебраться в Москву, Герман Страхов работал заведующим отделом административных органов в аршальском обкоме, а… — он сделал большой глоток из чашки и обжегся. — …Пимачев в это же самое время директорствовал на самом крупном в области заводе — машиностроительном.

— Не получается, — свинцовым взглядом посмотрел Вашко. — Аббасов этот самый, Иса-оглы выпадает.

— А вот тут-то как раз и собака зарыта, — Лапочкин поднял вверх указательный палец, а другой рукой щелкнул ремешком кобуры. — Аббасов в это же самое время был в Аршальске заметной фигурой.

— Кем? — не удержавшись, воскликнул Вашко.

— Заведующим центральным рынком! Они все связаны в неразрывную сеть. И, конечно же, не в их интересах, чтобы из-за двух уволенных милиционеров был распутан весь клубок. Думаю, именно по этой причине против Орловского сразу же пустили в бой главные калибры — раньше это меня смущало, а теперь уже нет. Стрельба из пистолета в гостинице — это знаете ли…

— У тебя все?!

— Все!

— А теперь, сынок, послушай меня, — Вашко встал из-за стола и, прислонившись к стене, дрожащей рукой достал из пачки сигарету, сломал ее, достал другую — с ней повторилась та же история. Наконец, совладав с руками, он закурил — затягивался жадно, постепенно, с каждой затяжкой, все больше успокаиваясь. — Как все это называется, ты, надеюсь, уже догадался. Это уже не уголовные ухабы и буераки, это пропасть! Мне много лет и я достаточно пожил на этом свете, я научился благосклонно принимать подарки от руководства, когда меня за полшага до раскрытия вдруг благодарят за службу и награждают путевкой. Не улыбайся — это так на самом деле. Я с сегодняшнего дня отпускник! В отличие от тебя. Отпускник волен делать все, что ему заблагорассудится. В этом Орловский был прав — именно поэтому и потребовалась его поездка в Прикумск. Они ничего не могли с ним сделать — он был в отпуске за свой счет! Теперь ничего нельзя сделать со мной. Ты же мне поможешь только в одном, — Вашко окинул оценивающим взглядом коренастую, плотную фигуру оперативника, — хотя об этом мы поговорим позже. А пока… Завтра ты, как ни в чем не бывало, выходишь на работу и ни одной живой душе ни словом не обмолвишься о наших последних днях. Ты ничего не знаешь и к этой истории не имеешь ни малейшего касательства.

— А вы? А журналист?

— Это не твоя забота! Еще лучше — если ты на несколько дней заболеешь.

— Вы меня выводите из игры?

— Да.

— Я не согласен!

— А тебя, сынок, никто и не спрашивает. Понял?! То-то!

Вашко подошел к вешалке и рывком сорвал с крючка куртку Евгения. Ее швы подозрительно затрещали, но Вашко смог уместить тело в ней и даже исхитрился застегнуть молнию. Лапочкин недоумевая смотрел на приготовления Вашко.

— Чего сидишь?! Одевайся! — он бросил ему на колени свое пальто и шапку.

— Простите, я…

— Потом поймешь! Сейчас на тебе самая трудная задача — ты берешь на себя эту «волжанку». Готов побиться об заклад, она «пасет» меня по-прежнему. Ты ловишь такси и хочешь, крутись по городу, хочешь, поезжай с чемоданом в аэропорт. Выбирай любой на антресолях!

— Иосиф Петрович… — жалобно сказал Лапочкин.

— Отставить! Это моя последняя и единственная просьба к тебе, — он задумался и неожиданно добавил. — На сегодня!

— Может быть, сделать иначе?

— Ты же не знаешь, где он?

— А вы знаете, где Орловский? — воскликнул Лапочкин.

Вашко посмотрел на Евгения и, ничего не сказав, приложил палец к губам и многозначительно прикрыл веки.

— Переодеваться? — Лапочкин взял плащ Вашко.

— Что у вас у молодых за дурацкая мода — ходите без шапки. Теперь мне из-за твоих выкрутас придется студить голову. Чего смотришь — скидывай джинсы! Ей богу, еще ни разу в жизни не носил.

— Иосиф Петрович! — с мольбой в голосе взмолился Лапочкин.

— А ну, живо! — Вашко расстегнул брюки и тотчас кинул их на колени Евгению, тот нехотя переоделся и стал похож на сильно исхудавшего Вашко. Иосиф Петрович кряхтя облачился в тесные штаны оперативника и пыжился, пытаясь застегнуть молнию — это вышло у него с трудом. — Порядок! — он с удовлетворением и одновременно с любопытством огляделся в зеркале. — Выгляжу лечше тебя, — он повернулся сперва одним, а затем другим боком и, похоже, нравился сам себе.

Лапочкин осматриваться не стал — он и в самом деле больше походил на огородное пугало. Но и облик Вашко был достаточно смешон.

— А усы? А лысина? — уже не скрывая улыбки, сказал оперативник.

— Проблема, — пробурчал Вашко, дергая себя за ус. — Это, конечно, можно и сбрить, хотя чертовски жалко, а вот сверху… Жаль, что ты не лысый — как бы мы были похожи. А, впрочем, плюнем на все, в темноте не видно! Как-нибудь обойдется — иди первым, я за тобой.

Лапочкин нехотя поплелся к выходу. Дверь подъезда громко хлопнула за его спиной. Вашко смотрел в щель, удивляясь, насколько точно тот копирует его повадки. Стоило Лапочки-ну скрыться за углом дома, как безмолвно стоявшая в сквере машина ожила, вспыхнули фары и она медленно двинулась следом. Стоило автомобилю исчезнуть за поворотом, как Вашко пулей устремился к стоявшему у подъезда соседскому «Жигулю» и, не включая фар, в полной темноте рванул в противоположную сторону. Свернув сначала в один переулок, потом в другой, Вашко наконец убедился, что преследования не было. Включив ближний свет фар, он выехал на пустынную в ночи магистраль и рванул к центру. Не успел он проехать и полкилометра, как увидел драку. Серая «Волга» стояла у тротуара с распахнутыми дверями. По всей видимости, обман вскрылся довольно быстро — раздосадованные преследователи решили отквитаться. Один из них уже лежал на земле, другой, согнувшись в поясе, держался за живот, но оставшиеся напирали на Евгения.

Вашко прибавил газу и помчался вперед. Он не мог ничем помочь Лапочкину. Да и нужна ли ему помощь — «Кубик» участвовал в переделках и похуже…

Но расчеты Вашко оказались преждевременными. Он не успел далеко отъехать и отчетливо увидел в зеркале, что «Волга» ринулась следом за его «Жигулями». В зеркале замелькали всполохи фар. Они начали заметно приближаться, и в этот момент до ушей Вашко долетел хлопок пистолетного выстрела. «Волга» заюлила, пытаясь выдержать направление, но сделать это с простреленной шиной не удавалось еще никому. Съехав на обочину, она ударилась передним колесом о бордюрный камень и, развернувшись поперек шоссе, остановилась. С ними было все кончено — поймать машину на ночном шоссе дело пустое.

— Одна ночь! — бормотал про себя Вашко. — Только одна ночь, и последняя. Завтра будет поздно — завтра они пойдут ва-банк!