Миф о Христе. Том II

3.4. «Братья» господни.

Мы переходим теперь к вопросу о «братьях господних» (перв. посл, к коринф. 9, 5 и посл. к галат. 1, 19). Здесь теологи надеются играть на козырях. Ведь, если Иисус имел кровных братьев по плоти, то, несомненно, он должен был быть исторической личностью, и неправы те, кто утверждает, будто Павлу не были известны хоть какие-нибудь индивидуально-человеческие черты Иисуса.

«С каких это пор, — торжествующе восклицает Борнеман, — у культового божества появляются братья по плоти?» — и притом забывает, что, по древнему воззрению, все боги были родственны друг другу. Так, напр., культовые божества Аполлон и Гермес определенно называются «братьями», а Артемида слывет их «сестрой»; так «братом» Геракла является Ификл, и все, какие только можно представить, родственные отношения и связи находят свое отражение в античных мифах. Да и Вейс мое понимание «братьев господних» относит в «музей курьезов теологии».

Больше того: в данном случае Вейнель считает свою позицию настолько прочной, что в своем знаменитом руководстве «Wie man Arthur Drews entgegentreten kann» («Как можно бороться с Артуром Древсом»), к сожалению, запоздавшем на пару месяцев, чтобы сыграть свою роль[33], он пишет следующие слова: «Пусть постараются против Древса как можно настойчивее и резче подчеркнуть эти два места. При наличии их, наглость его отрицания фактов будет ясна даже слепому. Что, быть может, в прочей истории не так-то легко, то здесь, как исключение, можно удовлетвориться только этими двумя местами. Ведь, чего же можно еще и желать, если свидетель знал братьев того, кого вычеркивают со страниц истории, и его невесток». Конечно, чего же можно еще и желать, если бы только порешить на том, что Павел в перв. посл, к коринф. (9, 5) действительно имел в виду кровных братьев Иисуса, и что мы не имеем здесь дела, быть может, только с «братьями по секте»!

Вейнель отвергает это, ссылаясь на то, что заранее невероятно, чтобы секта называла себя «братьями» своего культового бога. Разве он никогда и ничего не слышал о братьях Винцентия, братьях Иосифа, сестрах Марии и т. д., т. е. о религиозных братствах, сочлены которых называют себя по именам святых, на служение которым они себя посвятили и которые соответствуют культовым героям в античных мистериях? «Но у Павла, — возражает он, — мы можем доказать еще и то, что он так называет не христиан: он называет их «братьями», прежде всего в обращении, или «братьями во Христе»[34]. Никогда, исключая этих двух случаев, он не говорит о «братьях господних».

Но в послании к римлянам (8, 14 сл.) те, которые водимы духом божиим, называются «сынами божьими». Христос же, в качестве «сына божия» по преимуществу, называется «первородным между многими братьями» (29), а его поклонники называются «наследниками божиими» и «сонаследниками Христу» (17), из чего следует, что они в то же время должны называться «братьями Христа». Это, — говорит Вейнель, — образное выражение, а не имя христиан. Но почему бы и Павлу не применить этого образного именования к поклонникам Иисуса, так как, ведь, сектантское «братство» всюду понималось только в образном смысле и даже предстоятель секты только образно назывался «отцом», а сочлены только образно именовались его «сынами»? У Матфея (28, 10) Иисус сам именует своих последователей своими «братьями», а у Марка (3, 35) он говорит: «Кто будет исполнять волю божию, тот мне брат и сестра, и матерь». У Иоанна (20, 17) Иисус так называет учеников, потому что у них «отцом» является тот же самый бог, что и у него. Больше того: во втором веке Юстин в своем «Диалоге с Трифоном-иудеем», называет апостолов «братьями Иисуса» по преимуществу. Итак, почему бы и Павлу о поклонниках Иисуса не говорить, как об его «братьях»? Потому что он обычно называет их «братьями во Христе»? Но как апостол внутреннюю принадлежность ко Христу, с одной стороны, выражает чрез пребывание верующих во Христе, как бы в виде погружения в жизненную атмосферу прославляемого, так, с другой стороны, он говорит и о пребывании Христа в верующих, благодаря чему последние вступают в более тесную связь друг с другом, внутренне объединяются, т. е. делаются братьями.

Посему, если он в данном случае не придерживается одного воззрения, то почему бы ему поступать иначе? Что он только в двух местах своих главных посланий говорит о «братьях господних», то это, в крайнем случае, доказывает только то, что для него духовное и мистическое представление, пребывание верующих во Христе, было ближе, чем то, другое, по которому единение символически изображается в виде родственного отношения. Поэтому нужно было бы сначала убедиться, что Иисус у Павла является исторической личностью, а его братья могут быть только братьями по крови. На самом деле уже защитники исторического Иисуса также и здесь сомневаются в образном понимании выражения «братья» только по той причине, что они историчность Иисуса уже заранее считают несомненной.

Или неужели из перв. посл. к коринф. (9, 5), е несомненностью следует, что только их понимание «братьев» может быть правильным? «Или, — говорит в этом месте Павел, — не имеем власти иметь спутницею сестру жену, как и прочие апостолы и братья господни, и Кифа?». Что здесь, должно быть , названа особая группа мужей, — говорит Вейнель, — «следует из-того, что в первом посл. к коринф. (9) речь идет о преимуществах апостолов, к каковым в качестве равноапостольных мужей присоединены братья господни» (109). Но было ли, действительно, «преимуществом» апостолов, что они могли жениться? Было ли остальным сочленам секты, исключая апостолов и кровных братьев Иисуса, запрещено брать себе жену? Не хотел ли, быть может, Павел сказать, что он чувствует себя уравненным с остальными сочленами общины во всех отношениях, а посему также не может оспариваться его апостольское достоинство, раз он своею успешной миссионерской деятельностью завоевал себе право на такое имя?

Нет, — говорит Вейс, — обыкновенные христиане не могут быть «братьями господними». «Почему они упомянуты между апостолами и Кифой, и почему так не названы, прежде всего, апостолы?» (106). Но, — почему Кифа особо упомянут после «братьев господних», ведь, он сам принадлежал к числу апостолов? И знали ли коринфяне «братьев господних» так хорошо, что Павел мог ссылаться на них и на их брачное состояние? Или, под этими «братьями господними», раз они, будто бы, образуют около 12 апостолов особо отмечаемую группу мужей, не следует ли понимать тех 70 учеников, которых, по словам Луки (10), Иисус послал на проповедь? На это все же могло бы указывать то обстоятельство, что Иаков, «брат господень», по свидетельству апостольских постановлений, не входил в число двенадцати апостолов, а, по свидетельству Евсевия, причислялся к семидесяти, взгляд, который, по-видимому, разделялся и Гегезиппом у Евсевия.

«Ответа на эти вопросы нет». И, таким образом, это место остается, в лучшем случае, темным.

Другие исследователи, которые для поддержания своей веры в исторического Иисуса не нуждались в «братьях Иисуса», совершенно отбросили 9, 5 перв. послания к коринф. и сочли его ничего не говорящим или даже вставкой. Так поступил и Шлегер, который его неподлинность обосновывает на том, что, согласно его исследования, за некоторым исключением (4, 4 сл.) вообще все места первого послания к коринфянам оказываются интерполированными, где Христос фигурирует под именем «господа». «Миссионерские путешествия братьев Иисуса, — говорит он, — для нас неизвестны, да и сами по себе невероятны».

Это, без сомнения, правильно.

Представьте себе Симона, Иуду и Иосифа (Иосию) ходящими из дома в дом с вестью: «Наш брат Иисус был ожидаемым мессией и скоро появится на облаках небесных»! Также и Штек удивляется, слыша о миссионерских путешествиях «братьев господних», «которых, как националистически настроенных иудеев, нехорошо отрывать от почвы Палестины», и это напоминает ему о 2, 12 послания к галатам, где о Петре прямо, безо всяких более подробных исторических пояснений, сказано, что он пришел в Антиохию.

И Бруно Бауэр восклицает: «Что за представление, что Петр скитался, что двенадцать были бродячими апостолами, хорошо известными коринфянам! Только позднее, во втором веке, они в качестве таковых были известны всякому!

Наконец, в вопросе о том, не имели ли они вместе с апостолами того же права на брак, Варнава неудачно поставлен в самую тесную связь с личностью Павла и глазам коринфян представлен в качестве спутника Павла! Как будто он вместе с апостолом язычников приходил в Коринф!».

Защитники исторического Иисуса, при мысли о его братьях, имеют в виду, конечно, 6, 3 еванг. Марка, где Иаков, Иосия, Иуда и Симон упомянуты в качестве сыновей Марии и братьев Иисуса. Но Штейдель правильно указал на 15, 40 этого евангелия, где та же Мария, которая, якобы, была матерью Иакова и Иосии, вовсе не считается матерью Иисуса. Следовательно, Иаков и Иосия приведены не в качестве его братьев, из чего вытекает, что мы здесь имеем дело с двумя независимыми друг от друга рассказами. Но в таком случае не может быть даже сомнения, какой из них обоих был первоначальным, допущение же существования кровных братьев Иисуса оказывается вторичным продуктом легенды.

Вместе с этим получен также ответ и на вопрос о братстве Иакова. Я считаю и его только сектантским братством, а почетное положение, которым, по свидетельству Деяний (15, 13) и поел, к галат. (1, 19; 2, 9 и 12), он пользовался в общине, я пытался объяснить его личными качествами. «Прозвище «брат господень», — говорит ф.-Соден, — Древсу оставалось истолковать в том смысле, что Иаков был самым лучшим христианином и более всех походил на господа» (31). Но этот книжник, очевидно, забывает, что еще Ориген говорит, что Иаков был назван братом господним не потому, что он был в кровном родстве с Иисусом, или что они вместе росли, но потому, что он был верующим и добродетельным.

Известно также, какую значительную роль, как это мы видим, прежде всего, из Гегезиппа (в «Истории церкви» Евсевия, 11, 25), играл во втором веке у иудеохристианских общин Иаков, именно вследствие своего благочестия. Он был как бы покровителем-патроном так называемой евионитской партии, которая сплела венок легенд вокруг его головы. Так ли невероятно предположение, что это благочестивый брат-сектант рано был данной партией превознесен в звание «брата господня» по преимуществу, а имя, служившее первоначально только почетным именованием, было употреблено Павлом в этом смысле?

С другой стороны, не исключена возможность, что фраза поел, к гал. 1, 19 «брат господень» является позднейшей прибавкой, сделана ли она была с целью чтимого святого определенной группы христиан поставить как можно ближе к самому Иисусу тем, что выдать его за кровного брата последнего, или же она была сделана, — как полагает Шлегер, — с целью дать возможность лучше отличать одного от другого различных носителей имени Иакова, так как и Гегезипп отмечает; «Вместе с апостолами принял общину Иаков, брат господень, который со времени Христа до наших дней, всеми, в отличие, назывался Праведным, ибо многие носили имя Иакова».

Однако, как только начали представлять Иисуса человеком, оставался один только шаг придумать ему и чисто человеческие отношения, а внутреннее, духовное родство с Иисусом отдельных выдающихся братьев-сектантов истолковать в смысле телесного кровного родства с ним, особенно для того, чтобы против распространяющегося гностического спиритуализма доказать полную реальность человеческий природы Христа. И, наконец, можно ли считать случайностью, что три «столпа» в Иерусалиме, по своим именам, точно совпадают с теми тремя предпочтительными учениками господа, которые присутствуют с ним при пробуждении дочери Иаира, сопровождают его на гору преображения, а в Гефсиманском саду удостаиваются быть свидетелями его душевной борьбы перед лицом приближающейся смерти? Не был ли «столп-апостол» Иаков первоначально тождественен с Иаковом, сыном Заведея и братом Иоанна, и только впоследствии превращен в «брата Иисуса»?