Мы невозможны...

51

За три часа до Нового Года Лёша заехал за мной. Все мои слабые возражения были пресечены на корню, я погружена в машину, пристегнута ремнем и… черт возьми, спасибо, что не додумался наручниками пристегнуть и кляп в рот вставить.

Наблюдая за его беззаботным выражением лица, я смутно подозревала, что сюрприз, о котором говорил мне Лёша недавно, будет поистине ошеломляющим. Но я и подумать не могла, что настолько.

Его дом, как оказалось, находился совсем недалеко от дома Тимура, в котором мне пришлось провести какое-то время. И, соответственно, недалеко также был и дом Антона, который благополучно доделал ремонт и перебрался туда на постоянное место жительства.

Забор, окружающий дом Алексея, был высоким. И сплошным. Захочешь заглянуть внутрь — фиг допрыгнешь. Ворота же немного выбивались из общей картины — кованные, красивые, с каким-то непонятным, но притягивающим глаз узором.

Когда мы подъехали к ним, Лёша достал небольшой пульт и нажал на кнопку. Послышался скрежет и ворота приветственно распахнулись, пропуская нас внутрь, на территорию.

Перед самым домом была оборудована небольшая парковочная площадка, на которой стояло несколько автомобилей. Три из них мне были до боли знакомы. Машина моего бывшего шефа — Крокодила. Машина моего второго бывшего шефа — Антона. И старенькая, совсем себя изжившая машинка моего отца. Четвертый автомобиль — дорогой, под стать машине Лёши, я видела впервые. Да и внимания на него не обратила особо.

На глаза навернулись слезы. Неужели мои родители здесь? Неужели они решили приехать, чтобы встретить Новый Год со мной? Неужели простили меня за то, что так бездарно распорядилась жизнью, которую они мне подарили?

— Это… — прошептала я, не смея даже пошевелиться, — это то, о чем я думаю?

Лёша тяжело вздохнул и кивнул.

— Я не знаю, что произошло у тебя с родителями. Но я знаю одно — пока они живы, мы чьи-то дети. И нужно это ценить. Поэтому я взял на себя ответственность и пригласил их. Если ты возненавидишь меня за это, я пойму. Но поговорить с ними ты обязана, — ответил он. — Все люди совершают ошибки. По глупости, вредности, из принципов или руководствуясь еще какими-либо мотивами. Но на то мы и люди, чтобы признавать свою неправоту, принимать свои ошибки и извлекать из них уроки.

— Я долго не могла решиться на это, — тихо сказала я, смахивая слезы, что ручьем бежали по щекам. — Не могла попросить прощения за то, что не послушалась маму. А она оказалась права. И не могла простить ее за то, что она отвернулась от меня в такой момент, когда мне было плохо.

— Я думаю, вам все же стоит обо всем поговорить начистоту. И, желательно, успеть это сделать до Нового Года, — улыбнулся Лёша, аккуратно вытирая мои щеки бумажной салфеткой, которую достал из бардачка. — Тебе самой будет легче, поверь. Поэтому, вспомни о том, что ты сильная и независимая дама с шиншиллой, расправь плечи и вперед! А я рядом. Независимо от исхода разговора. Просто рядом. Всегда.

Я кивнула и благодарно чмокнула Лёшу в щеку. Выскочила из автомобиля и, поскальзываясь на сколькой плитке, которую припорошило снежком, бросилась к входу в дом. Сердце бешено стучало в груди, как бы подгоняя меня. Быстрее. Быстрее! Еще быстрее!

Взлетев на крыльцо, я остановилась. Протянула руку в дверной ручке и… и замерла. Казалось, как и все внутри меня. Никогда бы не подумала, что это так сложно. Нажать на ручку, открыть дверь, войти и сказать простое «Мам, привет, я так по тебе скучала».

Оглянувшись назад, наткнулась на подбадривающий взгляд Лёши. И решилась.

Войдя в холл, разулась, сняла пальто и прислушалась. Звук голосов доносился откуда-то справа. Больше не раздумывая, бросилась туда, едва вписываясь в повороты. Ноги в тонких носочках чувствовали холод паркета. Плевать.

На пороге, как оказалось столовой, резко затормозила. Окинула взглядом всех присутствующих, пока не наткнулась на лицо мамы. Она стояла чуть поодаль, рядом со столешницей и держала в руках ложку, которой вымешивала салат. Папа стоял там же, рядом, с тюбиком майонеза в руке.

Казалось, время замерло, и я снова очутилась в детстве. В нашей небольшой квартирке, в которой так волшебно пахло мандаринами. И мама таже стояла у стола, тщательно перемешивая традиционный новогодний салат — оливье. Папа накрывал на стол, нервно поглядывая на часы и торопил маму. Я же пряталась под елкой, с которой тайком снимала конфеты и мандаринки. Еще одна семейная традиция — вешать на елку, помимо игрушек, сладости. И жизнь была прекрасна. Я даже не подозревала, что меня ожидает впереди.

— Здравствуй, мам, — тихо сказала я, едва сдерживая слезы.

Я даже не заметила, как все остальные гуськом двинулись к выходу из столовой. Для меня перестало существовать все, кроме родных глаз, которые всегда на меня смотрели с любовью, нежностью, лаской.

Мама не выдержала первой. Сунув отцу в руки ложку, подошла ко мне, обняла крепко-крепко и разрыдалась.

— Прости, прости пожалуйста нас, прости, — всхлипывая, говорила она.

И я все же не сдержалась, разревелась следом. Сколько мы так простояли — я не знаю. Знаю, что в какой-то момент к нам подошел отец и разом обнял двоих, сгребая нас своими огромными ручищами.

— Я скучала, мам, — прошептала я. — Па, и по тебе тоже! Как же я чертовски по вам скучала!

Успокоились мы не сразу. Наперебой заваливали друг друга вопросами, плакали, отвечали на эти вопросы и снова плакали. Прошло всего несколько лет, но мне казалось, что минула целая вечность с того момента, как мы в последний раз виделись с ними.

— Нам Лёша рассказал, что ты с Тимуром вроде как больше не вместе, — в очередной раз всхлипнула мама. — Что он обидел тебя… Тат, почему ты нам не позвонила? Почему ты не звонила ни разу с момента нашего последнего разговора?

— Я думала, что вы меня ненавидите, — шептала я. — Что я непутевая дочь. Я была обижена тогда на вас, морально растоптана, уничтожена. Все, кому я тогда доверяла, оказались не теми людьми. Не моими. Меня предали все. И я думала, что вы тоже предали.

— Я этому козлу ноги вырву, — взревел вдруг отец. — Тимуру твоему, задохлику!

— Он не мой, пап, — икнула я.

— Не обращай внимания, Тат, — погладила меня по руке мама. — Если бы мы знали, как обстоят дела на самом деле, мы бы примчались и увезли бы тебя домой. А тогда… Нам много раз звонил Тимур. Сказал, что вы поругались. Но вроде как не сильно. Он не сказал, что поступил с тобой как последний…

— Скот! — снова взревел отец. — Нет, мы с Лёхой точно ему глаз на задницу натянем, клянусь!

— Лёха не против, — раздался голос Лёши и только сейчас я заметила, что он все это время стоял, прислонившись плечом к дверному проему.

— Вот! Я сразу сказал, что это наш мужик! — одобрительно закивал папа. — И если его профукаешь, дочь, я тебе лично задницу надеру! Ремнем! Армейским!

Я слабо улыбнулась и повернулась к маме.

— Значит, Тимур звонил вам после меня и сказал, что мы просто поругались? — переспросила, и получив утвердительный кивок, задумалась. — А я еще, дура, номер поменяла… Думала, что вы предатели и злилась.

Эта новость меня ошеломила, совершенно сбила с толку. Теперь я понимала, почему родители отошли в сторону. Они всегда придерживались того, что дети сами во всем разберутся. И они подумать не могли, что мне действительно требовалась помощь. Потому что поверили Тимуру.

— Да кто же знал, что он такой засранец? — не унимался отец. — Я бы его… своими руками… До щелчка голову бы повернул!

— Тише, успокойся, — мама приподнялась и подошла к папе, успокаивающе поглаживая его по плечу. — Сами виноваты.

Я вновь повернулась к Лёше и одними губами прошептала «спасибо».

— Так-с, — хлопнул он в ладоши. — Мне кажется, что нам пора успокоиться. А Тате лучше умыться, — он подошел, взял меня за руку и потянул за собой. — Не то Дед Мороз обидится, что у тебя краснее нос, чем у него и все подарки, которые принес, заберет себе. Моральная компенсация, так сказать.

Я улыбнулась и позволила ему утянуть меня из столовой. Оказавшись снова в холле, я притормозила и дернула его за рукав.

— Санузел там, — ткнул он пальцем в одну из дверей. — Свет включается рядом и… тебе нужны тапочки!

— Стой, — помотала я головой. — Я хотела тебе сказать спасибо!

— За что? — делано удивился он.

— За все, — пожала я плечами и, приподнявшись на цыпочки, коснулась его губ своими.

Всего лишь на краткое мгновение. И уже хотела отстраниться, как почувствовала его руку на своей талии. И поняла, что легким, смазанным поцелуем не отделаюсь. Хотя я была и сама не против.

— Я же говорила! Я говорила! Говорила! — завопила где-то рядом Ирка.

Я дернулась, и как ошпаренная отскочила от Лёши.

— С тебя штука баксов! — Ирка требовательно ткнула в бок своего ненаглядного Крокодила. — Проиграл! Отдавай!

— Черт, вы не могли потерпеть до Нового Года? — прошипел Кирилл, выуживая из кармана телефон и поворачиваясь к Ирке. — Переводом на счет пойдет?

— Да хоть по пять рублей в копилке, — фыркнула подруга. — Деньги, они все равно деньги!

— Я не понимаю чего-то… — пробормотала я. — Вы что, на нас спорили? Будем мы вместе или нет?

— Ага, — радостно кивнула Ирка. — Но не совсем. То, что вы будете вместе — очевидно. А мы спорили на первый публичный поцелуй!

— Я ставил на то, что это будет после боя курантов, — усмехнулся Крокодил. — Перевод отправлен. Только умоляю, не покупай сотую сумочку, хорошо?

— Ну вы и засранцы, — возмутилась я.

— Молчать, Сомова! — рявкнул Крокодил. — Не мы засранцы, а Ирка засранка. Это ее затея!

— Слышь? — теперь возмутилась Ирка. — Ты чё меня сдал, как стеклотару? Муж, называется!

— И не подеретесь, — рассмеялась я и повернулась к Лёше. — Они просто сумасшедшие. Мы же не будем обращать внимание на беременную женщину и Крокодила?

— Любишь ты своих друзей, — улыбнулся в ответ Лёша. — Но у меня для тебя есть еще один сюрприз.

— Ты сейчас меня пугаешь, — я поежилась, даже боясь представить, что же там такое.

— Не бойся, они не кусаются, — рассмеялся он. — Раз уж я познакомился с твоими родителями, то ты просто обязана познакомиться с моими!

— Нет! — выпалила я. — Нет же! Ну нет!

— Да, — не сдавался Лёша. — Тем более, тебе все равно не избежать этого. Они в кухне. Мама готовит свою любимую запеченную утку с яблоками, а папа уничтожает мой мини-бар.

— О, боги! Ты с ума сошел? Нужно же предупреждать заранее! — запаниковала я. — Как я выгляжу? Ужасно? Ну конечно же ужасно! Я же ревела только что… О, нет! Они же видели, как я ревела! Скажи, что их не было в тот момент там! Ну скажи! Или были? Черт! Я совсем ничего не помню!

— Успокойся, ты чего с ума сходишь? — Лёша продолжал смеяться, глядя на мои метания по холлу. — Все путём. С твоими родителями они быстро нашли общий язык, и когда я ехал за тобой, мама по секрету шепнула, что уже любит тебя, как родную. Потому что такие люди, как твои мама и папа просто не могли воспитать плохого человека.

— Нет, я точно тебя придушу, — прошипела я, пропуская все его слова мимо ушей. — Шушей клянусь, я тебе устрою веселую жизнь!

— Буду ждать с нетерпением! — усмехнулся Лёша.