Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова. Исторические портреты деятелей русской истории и культуры

Мысль, которая больше самой себя

Наше представление о мире и о себе черпается нами не откуда-то, а из нашего же сознания. Наше самосознание (тут Несмелов опирается на Декарта) — это единственный жизненный факт, который мы, безусловно, не можем оспорить. Человек не дан себе как вещь среди других вещей, он дан себе как «я», мыслящее и сознающее.

Присмотревшись к своему внутреннему опыту, человек обнаружит, что внешний мир является ему не в готовом виде, а формируется его собственной, активно действующей мыслью. Эта мысль не просто «обрабатывает» данную нам чувственную реальность (это было бы просто повторением аргументации Канта) — мы обнаруживаем, что наша мысль свободно и творчески «перешивает» ткань этой реальности, создавая план её пересоздания и преобразования. А наша практика подтверждает (Несмелов приводит в пример происхождение сельского хозяйства), что этот план реалистичен и действительно работает.

Оказывается, что человек не столько приспособляется к миру, сколько приспособляет мир к себе. Наша мысль больше налично данного нам в ощущении мира. Наше сознание тяготеет к свободе в нашем обращении с миром, со своим собственным содержанием. Человек как духовная реальность сознает себя больше своей физической реальности и ощущает неустранимое стремление к тому, чтобы быть причиной для самого себя, быть осуществлением свободы.

Человек может разумом и волей не хотеть того, к желанию чего принуждают его внешние впечатления и «поиск счастья». Аскетизм, способность к самоотречению, самоограничению и самопреодолению, есть фундаментальное основание свободы воли.

«Действительная свобода человеческой воли раскрывается лишь в той мере в какой человек может хотеть не делать того, чего он хочет… Хотеть чего-нибудь и иметь возможность исполнить хотение своё и всё-таки не сделать того, что хочешь, во имя признанного правила жизни, — это высочайшая мыслимая степень развития свободы воли».

Никакие события внешнего мира, никакая необходимость физической природы не могли бы породить это понимание человеком своей идеальной мерки и это стремление к свободе. А, значит, идеальная природа человеческого духа есть данность, есть главный факт человеческого самосознания.

Спору нет, европейская мысль ХХ века вся была построена на отрицании предпосылок несмеловской философии. От З. Фрейда и Л. Витгенштейна до М. Фуко и П. Бурдье философы, психологи, социологи доказывали, что человек не знает самого себя, что его мышление полно скрытых предпосылок, создаваемых бессознательным, культурными парадигмами, ловушками языка и устоявшимися социальными практиками. ХХ век поставил под сомнение главную несмеловскую предпосылку, задав вопрос: «А я ли мыслю? Или мыслит некто и нечто вместо меня, а моё „я“ является всего лишь культурной и психологической иллюзией?» И в жерновах этого гуманитарного гиперкритицизма несмеловская философия должна была быть перемолота без остатка.

Но ничего подобного не произошло, напротив, конструкция Несмелова охватывает своим объяснением и все эти теории. Тяготеющие над человеческой мыслью предпосылки — это часть той внешней реальности, которая проникнута законом принудительной необходимости. Разумеется, в эту реальность входят не только горы, моря, ветра, животные, бактерии, но и комплексы идей, слов и культурных практик, имеющие всё то же свойство принудительной необходимости. То, что мы способны осознавать и критиковать свои образы и представления, то, что мы способны поставить под сомнение своё «Я» и говорит об истинной свободе нашего самосознания. Мысль человека оказывается больше себя самой и способна себя корректировать и изменять. Личность человека оказывается больше его природы и способна обозначать для неё новые горизонты жизни.

В конечном счете, наш ум, если он высокоразвит, неизменно оказывается больше самого себя. «Богатство развитого ума заключается вовсе не в том, что он в каждое данное время фактически владеет огромным запасом своих продуктов, а лишь в том, что каждое данное явление он последовательно в силу разнообразных ассоциаций может связать с целой массой пережитых им явлений и установить между ними такие отношения, какие для бедно жившего ума окажутся совершенно непонятными и даже просто немыслимыми».