Родня. Жизнь, любовь, искусство и смерть неандертальцев

От камней к костям

Перемещение каменных артефактов долгое время оставалось единственным мерилом мобильности неандертальцев, однако аналитические методы XXI в. открыли другой путь. Все более широкое разнообразие биогеохимических методов позволяет отслеживать перемещения отдельных неандертальцев с помощью стабильных изотопов. Эти изотопы дают информацию о том, где индивид жил ранее, хотя, как и в случае с анализом рациона питания, они отражают лишь одну сторону биографии. Изотопы стронция варьируются в зависимости от местной коренной породы и попадают в зубную ткань с пищей и питьевой водой[148]. Полученные данные напоминают карту погоды и атмосферного давления, отображая движение групп по регионам, а не места постоянной дислокации. Но, сопоставляя результаты анализа зубов и сведения о местности, где были найдены останки, можно заметить перемещения между разными геологическими районами, порой на впечатляющие расстояния, как в случае с человеком бронзового века, выросшим в Альпах и похороненным рядом со Стоунхенджем.

Проведенные к настоящему моменту исследования останков нескольких неандертальцев ничего подобного не выявили, но все же подтвердили, что они не всю жизнь проводили в одной долине. Первым был взрослый из пещеры Лаконис (Греция), проживший часть детства примерно в 20 км от этого места. На еще большее расстояние указывает зуб, датируемый эемским периодом и обнаруженный в пещере Мула-Герси (Франция): смещение от исходной геологии как минимум на 50 км к югу, что подтверждается и соответствующими каменными изделиями.

Однако здесь есть сложности, масштаб которых могут недооценивать. Поскольку на формирование зубной эмали уходит год и более, а все археологические данные свидетельствуют о том, что неандертальцы не задерживались на одном месте так долго, то возможна некоторая «размытость» результатов изотопного анализа при пересечении различных геологических районов. Кроме того, если неандертальцы питались в основном мясом животных с изотопным составом, соответствующим другим регионам, это также может создать путаницу.

Чтобы снять некоторые из этих вопросов, изотопные характеристики можно рассматривать вкупе с каменными артефактами. Приблизительно 250 000–200 000 лет назад неандертальцы, обитавшие у реки Рона, снова и снова возвращались в грот Пейре. Но с течением времени его место в их перемещениях по ландшафту изменилось. Судя по всему, ранее они оставались здесь на более долгий срок, в основном с целью охоты в долинах в разное время года. Каменные орудия большей частью происходят из расположенных примерно в 30 км холмов и плато. По изотопам кислорода и свинца в микромасштабе можно проследить сезонные перемещения маленького неандертальца, который в итоге умер в Пейре (а родился, возможно, в другом месте).

Появившись на свет весной, примерно с возраста 2,5 месяца он подвергался воздействию свинца. Возможно, это указывает на то, что группа, в которой жил малыш, на лето уходила в регион с более высоким содержанием этого элемента в недрах. Более поздний, но четкий всплеск содержания свинца говорит о том, что они перемещались туда как минимум еще раз зимой до того, как крохе исполнился год. Почти через год, когда ребенок уже начал ходить, вслед за еще одной фазой свинца, длившейся чуть более двух недель, в течение семи месяцев уровень держался на средних и высоких значениях. Если все эти колебания содержания свинца действительно указывают на географические перемещения, то, возможно, перед нами картина передвижений примерно за год, охватывающая как минимум два места. Сначала малыша носили на руках, а затем он, возможно, стал ходить за родителями уже знакомыми путями.

Со временем уровень пола в гроте Пейре поднялся за счет культурного слоя, и неандертальцы стали заходить сюда на более короткие периоды, в основном осенью. Скопления каменных орудий скуднеют, все очевиднее становится повторная заточка, а детальный анализ, основанный более чем на 200 источниках сырья, показывает, что перемещенные на дальние расстояния артефакты становятся и многочисленнее, и разнообразнее. Некоторые из новых кремневых залежей находятся еще дальше, на расстоянии до 60 км, а это свидетельствует о том, что неандертальцы теперь чаще приносили камни из долины реки, в том числе с другого берега Роны. Однако изотопный анализ диеты дает основания полагать, что ландшафтная направленность охоты была обратной: среди добываемых животных, в числе которых благородный олень и тар, доминируют виды, обитавшие на возвышенностях и плато (хотя сохранившаяся рыбья чешуя говорит о том, что часть пищи поступала из долин). Изотопы стронция в зубах некоторых неандертальцев также указывают на периоды, проведенные на плато, но наиболее подробную информацию дал анализ изотопов кислорода и свинца в зубной ткани ребенка.

Зуб сформировался, когда его хозяину было около трех лет, в его составе также обнаружены следы свинца, но воздействие на ткани началось только примерно с пятилетнего возраста. Более того, меняется сезон: первый пик приходится на раннюю весну, а спустя почти 18 месяцев, видимо, осенью, начинается еще один. Группа, в которой жил этот ребенок, похоже, меняла места пребывания по другому графику и, вероятно, делала это чаще. К тому же каменные орудия из наиболее отдаленных источников представляют собой не подвергшиеся интенсивной заточке орудия, а отщепы, что указывает на вполне возможные изменения в длительности перемещений.

Другой вид изотопов — сера — позволяет сравнивать рацион питания хищников и жертв и может указывать на то, что некоторые неандертальцы совершали переходы на чрезвычайно дальние расстояния. Что самое интересное, анализ окаменелостей с двух бельгийских памятников, Спи и Гойе, датируемых возрастом приблизительно 40 000 лет, тем не менее показал совершенно разные результаты. Неандертальцы из Спи в основном питались животными, обитавшими поблизости, преимущественно мамонтами. А у неандертальцев из Гойе сера продемонстрировала максимальное соответствие образцам, взятым у пещерного льва и волка (или, возможно, лисицы). В отличие от большинства других хищников, охотившихся на местные виды, среди которых лошадь, шерстистый носорог и зубр, рацион этих конкретных льва и волка был иным. Лев мог питаться мясом пещерного медведя, иногда львы предпочитали охотиться на этих зверей. Волку же такая добыча не подходит. Судя по всему, он, как и неандерталец, питался мясом северного оленя.

Объяснить это можно двумя способами. Олени, найденные в Гойе, возможно, жили далеко, километрах в ста, но здесь на них охотились во время их сезонных миграций. Или же, наоборот, именно плотоядные, в том числе неандертальцы, проводили достаточно времени на таком расстоянии, что сигнал изотопов серы успевал сместиться до прибытия в Гойе. Хотя расстояния около 100 км неплохо увязываются с транспортировкой каменных орудий, данные об источниках сырья для этого памятника, к сожалению, отсутствуют из-за давности раскопок.