Ролан Барт. Биография

Молодой литовец, преподающий здесь, Греймас, который имеет докторскую степень, настаивает на том, чтобы я переделал – он говорит, что это не составит труда, – мою диссертацию в лексикологические исследования, под прикрытием чего я мог бы заниматься любыми исследованиями, какими захочу, и это принесет мне самым скорейшим образом кафедру во Франции, поскольку по филологическим дисциплинам большой недобор кандидатов. На более глубоком уровне это поможет наконец найти порядок позитивных исследований, негипотетический способ заниматься социологией через язык… давняя мечта. Я много обсуждаю с ним все это.

Греймас же вспоминает:

Я говорил ему: «Чушь, литература, это невозможно». Я стал продавать ему лингвистику. В Александрии мы оба были достаточно изолированы. Французы представляли собой колонию вишистов, которые прибыли во время войны, когда французский флот укрылся в Александрии. Они утверждали, что стали марксистами, коммунистами. Барт приехал из Румынии, где коммунисты закрыли институт; египтяне нашли у него следы туберкулеза; нужно было проверяться; он уехал в конце года. После этого мы не расставались лет двадцать или около того[392].

Барт был полон решимости, он хотел преподавать в высших учебных заведениях; он не желал больше кочевать «из одной фашистской страны в другую, лишенный какого-либо материала для критических исследований, соизмеримых с жизнью, часть которой уже прошла»[393]. Так что ему придется продумать стратегии: предложение Греймаса показалось ему довольно эффективным, даже если не помогло самому Греймасу получить работу.

Таким образом, 1949/50 учебный год, проведенный в Александрии, важен для последующего периода, для институционального выбора и научной реализации. Барт давно понял, что ему нелегко будет получить должность в университете, но теперь он встретил людей, находящихся в таком же положении, борющихся за существование вопреки всему, стремящихся превратить свою маргинальность в источник силы. Александрия дала статусу оттесненного на обочину одиночки опору в сообществе. Если еще точнее, отношения, завязавшиеся с Греймасом, привели к целому ряду важных решений: на академическом уровне Барт решил отказаться от начатой с Пинтаром диссертации и обратиться к лингвистике; на уровне письма он решил применять свое критическое мышление к материальности языка, искать идеологию в ритмике слов и фраз. Египетские знакомства не просто представляют лингвистический поворот в мысли Барта; они придают его письму более философское направление. Утверждается и обнажается мысль структурированная и абстрактная, конструктивный метод.