Цветок забвения

— К тебе, правда, смеет прикасаться лишь солнце.

«Солнце», да…

Поддержав её игру, я откинулась на спину, позволяя блику ласкать кожу. Нежное тепло скользнуло по шее к груди, в вырез платья, и я медленно спустила лямку с плеча, отодвигая ткань в сторону. Обнажив грудь, я робко провела пальцами по соскам, вторя невесомому горячему прикосновению, и невинная детская забава превратилась в соблазнение.

Я тихо окликнула свою пару, чувствуя, как становится жарко и влажно между бёдер, едва прикрытых сбившимся подолом. «Поцелуям» солнца я бы предпочла её поцелуи, но Чили разглядывала меня, не отзываясь, держась на расстоянии. Наклонив зеркальце, она направила луч вверх по моим ногам, очень медленно, и я сдвинула подол, открываясь для неё.

— Я ревную, Ива, — прошептала Чили, тут же прекращая эти опосредованные ласки. Отбросив зеркальце, она порывисто приблизилась. — Я ревную. Ревную.

— Сумасшедшая, — улыбнулась я, когда она нависла надо мной, накрывая тенью, будто, в самом деле, намереваясь оспорить превосходство солнца.

Никто из Дев бы даже не додумался до такого, но Чили презирала то, чему мы поклонялись, и видела соперников в том, что мы обожествляли. При этом она когда-то всерьёз предлагала сбежать вместе во Внешний мир, где её ревность точно переросла бы в паранойю. Она думала об этом хоть раз? Или именно об этом она и думала, пока смотрела на меня спящую?

Это могло бы показаться забавным, если бы только подобные мысли на самом деле не сводили её с ума день за днём. Отвергнутая всем кланом, Чили просто не могла не подозревать в предательстве и меня. Наше единство не спасло ситуацию. В чём-то даже усугубило. То, что раньше выглядело, как детские капризы, переросло в подобные приступы страсти, от которых бросало в дрожь.

— Чили…

Болтовне она предпочла поцелуи, по-настоящему обжигающие, оттеняющие солнце.

Вести себя безучастно, а потом внезапно сорваться, одним прикосновением искупая свою отстранённость — похоже, это входило у Чили в привычку. Или за нами опять кто-то подглядывал?

Она не позволила мне задуматься над этим, сосредотачивая всё внимание на её руках, губах… на нём. Каждое её движение было пропитано злой, жадной любовью. Просто удивительно, как ей удавалось совмещать несовместимое в себе, в своём теле и сердце, но эта её противоречивость позволяла испытать новые чувства. Ведь никто из Дев больше не смог бы взглянуть, сказать, дотронуться так, как она.

Чили вжалась в мои распахнутые бёдра, найдя идеальное положение для наших тел. И это соприкосновение было таким нетерпеливым, стремительным, требовательным почти до боли… настолько потрясающим, что я не сразу признала, что мне действительно больно.

В последнее время Чили демонстрировала своё физическое превосходство во всём, даже ненамеренно. Отклонившись, она порвала платье, будто ненавидя всё, что беспрепятственно касалось моей кожи. Жалобный вскрик она заглушила долгим, беспощадным поцелуем. Лёгкие поглаживания на моей груди сменились жадной хваткой. Давление её тела пленяло.

Она стала просто невероятно, пугающе сильной…

— Постой. — Я упёрла ладони в её плечи, но Чили перехватила мои руки, прижав к земле. Замерев, я в последний раз попыталась опровергнуть то, что чувствую именно страх.

Невозможно. Недопустимо между едиными.

В прошлом Чили не раз смиряла меня, оттесняя и прижимая, я не видела в этом угрозы, лишь её стремление во всём демонстрировать лидерство. Даже когда она прямо говорила, что дразнить её — рискованно, что её влечение преступно, что она может причинить мне вред в худшем для Девы смысле, я чувствовала себя в полной безопасности. Эти слова не отпугивали, её беспокойство прельщало.

— Чили, не сжимай так… — попросила я, робея, но вместо того, чтобы отстранится, она наклонилась к моему уху.

— Я хочу, чтобы тебе всегда было мало меня, — ответила Чили, опуская руку между моих ног и по-хозяйски сжимая. — Даже когда я буду так близко, как только возможно… да, когда буду двигаться глубоко внутри тебя, я хочу, чтобы ты требовала большего.

Я заёрзала, пытаясь высвободиться, но добилась лишь обратного результата: непокорность и трение возбудили её ещё сильнее.

— Чили, ты можешь немного…

— «Немного»? Нет. Ты что, не слушала меня?

— Мне тяжело… — Поняв, что моё сопротивление вызывает в ней лишь какой-то садистский азарт, я рявкнула: — Мне больно!

Крик разлетелся по саду — намного более громкий, чем я ожидала — и ещё долго блуждал по округе эхом. Чили отпрянула, а я накрыла рот ладонью, не веря, что повысила на неё голос.

— Прости, — шепнула я, перепугавшись ещё сильнее.

Мы обе тяжело дышали, глядя друг на друга.

Через минуту раздался её нервный, беспомощный смех.

— Чили. — Я подобралась к ней, скидывая с плеч обрывки платья. — Мне не было больно. Я просто испугалась. Мне приснился кошмар, я не до конца проснулась, вот и всё.

— То, что я делаю, — проговорила Чили, глядя на свои руки, — бездействие, по сравнению с тем, что хочу сделать. Я только об этом и думаю. Прошло столько времени, а я до сих пор пытаюсь держаться от тебя подальше, хотя вроде бы от меня требуется обратное… Меня тянет к тебе, сильно, но, похоже, Мята была права: моя привязанность — противоестественна. То, что я чувствую, глядя на тебя — полная противоположность гармонии. Плевать, вообще-то, это уже давно вышло за рамки обучения. Я не стремлюсь освоить высшее мастерство, чтобы оправдать надежды клана или вроде того — это бесполезно. Но мне бы хотелось…

Она замолчала. Её настроение упало. И он тоже.

Если бы я знала, что это сделает её такой несчастной, то держала бы рот на замке.

— Мне не больно, — повторила я, в самом деле, не понимая теперь, что меня отпугнуло. — Просто ты никогда раньше не делала так, я растерялась… Ты же сама знаешь, какая я трусиха. — Я прильнула к ней. — Мне понравилось, Чили. Мне нравится всё, что нравится тебе, мы же единые. Я чувствую то же, что чувствуешь ты. Слышишь?

Мне пришлось потормошить её, чтобы Чили очнулась.

— Прости.

— Не извиняйся, — тихо возразила я. — Твои прикосновения были чуть ощутимее солнечного света. Даже ткань на моей коже чувствовалась грубее. Так что спасибо, что порвала моё платье, оно было таким тяжелым.

— Об этом я и говорю.

— Ты избаловала меня. — Я снова ластилась к ней, выпрашивая внимания.

— М-м. Ты всё больше становишься Девой, а я всё больше — Калекой, — заключила Чили и добавила едва слышно: — Даже когда ты сопротивлялась… для меня это выглядело отзывчивостью. Ты слишком нежная.

— Наоборот. Ты пришла в этот мир Девой, а я — Калекой.

— Нет, наоборот.

— Да, наоборот. — Мы опять спорили, как дети.

Чили усмехнулась, закрыв глаза.

— Забавно, их техники позволяют убивать одним прикосновением. Мне, судя по всему, нужно освоить им противоположные.

— То есть техники Дев.

Она задумалась, играя с моими волосами.

— Их тоже, конечно, чтобы изобрести нечто новое. Специально для тебя. — Чили собиралась посвятить мне технику? Вроде той, о которой говорила вчера у Мяты? Где главную роль тоже будут играть прикосновения, но не убивающие, а влюбляющие в соперника без памяти. Жарче солнца, нежнее луны. — Калеки… Они единственные из отшельников, кто владеет телом безупречно. Их контроль движений и терпимость к боли — именно то, что мне нужно в дополнение к сущности Девы.

Чили не имела об их мире, быте и тренировках ни малейшего понятия, но мысленно уже давно причислила себя к ним. Нам в отместку или просто чтобы как-то мириться с тем, что этот мир её отверг.

Но учитывая то, какой отчаявшейся она выглядела пару минут назад, я была рада её боевому настрою.

— Чили, тебе не надо осваивать никакие техники, чтобы быть со мной, — напомнила я. — Ты моя единая. Неловкость, недопонимания и ссоры, — всё это только потому, что мы ещё не достигли гармонии. Но завтра всё изменится. — Говоря «завтра», я имела в виду будущее вообще. — И, кстати, я не позволю ни одному Калеке даже взглянуть на тебя. Я убью их всех, если они просто посмотрят на тебя, правда.

Услышав это, Чили рассмеялась, кажется, впервые чистосердечно, хотя я была серьёзна как никогда.

— Думаю, я тоже, — согласилась она, когда я смущённо отвернулась. — Да, точно, я тоже.