Добрые русские люди. От Ивана III до Константина Крылова. Исторические портреты деятелей русской истории и культуры

«Судьба бережет голову Кутузова на что-нибудь необыкновенное»

Ранение 18 августа 1788 года под Очаковым нанесло Кутузову новый серьёзный удар, но могло ли оно повредить его мозг? Во время турецкой вылазки австрийский дипломат и любимец Екатерины II Ш. де Линь подозвал М. И. Кутузова к амбразуре, чтобы лучше обозревать неприятеля. Когда русский генерал подошёл, ружейная пуля поразила его в щёку почти близ того самого места, в которое он был ранен в 1774 году при Шуме. Кутузов схватился руками за рану и сказал Ш. де Линю: «Что заставило тебя подозвать меня к этому месту в сию минуту?» Доктора рядом не было. Кутузов после ранения продолжал отдавать распоряжения командиру полка по отражению вражеской вылазки, но от кровопотери он чувствовал слабость. Его вывезли с поля боя.

Невольный виновник ранения Михаила Илларионовича Ш. де Линь писал императору Иосифу II: «Вчера опять прострелили голову Кутузову. Я полагаю, что сегодня или завтра он скончается». Однако ничего подобного не произошло и на сей раз Кутузов, действительно, оказался в руках отличного хирурга француза Жана Жозефа Ксавье Игнатия Антуана Исидора Массо, сделанного Потёмкиным главным хирургом русской армии. Благодаря записке хирурга мы точно знаем о характере ранения. Его записка о состоянии здоровья генерала была приложена к письму, адресованному Г. Потёмкиным чрезвычайно волновавшейся о Кутузове Екатерине II: «Влагаю здесь записочку о ране генерал-майора Кутузова. Судьба ево получать тяжелые раны, — писал Князь Таврический. — Он несказанно обрадован, что Вы об нём изволите спрашивать».

В написанной на французском языке записке Массо сообщал: «Его Превосходительство Господин Генерал Кутузов был ранен мушкетной пулей — от левой щеки до задней части шеи. Часть внутреннего угла челюсти снесена. Соседство существенно важных для жизни с пораженными частями делало состояние сего Генерала весьма сомнительным. Оно стало считаться вне опасности лишь на 7‐й день и продолжает улучшаться».

«Кутузов остался жив после двух ран, смертельных по всем правилам науки медицинской. Если бы мы сами не были свидетелями, то сочли бы рассказ о ране Кутузова сказкой. Видно, судьба бережёт голову Кутузова на что-нибудь необыкновенное, если она уцелела после двух столь страшных ран», — писал позднее Массо.

И снова реконструкторы группы Пройля делают произвольное предположение, что пуля вошла в лицо под левым глазом, выйдя ниже затылка. Никаких оснований для такого предположения не дают ни записка Массо, где говорится о сносе внутреннего угла челюсти, ни изображения Кутузова — никаких шрамов под глазом на них не отмечено. Зато и Волков и Сен Обен обозначают тенью провалившуюся в результате разрушения части челюсти щеку фельдмаршала. Известные нам прижизненные изображения Кутузова, по возможности щадя оригинал, намечают шрам или провал в центре щеки, чуть ближе к задней её части. Его можно уловить и у Волкова, и у Сен Обена, ещё более явно обозначен шрам на гравюре Готвуда, где он отрисован именно как шрам, ясны следы ранения в щеку на анонимной немецкой гравюре 1813 года и чрезвычайно нелицеприятной миниатюре Розентреттера.

Пуля вошла в левую щеку отнюдь не под глазом и вышла из шеи, но мозга, и, тем более, его лобных долей, не задела и задеть не могла. Да и не мог бы Кутузов, получив пулевое ранение, задевающее мозг, отдавать приказания егерям и обмениваться колкостями с Ш. де Линем. Таким образом, второе ранение Кутузова ещё менее дает оснований для построений «американских ученых» о «синдроме лобных долей».

Стараниями Массо ли или своей чудесной судьбы, но Кутузов вернулся в строй очень быстро, уже в начале 1789 года, а в 1790 проявил чудеса храбрости и стойкости при штурме Измаила, лично возглавив штурмовую колонну. Тогда же он прославился и своим аппаратным хитроумием, дав повод Суворову для знаменитого афоризма: «Хитер, хитер. Умен, умен. Никто его не обманет».

На самом деле Суворов сказал: «Так, он умен! Очень умен! Сам Рибас его не обманет». А поводом послужили следующие обстоятельства — командовавший под Измаилом флотилией Иосиф де Рибас решил самостоятельно взять Измаил десантом с моря и «обскакать» тем и Суворова и Кутузова и прочих военачальников. Имея в виду эту цель, он попросил у Суворова сухопутные войска, которые погрузил на борт кораблей, выгрузив пушки на дунайский остров. Эта «хитрость» ставила под угрозу весь суворовский план штурмовой операции. Разгадав замысел де Рибаса, Кутузов сообщил его Суворову, тот лично проверил информацию и приказал адмиралу выгрузить войска и вернуть назад пушки.

Никаких поведенческих изменений, которые говорили бы о повреждении лобных долей мозга, мы не наблюдаем у Кутузова ни после первого, ни после второго ранения.

В ходе кампании против Наполеона в Австрии в 1805 проявились те военные хитрости Кутузова, которые составили характерную особенность его полководческого почерка в 1812 году. После сдачи австрийцев при Ульме Кутузов отступает, оставляет Вену (сдавать неприятелю столицу для той эпохи не было чем-то экстраординарным и отнюдь не означало поражение в войне), морочит Мюрату голову переговорами о капитуляции и за это время успевает оторваться от французов на два перехода.

Пожалуй, ни один военный историк не обвинял Кутузова за эту кампанию в медлительности, пассивности и нерешительности, напротив — он проявил максимум энергии и изворотливости, чтобы вывести свою армию из-под удара. Когда в 1812 году, накануне Бородинского сражения, Наполеон воскликнул: «Вот оно, солнце Аустерлица!», он имел в виду, что, как и в 1805 году, долгая погоня за Кутузовым оканчивается сражением, в котором он рассчитывал одержать сокрушительную победу.

Однако кампания 1805 и впрямь привела к ухудшению кутузовского здоровья, так как блестящие маневры Кутузова закончились трагическим поражением при Аустерлице — против этого сражения Кутузов возражал. В ходе сражения Кутузов был ранен в третий раз, шарпнелью в правую щеку, аккурат, под травмированный глаз, и состояние этого глаза начало ухудшаться, однако до конца он так никогда и не ослеп.