Через пропасть в два прыжка

ГЛАВА 12. ЗАПАДНЫЙ РАЙОН МОСКВЫ

Третий день Вашко приезжал на то место, где производился прием автомобилей с гуманитарной помощью. Эго была площадка, огороженная со всех сторон легким временным заборчиком. Преодолеть его физически подготовленному человеку не составляло труда. И даже небольшое оцепление из солдат внутренних войск не спасало положения. Документы при входе и выходе практически не проверялись. Да и таможня, сотрудники которой с ворохом бумаг переходили от одной машины к другой, бегло проводя досмотр, не вмешивались в дела распределения. Их самих, а также небольших кудлатых собачонок, деловито шагавших рядом с ними, интересовали наркотики. Ввозить в Россию все остальное — разрешалось.

Вашко не стремился на территорию разгрузки. Он припарковывал автомобиль у забора и подолгу смотрел на происходящее. То и дело сквозь перекособоченные ворота въезжали грузовики и фургоны, на черных «волгах» приезжали какие-то руководители и представители общественности, под их чутким руководством цветные, все в наклейках коробки перебрасывались в машины с московскими номерами и исчезали в безвестности.

Разобраться спервоначала было трудновато. Но время сделало свое дело. Наметанный глаз Вашко довольно быстро определил здесь главного: это был солидный располневший мужчина торгашеского вида, в темном пальто, шляпе, с постоянно бегающими глазами, беспокойный взгляд которых не скрывали даже толстые очки.

Весь день он крутился на площадке, командовал, распоряжался. Кому-то отказывал, кому-то указывал, какие коробки грузить.

Самое печальное зрелище открывалось тогда, когда приезжали из детских домов и интернатов. Сухонькие поблекшие женщины с группами подростков — бедно одетых и с бледными лицами выстраивались в цепочку и, бережно передавая посылки, складывали в кузов грузовика, взятого на время у шефов, каких-нибудь заводчан.

То, что посылки крали и вскрывали их тут же, не вызывало сомнений. Ветер гонял по асфальту обрывки целлофана от упаковок, бумажки от конфет. А иногда со двора выходили, озираясь по сторонам, невзрачного вида мужчины и женщины с увесистыми сумками. Из них, плоховато укрытые тряпками и газетами, торчали банки с кофе, сосисками, тушеной говядиной…

Да и помощницы самого «главного», того, что в толстых очках, частенько на ходу жевали импортное печенье, засовывая в карманы плащей целые пачки. Изредка перепадало и солдатам — иногда кто-то из наиболее сердобольных толстух, проходя мимо съежившегося у забора служивого, промокшего под дождем до нитки, совал ему в руки початую пачку галет.

Вашко все три дня пытался поставить машину в одном и том же месте — напротив ворот, но не слишком близко, и ему это удавалось. Там всегда стояло с десяток машин, принадлежавших то ли служителям этого «гуманитарного распределителя», то ли приехавшим гостям. Здесь, как ему казалось, он не будет бросаться в глаза. И вообще — может, он только водитель, ожидавший кого-то…

Что и говорить, место было удачным. Некоторые из служителей даже начали принимать его за своего — сперва, подходя к своим машинам не замечали, потом не пристально, но оглядывали, а уж с третьего или четвертого раза начали едва заметно кивать.

Как-то подошел кудлатый кучерявый парень лет тридцати. Мышцы так и играли у него под свитером.

— Кого ждешь, папаша? — без обиняков спросил он.

— Начальника… — коротко бросил Вашко.

— Большого? — не отступал жлоб.

Для тебя — так очень… — рявкнул с озлоблением Вашко и кивком головы указал на группку таможенников, собравшихся в свободную минуту на перекур.

Понятно, — сразу сбавил напор парень. — Так бы сразу и сказал… — Он протянул ловко выхваченную из кармана пачку «Винстона» и, бросив ее на сиденье ваш-ковского жигуленка, достал вторую — это был любимый Иосифом Петровичем «Кемл».

— Начальнику подороже, а тебе подешевле… — расхохотался он и, бросив на прощание: «Бывай!», вернулся на огороженную территорию.

Так уж получилось, что Вашко после этого разговора стал более внимательно поглядывать за этим парнем, отмечать его перемещения по «зоне», с кем, и сколько раз он вступал в переговоры. И наблюдения были очень интересны. Судя по всему, он был далеко не последним лицом в местной иерархии. Частенько он подходил к «главному», тихо переговаривался, иногда жестикулируя, а потом отправлялся к очередному прибывшему транспорту и производил разгрузку в одному ему ведомые машины. Тут дело спорилось. И все его указания исполнялись с удивительной быстротой. В цепочку никто, тем более интернатовцы, не выстраивались, а появлялись плечистые прилично одетые мужички, которые, состыковав машины «корма к корме» — зарубежную к ЗИЛу или ГАЗу, что-то активно перетаскивали и увозили…

Что перетаскивали и что увозили было непонятно. Ни пустых упаковок, ни оберточного мусора не оставалось.

«Похоже, что как раз вы-то мне и нужны…» — решил Вашко и, выбрав под вечер одну из таких машин, пустился за ней сначала в довольно вялую, а потом и более интенсивную погоню. Машина привела его на Красноказарменную, к складу одного из кооперативных коммерческих магазинчиков.

Продолжить наблюдение он решил утром. Тут и произошло то, что могло произойти и раньше и позже, — его излюбленное место стоянки было занято. Видимо, поздно ночью пришел огромный грузовик с гамбургскими номерами и вперся прямехонько на его место. Почему этот «мерседес» не въехал во двор, Вашко было неведомо.

Прижав «жигуленок» между громоздким транспортом и тротуаром, Вашко чертыхнулся и запер дверь. Водитель «мерседеса» стоял около кабины с другой от Вашко стороны и о чем-то препирался с тем самым распорядительным парнем, что давеча одарил куревом.

— Нейн, нейн… — спокойно улыбаясь, отказывался от чего-то немец. — Это есть конкретный адрес помощи. Это не есть можно делать так…

— Ну, хочешь, пойдем спросим, — убеждал его «жлоб». — Вон представитель мерии… Он тебе скажет то, что и я.

— Моя этого не есть понимайт… Это конкретный адрес помощи. Я буду звонить ваш парламент. Это медикамент, который доставить конкретный больница. Когда есть приезжайт именно из этот учреждение, я буду сдавать все под роспись и печать.

Его непреклонность, похоже, раздражала напористого распорядителя, тот часто поплевывал, курил и размахивал руками. Вскоре он отошел от «мерседеса», так ни о чем и не договорившись, прошел на огороженную территорию, бросил на ходу какую-то фразу «самому главному начальнику» — тот недоуменно пожал плечами. После этого молодой человек приблизился к группке хорошо одетых мужчин, стоявших у приготовленного к перегрузке лекарств грузовичка, крытого брезентом, и долго беседовал.

Вашко со своего места внимательно следил за происходящим. До него даже долетали кое-какие фразы: «Вот проклятый шваб!», «Дать ему раза… Не смотри, что иностранец!», «Тоже мне, цивилизация…».

А смуглый, похожий на кавказца мужчина в черном кожаном пальто и белом шарфе с сильным акцентом произнес: «Гавари с ним о цене… Доллары этому ослу тоже не лишние… Берем всю партию, что есть… мне все равно — презервативы или шприцы».

Потом они перешли на шепот, и Вашко стало не слышно.

Ничего не подозревавший водитель с присущей немцам педантичностью и аккуратностью тем временем расположился у переднего колеса и, разложив на листе валявшегося поблизости картона инструмент, начал подкручивать какие-то гайки.

Вашковский жигуленок ему мешал, но он ничего не говорил.

— Что, камарад, мешает? Может, немного сдвинуть? — поинтересовался у него Вашко.

— Это есть можно, если не составит большого труд… — согласился немец.

Вашко кивнул и полез в кабину. Он отодвинул машину так, что происходившее во дворе стало лучше видно, но там, к сожалению, не происходило ничего нового. Все то же самое, что и вчера, и позавчера, и позапозавчера… А вот как будет развиваться история с непокладистым немцем, Вашко интересовало, и он решил, что, отследив эту историю до конца, он с максимальной точностью и уверенностью выйдет на то звено цепи, которое поможет вытянуть на свет всю криминальную цепочку. А уж если повезет, то и на ту «контору», о которой его информировали в анонимке. У него не было полной уверенности, что проследил он именно то, о чем сообщалось в письме, говорилось по телефону. Ну и что, если даже это окажется чем-то иным? А ничего особенного — в любом случае рано или поздно ему станет ясна вся картина происходящих здесь чудес. Рано или поздно…