Цветок забвения

Я опешила. И это она говорит о предательстве?

— Нет, Чили, то, что ты сейчас видишь меня и слышишь — демонстрация моей верности. И это уж точно большая верность, чем та, которую мне продемонстрировала ты! Поставь себя на моё место и подумай: простила бы ты мне хотя бы десятую часть того, что прощаю тебе я? Чем ты недовольна? Что я не появилась, как только ты обо мне вспомнила? Я тоже просидела в запертой комнате полдня, а выпустили меня лишь затем, чтобы огорошить этой новостью о беременности. Тебе не нравится, что я тебя обвиняю? Так и меня обвиняли, Чили, хотя я причастна к этой истории меньше всего! Ты ещё чем-то недовольна? В любом случае, тебе надо было просто держаться подальше от Виолы!

Чили выслушала меня, не перебивая, после чего тихо, но внушительно попросила:

— Не отчитывай меня.

— Ха?

— Не смей меня отчитывать. Никогда больше. Не знаю, что ты там себе вообразила, но я уже не ребёнок, который будет бегать за чьей-то юбкой, вымаливать прощение из-за любого пустяка и пресмыкаться, только бы его не бросили.

— Пустяка… — повторила я, хотя, видят боги, удивило меня вовсе не это. Я не узнавала Чили. Мы часто ссорились, но только сейчас она выглядела так, словно готова была присовокупить силу к своим доказательствам. Это читалось в её напряжённой фигуре, жестах, голосе. Она, действительно, была способна на убийство.

— Ты что думаешь, что своими истериками добьёшься от меня раскаянья? В том, что Виола потеряла девственность, виновата лишь Виола, и мне нет до этого никакого дела. Меня достало слышать об этом. И уж тем более я не хочу слышать это от тебя. Твоя главная обязанность — утешать меня, а не упрекать в том, что не имеет ко мне никакого грёбаного отношения. Ты должна верить мне, а не Имбирь и Виоле, этим двум чокнутым сукам, с которыми у тебя как-то слишком много общего. Меня уже воротит от вашего нытья, манерности и подлости — этих лучших качеств истинных Дев. А ты, похоже, стремишься стать первой среди них.

Я ещё долго не могла пошевелиться. Чили никогда не разговаривала со мной так. Не унижала и не оскорбляла. А теперь вместо того, чтобы предложить разрешить мои сомнения самым верным способом, разделить со мной воспоминания, она старательно усугубляла свою вину передо мной.

— Тебе не в чем меня упрекнуть, я исполняю свои обязанности перед тобой лучше, чем могла бы любая другая Дева! — возмутилась я со слезами в голосе. — Я всегда старалась угодить тебе! И уж точно я ни разу не подумала о том, чтобы лапать кого-то другого в полнолуние!

— Конечно, нет. Но будь ты мужчиной? С твоей силой воли ты бы тут уже всех перетрахала.

— Может быть, но сейчас мы говорим о тебе! И хотя ты перетрахала не всех, но всё равно больше, чем тебе позволено!

Чили вскинула руку, и я поняла, что будь на моём месте кто-то другой, после этого жеста он бы лежал на полу, захлёбываясь кровью. Всего на мгновение мне показалось, что она собирается ударить меня: Чили была достаточно зла для этого. И хотя ничего страшного не случилось, одно только предчувствие боли отрезвило меня.

Чили ткнула пальцем мне в грудь, а я стремительно от неё отшатнулась, чуть не падая. Рефлекс, выработанный за время житья с мати. Наверное, Чили собиралась произнести что-то важное, доказательное, но вместо этого растерянно прошептала:

— Это ещё что за хрень? Ты что… боишься меня? — Я метнулась к двери. — Ива! Ива, стой! Живо вернись! Вернись ко мне!

Только в коридоре я оглянулась и убедилась, что она не побежала за мной. Как и обещала. Хорошо, по крайней мере, она не подкрепит эту ссору худшим воспоминанием. Я собиралась вернуться, когда мы обе остынем, а ситуация разрешится. Здесь и сейчас разговаривать было бессмысленно, она была слишком зла, а я — слишком напугана.

Просто не верилось, что в важнейший для нас момент, мы тратили время на ругань. Я развела столько шума, считая себя обязанной показать ей, насколько я расстроена, хотя в глубине души уже смирилась с самым худшим развитием событий. Даже если ребёнок от Чили, даже если Виоле будет позволено его родить, даже если это свяжет их крепче, чем могут любые другие узы, я всё равно сделала бы так, чтобы моя единая осталась со мной. В тот раз я боялась её потерять так же сильно, как и до известия о беременности Виолы. Даже сильнее, чем обычно, потому что меня не покидала абсурдная мысль, что я уже её потеряла.