Миф о Христе. Том II

Пусть не говорят, что было бы «субъективным произволом!» также и здесь предполагать у Павла интерполяцию. Ни один теолог не сомневается в том, что Павловы послания были интерполированы не раз. Однако, какие места должны считаться позднейшей прибавкой, — в определении этого не последнее место занимает тот общий смысл, который придается тексту.

А что воззрение теологов единственно правильное, и что Иисус Павловых посланий — историческая личность, — в пользу этого мы до сих пор еще не нашли никакого довода в этих посланиях. Посему, что может препятствовать нам это, к тому же так особняком стоящее выражение, как «брат господень», в послании к галатам истолковать в нашем смысле или же его выбросить?

Как известно, в ессео-евионитских кругах, которые считали соблазном и неправдой, что Мария вступала в брачные сношения с Иосифом и рождала детей, в этих кругах рано защищался взгляд, что Иаков, вообще говоря, не является настоящим братом Иисуса. В то время, как одни видели в нем сводного брата, т. е. сына Иосифа от прежнего брака, другим хотелось выдать «братьев господних» даже просто за приемышей или за двоюродных братьев Иисуса, или же пытались чрез отожествление с апостолами совершенно их устранить. В последнем случае у них Иаков Праведный, «брат господень», сливался с Иаковом, сыном Алфея, как он без всякого более близкого определения упоминается как в Деяниях и у синоптиков, так и, напр., у Иеронима; или они его отожествляли даже с Иаковом, сыном Заведеевым, братом Иоанна, — благородные намерения, нашедшие себе защитников даже среди новейших теологов. У синоптиков название «братья», явно, имеет только символическое значение. Оно служит только для той цели, чтобы выдвинуть противоположность между духовным и телесным родством и сделать наглядной ту истину, что принадлежность к Иисусу основывается не на внешних отношениях и преимуществах рождения, а только на вере. Да и у Иоанна (7,5) братья, которые не уверовали в Иисуса., выставлены в противоположность двенадцати и их откровенному признанию его мессианства, что, в свою очередь, напоминает противоположность между иудеями, не желавшими, несмотря на происхождение из одного племени, ничего знать об Иисусе, и теми, которые были связаны с ним духовными, внутренними узами. Только в поздних «Деяниях апостольских» (1,14) также и братья Иисуса выступают в качестве его поклонников, причем об их неожиданном обращении не сказано ни одного слова.

Все это вовсе не дает нам мужества придавать особое доверие сообщениям нового завета касательно братьев Иисуса, а если Вейнель, имея в виду Иакова, говорит: «Все это так просто, так понятно и так гладко, что нужно употребить много ловкости для того, чтобы вывернуться из перекрестного показания послания к галатам (1), первого послания к коринф. (9) и обычного словоупотребления» (110), — то я, со своей стороны, должен ответить, что, несмотря на искренние усилия по писаниям теологов разобраться в вопросе об Иакове, так и не проник в истинную природу этого человека. А так как я вижу, что и другим это удалось не лучше, то, быть может, не я один только виноват, если вопрос об Иакове мне кажется безнадежно запутанным, а всякая попытка внести хоть немного света в эту тьму — тщетной. На такой, особняком стоящей заметке, как намек на «братьев господних» у Павла, основывать утверждение об историчности Иисуса — это для меня слишком «гладко», для этого я еще недостаточно скромен. Однако, также и теперь в «братьях Иисуса», насколько они, якобы, были кровными, братьями, равно как и в его родителях, плотнике Иосифе и Марии, я могу видеть только мифические фигуры. В Марии же вовсе не потому, что она, — как приписывает мне Вейнель, — «как сестра Моисея, называется Марией, а Моисей ввел израильтян в страну обетованную, как Иисус вводит верующих в него в царство небесное», а потому, что это имя является общеупотребительным у божеств-спасителей древности, да и прочие функции библейской Марии совпадают с функциями матерей (или сестер) тех божеств.