Через пропасть в два прыжка

— Когда это обнаружилось? — Вашко отчего-то побоялся произнести слово «уыер» и сделал сильное ударение на слове «это».

Девушка поежилась, как будто в комнате неожиданно повеяло могильной сгылостью.

— Под утро. Мне показалось, что хлопнула какая-то дверь. Я выбежала в коридор — все спокойно. Дверь на щеколде. Окна закрыты. Пошла по палатам, а он лежит на полу, одеяло скомкано и не дышит…

— Совсем не. двигался?

— Нет, но теплый был, совсем как живой. Я его повернула лицом вверх, сердце послушала, потом пульс, а оно и не бьется… Сперва позвонила врачу, а потом вызвала «Скорую».

— Отчего в такой очередности? Зачем «Скорую» в больницу? Странно)…

— Я не застала доктора — у него молчал телефон, а на «Скорой» у меня подруга — я же не знаю, что в таких случаях делать. Лекарств никаких толком нет… Не димедрол же с анальгином ему давать.

— Значит, приехали врачи. Что дальше?

— Ага. Посмотрели, зафиксировали смерть, а потом приехал наш главный. Меня в палату больше не пускали.

— Ты, Ирочка, говорила, что проверила все двери и окна… Ничего не заметила? Может, какая была открыта? — наступила долгая пауза.

— Мне кажется, все было закрыто…

— Точно? Может, что-то смутило?

— Да. — Она замолчала, а потом испытующе посмотрела на Вашко и наконец решилась. — Знаете, в ту ночь разбились инъекторы. Все сразу. Они в коробке лежали. Скажите, а отчего он умер? Вы знаете? Говорят, вскрытие уже было.

— Заключение — от сердечной недостаточности. А что такое инъекторы?

— Инъекторы? Вроде шприца, но без иголки. От сердца умер? — Девушка медленно, задумчиво покачала головой из стороны в сторону. — Не думаю…

— Отчего так? — поднял лицо Вашко. — У тебя есть сомнения?

— Я видела его лечебную карту, привезенную из поликлиники к нам, — он никогда не жаловался на сердце. И заключения по кардиограммам хорошие. Ничего такого опасного.

— Ира, вы проходили глюкозиды? Что это такое?

— Глюкозиды? — она принялась поправлять воротник кофты. — А какой вас интересует?

— А они что, разные? — абсолютно не подозревая наивности своего вопроса, поинтересовался Вашко.

— Мы их изучали в прошлом семестре. А зачем это вам?

— Праздный интерес, — попытался отшутиться Вашко, но ему это не удалось.

— Это имеет отношение к Тушкову?

— Самое отдаленное… Для чего они нужны?

— В малых дозах могут применяться как лекарство.

— Ав больших?

— В больших — яд.

— У вас в аптечке есть эти самые «зиды»?

— Если и есть, то где-нибудь у главного… Эти лекарства на особом учете.

— А что эти самые инъекторы? Они в дефиците? Откуда они у вас и как разбились?

— Наверное, случайно задела, когда услышала стук двери… Они не дефицитные, а, как сказать, опытные что-ли… Там лекарство в баллончик закачивается, а потом к телу прикладываешь, дергаешь за крючок и оно в сжатом виде вводится. Это без иглы — от СПИДа можно уберечься.

— Непонятно, — неопределенно заметил Вашко. — Тебе не очень попало?

— Нет. У нас их много — у главврача.

— Что ж, спасибо, что пришла. Давай отмечу пропуск.

Он проводил девушку до двери и, вернувшись к столу, долго сидел над разлинованным листом бумаги. Взяв карандаш, он вывел жирный знак вопроса на клеточке «пятница», а чуть ниже вписал: «Уланов — референт — Тушков — пятница — отгул», «Панчин — шахматист — Тушков — пятница — играли»… Подумав секунду-другую, Вашко продолжил линии и образовал еще целую сесть квадратов, последним из которых был день смерти, утренние часы. В этом квадрате он написал лишь одно слово «глюкозиды» и поставил знак вопроса.

Телефон взорвался долгим требовательным звонком. Вашко от неожиданности вздрогнул.

— Шеф! — голос Лапочкина срывался от нетерпения. — В его квартире горит свет и на двери сорвана печать…

— Что? — заорал в трубку Вашко. — Наблюдай за входом и выходом. Еду!

Он исчез из кабинета столь стремительно, что даже не убрал со стола расчерченный лист бумаги, не запер дверь, что с ним случалось крайне редко.