Через пропасть в два прыжка

7. ДРУЗЬЯ ДРУЗЬЯМ РОЗНЬ…

Орловский проснулся от звонка телефона. В квартире никого не было, лишь на столе лежала записка. Неровным почерком скачущими буквами было написано: «Серега! Ключ на гвозде у двери, я позвоню…»

Но голос был не Дольского.

— Сергей Николаевич, вы уже проснулись?

— Простите, кто это?

— Не узнал. Кешка Иннокентьев…

Кешка помнился Орловскому все девять лет, что прошли со дня практики в «Прикумском рабочем». Молодой, вечно улыбающийся якут одновременно с Орловским проходил в газете практику после окончания университета. Невысокого росточка с вечно загорелым, кирпичного цвета скуластым лицом и узкими раскосыми глазами.

— Привет! Ты где?

— Что значит, где? У себя дома! Только что заскочил Дольский и сказал, что ты здесь… Приезжай, а? Квартиру покажу. Резьбу по дереву — ты помнишь, как я вырезал?.. Посидим, поболтаем!

— Да как-то… — не мог придти к окончательному решению Орловский.

— Я тебе свою книжку подарю, — уговаривал Кешка. — Только что вышла… Рассказы и повести… Давай, приезжай. Помнишь, где?

— Приезжай! — отнял у Кешки трубку Дольский. — Тут пять минут на автобусе… Чего раздумываешь? Нельзя обижать друзей… — Язык его, как показалось Орловскому, заплетался еще сильнее.

— Хорошо, сейчас приеду.

Иннокентьев жил в центре города, в «Доме печати», Два небоскреба высились среди свайных пятиэтажек и деревянных балков.

Кешкиной квартире можно было позавидовать: просторная, с оригинально оформленной хозяином резной кухней. Из комнаты на секунду показалась улыбчивая хозяйка квартиры и, смущенная, вновь исчезла, заталкивая за дверь двух расшалившихся малышей — таких же кирпичнолицых и черноволосых…

В отличие от сильно выпившего Дольского, Иннокентьев был почти трезвый. Хотя и от него уже заметно попахивало спиртным.

— Садись, — решительно пододвинул он стул Сергею после того, как они крепко обнялись и долго хлопали друг друга по спине. — Сколько лет, сколько зим!

— Да, давненько не виделись! — воскликнул радужно настроенный Дольский, извлекая из портфеля новую бутыль водки. — Извини, мы тут чуток пригубили… Но у него жена, у-у-у…

— Не надо, — попросил Иннокентьев. — Паша права! Не хорошо…

— Ты что? — опешил Дольский. — Теперь пришел гость. Грех всухую…

— Я не буду, — веско отрезал Орловский.

— Почему? Почему? — вторя один другому спросили и Дольский, и Иннокентьев. Орловский прижал руку к груди и хотел сказать про усталость, про то, что тяжело привыкать к другому поясному времени, но Кеша понял его по-своему и сразу встал на защиту Сергея.

— Когда сердце не в порядке, тогда нельзя, — авторитетно произнес он, отодвигая бутылку дальше от Сергея. — Мне тоже хватит!

Из кухни появилась жена Иннокентьева, внося на огромной тарелке нечто дымящееся и блестящее, чему и названия-то Сергей не знал.

— Оленьи потрошки! Только вчера родственники привезли из деревни… — смущенно пробормотала женщина и поспешила исчезнуть за дверью.

— Один я пить не буду! — обиженно протянул Дольский. — Тоже мне братья-журналисты… Не поддержали!

— Ну, хорошо… — остановил его рукой Иннокентьев — бутылка вновь описала траекторию «из портфеля на стол». — Я, Григорий, с тобой выпью, но совсем немного…

— А я что тебя уговариваю до умопомрачения? Выдумал тоже… Ну, давай под потрошки!

Морс в доме Кеши был «без глупостей Дольского» и именно поэтому ни капельки не горчил. После трапезы, заметно повеселевший Иннокентьев, которого Дольский все же уговорил опорожнить бутылку до дна, водил Сергея по квартире словно по музею. Подойдя к письменному столу, Иннокентьев извлек из ящика новенькую, еще пахнущую типографской краской книжку в мягком переплете и, достав авторучку, долго сочинял «дарственный текст».

— Ба, — воскликнул он, обернувшись к Сергею, — да ты совсем уже спишь… Паша, — окликнул он жену, — доставай раскладушку и стели ему в детской…

— Да я… — начал было Орловский, собираясь рассказать о том, что уже обосновался у Дольского и там ему будет лучше всего.

— Не обижай… Завтра проснешься и пойдешь по делам, а сегодня ты мой гость… — Он заметил торопливый взгляд Сергея в сторону комнаты, где, уронив голову на руки, дремал Дольский. — Не волнуйся за него, я провожу — тут пять минут. Всех я не размещу, а тебя не отпущу… Хорошо?

— Ну, ладно, — не сразу согласился Орловский.

Снилось ему что-то страшное, тревожное и кто-то большой, чьего лица было и не разглядеть, тряс его, будто испытывая на прочность. Открыв глаза, он с удивлением обнаружил, что тряска ему ни приснилась — его и на самом деле встряхивали, пытаясь разбудить. Только это был не кто-то неизвестный, большой и страшный, а маленькая, прежде улыбчивая Паша. Сейчас по ее лицу градом текли слезы…

— Их забрали… — повторяла она раз за разом, не обращая внимания на текущие тонкими ручейками слезы, тянувшиеся к уголкам ее широкого некрасивого лица.

— Кого? — не сразу пришел в себя Сергей.

— Гришу и Кешу… Только сейчас звонили из дежурки министерства и сказали, что забрали. Спрашивали про вас, но я сказала, что вы спите…

Холодный пот прошиб Орловского. «Это что же получается, — он с силой тер повлажневший ладонью лоб. — Московский журналист, приехавший с проверкой милиции по жалобе, нажрался до чертиков и спит беспробудным сном… Спасибо вам, друзья! Подставили, высший класс! Если, только это…» Но про возможное предательство думать почему-то не хотелось.

Неожиданно Орловскому припомнилось, что когда он подходил к дому Иннокентьева, то за углом, как будто стояла машина. Ему еще тогда показалось, что вдоль борта шла синяя «милицейская» полоса… Но, может быть, просто показалось.

— Где их задержали? — только и нашел, что спросить Сергей.

— В том-то и дело, что у самого дома.

— Они в вытрезвителе?

— Сказали, что в дежурной части министерства…

— Странно… Очень странно! Что же нам делать?

— Может, позвонить кому?

— Позвонить? — переспросил Орловский и вдруг, пораженный внезапно возникшей догадкой, спешно начал натягивать брюки, рубашку. — Паша, одевайтесь и вы… Я, конечно, знаю, как их выручить.

— Как? — женщина доверчиво и с надеждой смотрела на Сергея.

— Я думаю, что ни Дольский, ни Иннокентьев им не нужны — они там по ошибке.

— Как это, по ошибке? — она начала судорожно стирать с лица слезы.

— Иннокентий, так точно по ошибке… На его месте должен быть я.

— Что же теперь делать? Идти туда?

— Только так! Пусть хоть экспертизу проводят, но я обязан убедить их, что совершенно трезв. Иначе…

О возможных последствиях не хотелось даже и думать. Телеграмма в Москву, срочный отзыв, собрание партийного бюро редакции, увольнение…

— Я готова подтвердить, что вы не пили ни одной рюмки… — решительно произнесла Паша, запахивая на груди дешевое пальтецо с поистершимся воротником.

— Если они умные люди, то этого, я думаю, не потребуется.