Миф о Христе. Том II

Дополнение.

Исайя вместе с Премудростью Соломона представляет, как было сказано, основное ядро для выработки евангельского образа Иисуса д христианского учения о спасении. Но, кроме того, в развитии этого образа участвовал еще третий элемент — личность Иова.

Каноническая книга Иова рисует пред нами праведника, который, совершенно аналогично «рабу божию» пророка, подвергается со стороны бога испытанию в своей борьбе с сатаной, переживает невыносимые страдания и самое крайнее уничижение, дабы затем; бог снова вернул ему его прежнее положение и состояние. Кое-что в этой Книге прямо напоминает то обстоятельство, что Иов и «раб божий» обезображиваются болезнью, напоминающей проказу (Исайя 52, 14; 53, 4). Или пусть прочтут следующий вопль Иова: «Разинули на меня пасть свою; ругаясь, бьют меня по щекам: все сговорились против меня. Предал меня бог беззаконнику и в руки нечестивым бросил меня... Окружили меня стрельцы его; он рассекает внутренности мои и не щадит; пролил на землю желчь мою... Лицо мое побагровело от плача и на веждах моих тень смерти, при всем том, что нет хищения в руках моих, и молитва моя чиста. Земля! не закрой моей крови, и да не будет места воплю моему. И ныне, вот на небесах свидетель мой, и заступник мой в вышних. Многоречивые друзья мои! К богу слезит око мое. Дыхание мое ослабело; дни мои угасают; гробы предо мною. Если бы не насмешки их, то и среди споров их око мое пребывало бы спокойно. (Пусть вспомнят о воинах, бросающих жребий об одежде Иисуса!)... Он поставил меня притчею для народа и посмешищем для него. Помутилось от горести око мое, и все члены мои, как тень. Изумятся о сем праведные, и невинный вознегодует на лицемера. Но праведник будет крепко держаться пути своего, и чистый руками будет больше и больше утверждаться».

«О, если бы я был, как в прежние луны (месяцы), как в те дни, когда бог хранил меня, когда светильник его светил над головою моею, и я при свете его ходил среди тьмы... Когда еще вседержитель был со мною, и дети мои вокруг меня... Когда я выходил к воротам города и на площади ставил седалище свое... старцы вставали и стояли; князья удерживались от речи, и персты полагали на уста свои (сравни Исайя, 52, 15). Голос знатных умолкал, и язык их прилипал к гортани их. Ухо, слышавшее меня, ублажало меня; око видевшее восхваляло меня. Потому что я спасал страдальца вопиющего и сироту беспомощного. Благословение погибавшего приходило на меня, и сердцу вдовы доставлял я радость. Я облекался в правду, и суд мой одевал меня... Я был глазами слепому и ногами хромому. Отцом был я для нищих, и тяжбу, которой я не знал, разбирал внимательно. Сокрушал я беззаконному челюсти, и из зубов его исторгал похищенное... Внимали мне, и ожидали, и безмолвствовали при свете моем. После слов моих уже не рассуждали; речь моя капала на них... Бывало, улыбнусь им, они не верят; и света лица моего они не помрачали. Я назначал пути им, и сидел во главе, и жил, как царь в кругу воинов, как утешитель плачущих» (29, 1 сл.).

Нам при чтении этих слов приходит на память «раб божий» пророка. Но, вместе с тем, мы видим пред собой также и Иисуса, как он, окруженный своими учениками, на площади и улицах говорит к народу, в словесной схватке побеждает и заставляет молчать фарисеев и книжников; как он, щедрый на помощь, творя чудеса, утешая, исцеляя и поощряя, проводит жизнь, народ считает его праведником, а погибшие и им спасенные его благословляют.

Однако, еще большее, чем с канонической книгой Иова, сходство образа евангельского Иисуса с иудейскими народными дополнениями к содержанию книги Иова. Одно из таких дополнений мы имеем в так наз. «Завещании Иова», которое впервые было опубликовано в 1833 году, в 1897 году Монтегю Родсом Джемсом и Колером было переиздано, а Спитта подверг тщательному исследованию его отношение к новому завету. Джемс первоначально считал это «Завещание Иова» чисто иудейским и дохристианским, однако, впоследствии он пришел к мысли, что оно, должно быть , написано перешедшим в христианство иудеем, так как иначе он не мог себе объяснить поразительные совпадения с новым заветом, которые касаются не только вообще содержания, но отчасти даже буквального сходства в тексте. Колер видит в нем дохристианское произведение, а именно: ессейский мидраш (толкование) на книгу Иова, что, однако, отвергается Спиттой. Осторожный Буссе предполагает «легкую христианскую переработку» иудейского произведения, между тем. как Спитта высказывается за чисто иудейский характер этого замечательного литературного памятника, «одной из иудейских предпосылок христианства, более точное знание которой имеет громадное значение для суждения о самом христианстве и, не менее того, об образе Иисуса». «Здесь, как мне кажется, — пишет он, — можно было бы скорее, чем при чтении эпоса о Гилгамеше или «Дохристианского Иисуса» В. Смита высказать взгляд, что образ Иисуса — дохристианского происхождения», и он отмечает следующие, особенно характерные пункты: «Иов и Иисус оба — царского происхождения; оба оказываются спасителями бедных и скорбящих; оба борются с властью сатаны, и последний тщетно пытается отклонить их от бога; оба вследствие вражды дьявола подвергаются страданиям, презрению и даже смерти; оба избавляются от «nekrotes» (состояния смерти), заслуживают уважение на земле и сидят на престоле одесную бога». Хотя Спитта не забывает привести также и различия между Иовом и Иисусом, но все же считает сходство столь большим, что, по его мнению, этого достаточно «для объяснения, как могло произойти, что образ Иисуса иудейскими писателями невольно был наделен такими чертами, которые принадлежали первоначально образу легенды об Иове».

Что этот образ мог бы сложиться вообще только под влиянием образа Иова, — это такая возможность, которая, конечно, лежит вне поля зрения теологов. И все же оказалось уже столько деталей в евангельском образе Иисуса, обусловливаемых посторонними влияниями, что вряд ли уже можно сказать, что же в нем, собственно говоря, историческое. Впрочем, сами христиане хорошо сознавали сходство их Иисуса с Иовом. Это доказывается посланием Иакова, 5, 10, где читаем: «В пример злострадания и долготерпения возьмите, братия мои, пророков, которые говорили .именем господним. Вот мы ублажаем тех, которые терпели. Вы слышали о терпении Иова и видели конец оного от господа; ибо господь весьма милосерд и сострадателен». Здесь Иисус доставлен на одну доску с Иовом, предполагая, что под «господом» скорее следует понимать Иисуса, а не Яхве-бога, — предположение, которое делается весьма убедительным благодаря указанию на пророков, говоривших «именем господним»[54].