Через пропасть в два прыжка

Утро не принесло облегчения — Тушков то приходил в себя, то нет. Это же продолжалось и в воскресенье. Сознание Тушкова медленно регрессировало. И тогда… Это была дьявольски хитрая придумка — этот человек решает вернуться в город и имитировать несчастный случай. Рано или поздно, Тушков, брошенный на шоссе или перекрестке, должен случайно попасть под машину, сгинуть в какой-нибудь строительной яме, каковых в городе пруд пруди или, наконец, просто исчезнуть в большом городе. Тушкову фатально повезло — с ним не произошло ничего плохого… Он ходил по городу, ночевал на лавочке или вокзале, кто-то угощал его таранью или воблой, но он не погиб и не попал под машину… По чистой случайности он оказался утром у знакомого здания, где его опознал кто-то из сотрудников — для нашего «некто» это была катастрофа! Такого он не мог даже предположить. Но факт остается фактом — произошло… Если бы на этом все кончилось, то, не сомневаюсь, мы бы не сидели сегодня за этим столом по столь печальному поводу. Иван Дмитриевич, скорее всего, готовился бы к выписке. Его состояние, за те несколько дней в больнице, стало заметно улучшаться. Если наш не совсем удачный с ним эксперимент в этой самой квартире говорил о том, что ему плохо, как и раньше, то в последующие дни к нему снова начала возвращаться память… Пусть не надолго, пусть изредка, но прогресс становился заметным!

— А что это за эксперимент! — спросила Ирина Сергеевна, не сводя настороженных глаз с Вашко.

— Это произошло здесь, в квартире, и рождало подозрения, что главным виновником, а точнее виновницей, произошедшего с Иваном Дмитриевичем являетесь вы… Но опыт оказался неудачным и нет больше смысла об этом вспоминать… Итак, Иван Дмитриевич вновь становился опасным — он мог поведать о своих злоключениях и, белее того, мог вспомнить, где он провел субботу и воскресенье… Для человека, прятавшего его эти два дня по сараям и дачам, это было уже по-настоящему опасным! И вот тут-то и появились уколы на ноге…

Кто-то в комнате тихонько вскрикнул.

— Глюкозиды! — невозмутимо продолжил Вашко. — Вот мы и добрались до них. — Эти гадкие штучки рождаются во внешне безобидных, а иногда и симпатичных растениях, и несут в себе мучительную смерть, — он еще раз посмотрел на часы и удовлетворенно кивнул головой. — Убийца изрядно просчитался — нельзя было применять именно это растение. Тем более, в нашей стране похожих травок, полных яда, ничуть не меньше… В этом, Олег Сергеевич, и была ваша главная ошибка!

От лица Уланова разом отхлынула кровь, он побледнел и, облизнув пересохшие губы, с натужной улыбкой произнес: «Чушь! У вас нет доказательств!»

— Как сказать, как сказать, — задумчиво произнес Вашко, осторожно приближаясь к нему со спины.

— Из всех присутствующих в Аргентине, где растет эта травка, были только вы! Сохранность этого яда, по заключению экспертов, не так уж и велика — месяц, от силы — два — после срыва растения. Это как раз то, что надо!

— Чепуха! — референт медленно, словно нехотя поднялся со стула и обвел взглядом присутствующих. — Посудите сами, какой резон мне гоняться за Тушковым, словно в плохом детективе. Я мог расправиться с ним в любое время и в любом месте — мы виделись каждый день. Но, повторяю, эти бредни, сочиненные вами, не имеют ко мне никакого отношения. А что это за история с урной? Я не знал этого водителя, тем более, где он живет… Вам нечего на это возразить…

Вашко тяжело и неотрывно смотрел на Уланова, тот был напряжен до предела.

— Что ж, Олег Сергеевич, ваши доводы достаточно весомы! Но улики! Вы слишком много наследили… Ваша «Саламандра» мелькала то тут, то там! Как вы объясните ее появление в квартире водителя?

— Никак! Я там не был!

— Были и не только там! Более того, вы последний, кто видел Ивана Дмитриевича живым. Мы не сразу догадались взять отпечатки обуви с пола, в больнице, но постарались и нашли там вашу «Саламандру». Правда, не полностью — один мысок со щербинкой в виде птички. Но как вам удалось туда проникнуть — этого я до сих пор не знаю. Расскажете сами теперь.

— Хах-ха! Ничего не докажете… — Он прыжком оказался у входной двери, спиной к ней и лицом к Вашко — тот было рванулся к нему, но застыл, остановленный голосом Лапочкина. В руке Уланова мелькнул какой-то предмет из металла и стекла, немного похожий на небольшой хитроумный пистолет.

— Инъектор! — заорал Лапочкин, бесцеремонно отталкивая Вашко. — Стойте!

По лицу Уланова блуждала нездоровая улыбка:

— Я не подумал, что ваша ментовка столь сильна в географии… Это действительно штука из Аргентины. И с глюкозидами вы не ошиблись! Вы можете сколько угодно болтать и строить версии. Это ничего не доказывает… Вы умно, слишком умно, говорили о ботинках… Можете их поискать… Вы не уедете далеко на своих доказательствах… — Он долго подбирал слова, тяжело дыша, захлебываясь от крика. Все присутствующие сидели ни живы, ни мертвы, пораженные картиной произошедшего.

Вашко медленно протянул руку к Уланову — меж ними было метра два.

— Отдайте мне эту штуку! — Но Уланов тотчас принялся играть «пистолетом» инъектора.

— Осторожнее, шеф! — предупредил Лапочкин. — Дайте его мне!

Евгений заметил, что другая рука Уланова, в которой ничего не было, начала осторожно нашаривать ручку двери.

— Скажите, уважаемый, это сильнее укуса змеи? — Лапочкин, растопырив руки в стороны, шел в сторону референта, чуть-чуть согнув ноги в коленях.

— Змеи? Ха-ха-ха! Змея — это ерунда против «курами» — мгновенная смерть. Идите, идите ближе!

— Вы полагаете… — Лапочкин, не приближаясь, резко взмахнул рукой, его ладонь описала в воздухе замысловатую кривую и в воздухе мелькнуло что-то серебристо-черное, колеблющееся и трепыхающееся.

— А-а-а-а!.. — заорал в ужасе отпрянувший Уланов и, обронив инъектор, принялся обеими руками отдирать от одежды нечто дергающееся в извивах и изгибах — липучая поверхность змейки прочно вцепилась крючками в воротник его рубашки, щекоча тонким пластиковым языком набухшую от жил шею.

Лапочкин отшвырнул ботинком упавший на пол инъектор и в мгновение ока скрутил «референта». Вашко неспешно распахнул входную дверь квартиры. За ней стояли двое оперативников, заранее вызванных Вашко.

— Вот и отлично! — коротко бросил он. — Проходите… Я так и думал, что все будет в порядке и вы не опоздаете.

Когда он в сопровождении милиционеров вошел в комнату, Лапочкин, уже отсоединивший от воротника Уланова любимую пластиковую игрушку, бережно убирал ее в карман. Уланов не сводил с него брезгливого, опасливого взгляда…

— Прошу прощения, — нашелся наконец «дипломат», внезапно обретший дар речи. — Ваши доводы, Иосиф Петрович, весьма убедительны — это пятно на нашу организацию, но в чем причины? Это, извините, как-то осталось за кадром… Может, мы спешим с Олегом Сергеевичем? Он хороший сотрудник, знающий специалист, в конце концов он мой родственник… А тут какая-то мистика, инъектор, глюкозиды… Где причины? Не верю! Вы молчите о причинах. Вы все время молчите о них… Что это за деньги?

— Я могу все это объяснить, дорогой Виктор Петрович, но думаю, что есть люди, которые сделают это лучше.

— Кто же они? — обвел взглядом присутствующих «дипломат».

— Сам Иван Дмитриевич.

Вашко не спеша извлек из кармана маленький диктофон и нажал кнопку. В наступившей напряженной тишине послышались щелчки и шорохи магнитной ленты.

«Алло! Можно попросить к телефону господина Райзе-на, — все вздрогнули — это был голос Тушкова.

— Кто его спрашивает? — с сильным акцентом по-русски спросила секретарша. — У него заседание правления фирмы.

— Скажите — Тушков. Иван Дмитриевич Тушков.

— Хорошо, одну секунду… — Пауза длилась сравнительно недолго.

— Слушаю, Зигмунд Райзен. Это вы, господин Тушков? Что-то произошло?

— Да… Вы совершенно напрасно не прибыли вчера для подписания контрактов о поставке.

— Почему, господин Тушков?

— Да потому, черт возьми, что «Химмель» обошел вас на повороте. Они предложили более низкую цену…

— Вы же понимаете, что у них морально устаревшая технология и старое оборудование. «Крейцфогель» обладает всем тем же, но на порядок выше — вы же знаете это, господин Тушков?

— Знаю, но ничего не могу сделать. Вопрос решен на более высоком уровне.

— Господин Уланов?

— Да.

— Что они ему предложили лично?

— Не знаю, но думаю, что сумма весьма значительная.

— С вами, русскими, трудно работать. Там, где все можно решить просто, у вас обязательно должна появиться взятка. Почему вы не захотели взять подарок от нас? Мы бы оказались не менее щедры, чем «Химмель»?

— Мне не нужны деньги.

— Вы, господин Тушков, не обижайтесь — жилец из прошлого века. Что-то вроде, динозавра.

— Вымру, но останусь при своих идеалах, господин Райзен. Мне так проще.

— Уланов, Уланов, — с задумчивостью в голосе произнес представитель фирмы. — Скажите, Тушков, у вас будут неприятности? Может быть, мы чем-то можем быть полезными.

— Можете. Скоро я швырну этому подлецу в лицо деньги.

— Что за деньги?

— Те, в которых он обвиняет меня. Якобы я получил от вас. взятку.

— Но мы же вам не давали. Мы просто хорошо и по-интеллигентному работали.

— Вот это и требуется под присягой подтвердить.

— Это возможно, но зачем вам терять свои собственные сбережения?

— Пусть эта сволочь подавится! Я швырну ему их в лицо и докажу, что он продался «Химмелю» ради подачки. Я сделаю это принародно, и хотят или нет, но будут обязаны заняться этим делом вплотную. Мне нужен конфликт!

— Странные вы люди, русские! Все у вас как-то не так! Можете, господин Тушков, полностью положиться на нас — мы документально докажем, что никакой взятки вам не давали.

— Спасибо, господин Райзен. Я знал… и я верил в вашу порядочность.

— А мы верим и ценим вашу! Когда это надо будет сделать? Сегодня?

— Нет, нет… Никак не раньше понедельника. Прошу вас. Сначала я швырну ему их в лицо.

— Гут, гут! До встречи в понедельник”.

Лента магнитофона продолжала шуршать в полной тишине, царившей в комнате…

— Позор! Какой позор! — едва слышно, одними губами выдавил из себя «дипломат». — Какой скандал! Это конец! — думая о своем, качая из стороны в сторону головой, бормотал совершенно убитый горем «дипломат».

— И тут вы правы, — заметил Вашко. — Эта пленка из компетентных органов, где уже обратили внимание на вашего родственника. С трудом мы ее получили, но она стоила этих трудов. Товарищи, — обратился он к присутствующим, по-прежнему оцепенело сидевшим за столом, — давайте помянем Ивана Дмитриевича. Хороший был мужик… Вот только вокруг него — сплошной вакуум… порядочности.

Все встали, молча в гробовой тишине подняли рюмки и лишь Уланов, сопровождаемый милиционерами, пошел к выходу из квартиры.

— Женя, — шепнул Вашко на ухо Лапочкину. — Ты не того… Не особенно налегай на спиртное. — И опрокинул свою рюмку в рот. — Вот теперь точно, все! Можно идти, конфиденциальное дело закончено.

— Кончено, говорите? — спросил Евгений. — А какое дело? Может скажете, уголовное?

— А какое же? — опешил Вашко.