Цветок забвения

— Тогда, чем вы лучше меня? Вы сильнее? Физически или ментально? Что вы можете противопоставить и вменить мне в вину, кроме того, что мы разного пола?

— Я ни в чём тебя никогда не обвиняла. Что ты пытаешься мне доказать?

— Что я ничем не хуже Мяты, быть может?!

— Я и не говорю, что ты хуже.

— Да, ты всего лишь встала перед ней на колени. А мне ты сделала одолжение, когда на колени перед тобой встала моя мать.

— Дались тебе эти поклоны!

Она усмехнулась.

— Раз они не важны, давай, Ива, скажи, что хочешь быть со мной. Попроси меня. Сделай это прямо здесь и сейчас. Я соглашусь в любом случае, так что ты ничего не теряешь.

— Я не стану этого делать. Для тебя это не клятва верности, а лишь очередной способ унизить меня.

— Очередной? Конечно, я ведь только это и делаю.

— Ты меня пугаешь, Чили.

— Забавно. Ты меня тоже.

— Отпусти.

— Уже? А ведь мы только репетируем.

Понимаю, Чили было нелегко, и вспыльчивый нрав совсем не помогал. А боль, которую ей причинили сёстры? Или сам смысл этого обряда, который был для кого-то символом перерождения, а для неё — казнью? Девы позволили ей пройти обучение, лишь за тем, чтобы испытание стихией сделало всю грязную работу за них. Они жаждали её смерти и даже не стеснялись говорить об этом прямо.

То, что Чили решила кому-то довериться — чудо, но навязчивый страх предательства трансформировался в злость. Любое слово, жест, улыбку, взгляд, предназначенные не ей, она считала изменой, но никогда прежде она не говорила об этом прямо. Похоже, сегодня нервы у неё были на пределе. Достаточно лишь намёка на сожаление с моей стороны, чтобы сорваться.

Чего не хватало этой ситуации? Внимания Мяты, конечно. Закончив благословлять последнюю пару, она подошла к нам и, заметив мои слёзы, нахмурилась. Улыбка пропала с её лица.

— Никуда не годится. Этот светлый праздник противоположен Времени Скорби. — Она протянула ко мне руку… которую тут же перехватила Чили. Она сжала пальцы на запястье наставницы так, что это можно было бы трактовать как нападение при желании. Но Чили было всё равно.

— Не трогайте, — отрезала она. — Утешать её — обязанность её единой.

— Доводить до слёз, как видно, тоже.

Подняв руку к моему лицу, Чили провела пальцами по влажным щекам — демонстративно, но осторожно, будто, в самом деле, видела в этом свой долг.

— Ива просто растрогалась. Она такая впечатлительная, вам ли не знать. Прекрасное зрелище, наставница. Она бы хотела участвовать в нём наравне со своими сёстрами, но нас этой возможности лишили. Конечно, ей стало грустно от того, что мы не сплетём наши волосы сегодня. Её нетерпение понятно. Она ведь даже не представляет, как сильно я этого хочу. — Это был всё тот же угрожающий голос, но дрожала я уже не от страха. — Я мечтаю об этом с того самого дня, как мы встретились под этим деревом… Её волосы были распущены, будто она предлагала себя. Остальные сплели свои с цветами, но эти гордые локоны ждали достойного украшения. Каюсь, мне пришлось сделать всё возможное, чтобы никто не посягнул на неё. А теперь, когда мы вместе, обидно, что ей приходится снова ждать. Мы стольким пожертвовали ради этого момента и заслужили официального подтверждения нашей любви друг к другу как никто здесь.

Наклонившись, Чили прикоснулась губами к моей щеке, и это было настолько ново и не похоже на неё, что я остолбенела. Никогда прежде она не проявляла нежность ко мне, даже когда мы оставались одни. Дело в публике? В Мяте? Это была месть? Или её попытка встать на колени?

На нас все смотрели, отчего мне стало совсем уж не по себе, и я поднесла руку к лицу… но Чили ожидаемо отстранила и её.

— Тебе идёт алый. — Она точно намекала на то, что я покраснела. — А твои слёзы похожи на драгоценности. Плачущая Ива, ты можешь затмить любое божество, правда?

Из-под её капюшона выбилась прядь, которую она не торопилась убирать.

Я видела, как смущённо перешёптываются юные Девы. Наверное, каждая из них мечтала услышать что-то подобное в свою сторону, особенно в такой сокровенный момент. Но услышала именно я, и от той, кого здесь даже всерьёз не воспринимали. Утешение от мужчины? Ещё большее оскорбление. Но Чили завораживала…

С тех пор к ней снова начали приглядываться.