Схватка

10

Тянулся на редкость нудный, дождливый и неудачный день, о котором можно было бы умолчать, если бы не звонок Ирины в конце работы.

— Борис, мне необходимо с вами встретиться.

— Что-нибудь случилось?

— Ничего, просто неудобно говорить по телефону. Я минут через сорок-пятьдесят буду около дома, и, если у вас есть время, можете встретить меня у продовольственного магазина.

— Хорошо. Обязательно буду.

Профессиональная потребность все сопоставлять, анализировать, чтобы найти истину или предвидеть событие, заставляла Морозова еще и еще раз воспроизводить в памяти ее слова, взволнованный голос. Он понимал, что ей необходимо было сообщить ему какую-то новость. Но какую?

К магазину он подъехал немного раньше срока. Чтобы скоротать время, вышел из машины и стал прогуливаться по переулку.

Скоро в конце квартала появилась Ирина, и он пошел ей навстречу. Вдруг с противоположной стороны переулка ей наперерез двинулись два высоких парня. Вот они остановили ее. Она попробовала обойти их, но те снова встали на ее пути. Справиться с этими молодчиками не составит труда, вот только шума поднимать не хотелось.

— Ребята, я уже дошла, оставьте меня, у меня муж очень ревнивый, — услышал Борис.

Она увидела его, и в ее глазах мелькнула радость.

— Все, хлопцы, проводили, и счастливо, — сказал Морозов, подходя сзади.

— Саша, ты видишь, кем она нам грозила?

— Точно, сосиска, а строит из себя ливерную колбасу.

— Ладно, мо́лодцы, — примирительно сказал Борис, — ни к чему все это.

— Постой! — остановил его Саша. — Что мы, задаром оберегали твою птичку? Давай десятку — и в расчете.

— Нет.

— Тогда пятерку.

Борис оценивающе осмотрел обоих. Они были рослые, сильные, наглые, и это придавало им храбрости.

— У, гад! — крикнул Саша и, размахнувшись, ударил Морозова в лицо, но кулак его еле коснулся щеки — Борис резко отпрянул в сторону. В ту же секунду Саша получил сильный удар ребром ладони и, пошатнувшись, рухнул на тротуар. Второй нападающий бросился на Бориса, но тут же скорчился от сильного удара ногой. В следующее мгновение передней подсечкой Борис бросил его на асфальт и завернул руку за спину. Хулиган затих, потом вдруг резко рванулся, пытаясь освободиться. Борис прижал его всем телом к мокрой, грязной мостовой, но и сам в кровь ободрал колено об асфальт. Боль смешалась со злостью, на какое-то мгновение сдержанность покинула Бориса, и парень взвыл от страшной боли в плече. Морозов обыскал его. Ножа в карманах не оказалось, зато там были документы, которые Морозов взял себе. Второй пришел в себя, медленно поднялся с тротуара и, не желая связываться с таким опасным противником, молча вывернул карманы и покорно протянул свой пропуск на мебельную фабрику. Морозов положил его в карман и спросил:

— Где прописаны?

— Ордынка, пять, сорок седьмое отделение.

— Вот туда завтра и придете за документами. А теперь чтобы духу вашего здесь не было.

И незадачливые «ухажеры» без лишних слов удалились.

— Вот ведь ситуация, — с досадой сказал Борис, — приходится прощать такое хулиганье. Не до них сейчас.

— Все произошло так молниеносно, что я до сих пор не могу опомниться. Спасибо, что выручили. Теперь я ваша должница.

— Ну, не выдумывайте, я не хочу вас закабалять. Лучше расскажите, что случилось?

— Давайте сядем в машину, а то здесь как-то неуютно, — предложила она.

Они устроились на заднем сиденье.

— Вы не обиделись на меня за то, что я так себя вела на допросе?

— Нет, конечно.

— А я вот плохо спала и места себе сегодня не находила. Боялась, что вы подумаете, будто я охочусь за наследством Владислава.

— У меня и в мыслях такого не было.

— Спасибо. Если честно, я ведь на самом деле его очень уважаю. Он хороший, добрый, и живу я у него как-то по инерции, из уважения к нему, немного из жалости, немного из корысти. А теперь, после встречи с вами, и особенно после вчерашнего допроса, я по-иному взглянула на себя. Кто я? Как живу? И мне стало тоскливо и горько. — Она замолчала, глядя прямо в глаза Морозову.

— Ну что ж, откровенность за откровенность. Когда я увидел вас, я возмутился: такая молодая девушка, вместо того, чтобы полноценно жить, любить, иметь семью, детей, променяла все на роскошь, лень, безделье. Но вскоре случай помог мне познакомиться с вами ближе, и я увидел, что вы действительно запутались. Знаете, — Морозов усмехнулся и украдкой взглянул на застывшую рядом фигуру, — я даже интереса ради пытался представить супружескую жизнь с вами на одну только свою зарплату рядового труженика, которая, наверное, раза в три меньше, чем вы обычно шутя берете у Лаевского на карманные расходы.

Это было точно удар наотмашь: тонкие брови надломились, на глаза навернулись слезы, задрожали уголки губ.

— Ира, — тронул он ее за руку, — поверьте, я не хотел...

— Нет! — резко дернула она плечом. — Договаривайте! И вы, конечно, решили, что я бы извела вас своими претензиями? Да мне жить надоело, не могу больше! Брошу все и уйду, в чем пришла...

— А потом изведете этой жертвой своего супруга, даже если он и не услышит ни одного упрека в адрес своего безденежья! — в тон ей сказал Морозов.

— А вы так усердствуете, точно боитесь, что я посягаю на вашу свободу. И вообще все, о чем мы сейчас говорили, — это несерьезно.

— Жаль, а я говорил совершенно серьезно. Нельзя же всю жизнь быть при ком-то, надо и самой кем-то стать.

Несколько мгновений Ирина еще сидела рядом с ним (казалось, коснись — и током ударит), а потом быстро вышла из машины, бросив на ходу:

— В вас прямо-таки погибает школьный учитель. Вы и молодым-то, наверное, никогда не были. — И, не оборачиваясь, легкой походкой направилась в сторону особняка.

«Интересно, что же в ее понимании означает «быть молодым»? Бездельничать, прожигать жизнь, жить за чей-нибудь счет? — думал Борис. — Но ведь совсем недавно она говорила, что тяготится своей жизнью. Значит, она не безнадежна. И все-таки она сейчас по ту сторону. Пассивно, но своим бездействием соучаствует преступлению». Борис чувствовал, что обязан вырвать ее из особняка, помочь ей начать жизнь сначала.