Родня. Жизнь, любовь, искусство и смерть неандертальцев

Мечты последнего

Происходившее в пещере Мандрен говорит о том, что культурные процессы конца среднего палеолита были далеко не просты. Пройдет еще 10 тысячелетий до последнего известного нам интимного контакта между неандертальцем и Homo sapiens, засвидетельствованного в ДНК индивида из пещеры Пештера-ку-Оасе. К сожалению, мы не знаем, где именно его предки встретились с неандертальцами, — за два столетия они могли переместиться на сотни или тысячи километров, — и в комплексе с его челюстью нет артефактов. Как вообще следует называть это существо? Сколько неандертальцев должно быть среди предков и насколько близкими по времени они должны быть друг другу, чтобы отнести его к гибридам? Был ли его смешанный предок единственным в их роду, или это отдельный фрагмент большой картины? Рассказывали ли о предках истории, дошедшие до его поколения?

Пока не будут найдены другие нетронутые памятники с окаменелостями, из которых можно извлечь ДНК, эти вопросы в основном останутся без ответов. Но ясно как минимум одно. Массового слияния популяций или культур не происходило. Ни у одного неандертальца по всему ареалу их обитания в критический период между 80 000 и 40 000 лет назад не было генетических признаков гибридизации, так же как и не все ранние индивиды Homo sapiens ее демонстрируют: ни мтДНК из пещеры Бачо-Киро, ни протоориньякский зуб из Фумане почти того же возраста, что и индивид из Пештера-ку-Оасе.

Однако генетические комбинации современных людей говорят о том, что ассимиляция в какой-то степени все же произошла. Хотя неандертальцы сохраняли свои физические особенности даже в последних по времени известных скелетах, масштабы и повторяемость межвидового скрещивания плюс ряд сохранившихся в нас генов указывают на то, что они были — и есть — люди. С биологической точки зрения особи, способные спариваться и создавать жизнеспособное потомство, относятся к одному и тому же виду. Шимпанзе и бонобо, совершенно разные и в физическом, и в социальном плане, разошлись только около 850 000 лет назад — примерно в то же время, когда наши предки отделились от линии, которая вела к неандертальцам и денисовцам.

Современная концепция аллотаксонов (allotaxa) в зоологии, возможно, точнее описывает, кем были мы и неандертальцы: близкородственные виды, различающиеся внешностью и поведением, но способные к рождению общего потомства. В качестве примера можно привести яков и коров. В плейстоценовой фауне это тоже было: иногда происходила гибридизация различных типов мамонтов, а у современных бурых медведей не так давно обнаружили небольшой процент ДНК пещерного медведя. Кроме того, недавно зафиксированы случаи, когда у белых медведей и гризли биологи наблюдали «обратное скрещивание» — между гибридами и обоими родительскими видами[194].

Самое главное, что нужно сказать о финале неандертальской эпохи: ожидайте неожиданного. Несмотря на огромный прогресс последних десятилетий в датировании, технологическом анализе и идентификации видов, во многих отношениях вопросов сейчас больше, чем когда-либо. В числе самых интересных до сих пор не разгаданных загадок — что же вызывало очевидные, начиная со стадии МИС 5, процессы, происходившие с метапопуляцией неандертальцев, то есть ее разделение на группы, распространение и даже замещение групп друг другом. Тут возможно влияние климата с резким ростом температуры в пик эемского периода, после чего мир в состоянии перемен испытывал огромные скачки температур — на 11‒16 °C. Демографические изменения отражены и в археологии в виде распространения технокомплексов и региональных традиций в период между 125 000 и 45 000 лет назад.

Еще одна тема, требующая более глубокого изучения, — это процессы, приведшие к столкновениям между неандертальцами и другими видами, особенно ранними Homo sapiens. Мы склонны изображать себя победителями, но за пределами Африки мы почти вымерли как минимум один раз, а около 70 000 лет назад, еще до большинства случаев межвидового скрещивания с неандертальцами, пережили резкое снижение численности популяции. Более того, хотя 65 000 лет назад люди, очевидно, уже добрались до Австралии, адаптировавшись к сухому пустынному климату и влажным горным лесам, и даже преодолели океан по пути в Индонезию, явные признаки присутствия Homo sapiens в Центральной или Западной Европе появляются лишь больше чем 20 000 лет спустя.

Вероятно, эти земли уже были заняты, и неандертальцам, пусть и недолго, удавалось защищать свои территории от чужаков. Тем не менее неронский «джокер» в этой колоде напоминает: археологические данные могут далеко не полностью отражать реальную историю.

Ирония состоит и в том, что давно утвердившееся мнение о каком-то внутреннем превосходстве ранних Homo sapiens над неандертальцами не так уж близко к истине. Народ, к которому относился человек из пещеры Пештера-ку-Оасе, в Европе вымер, а между тем он ближе к современным коренным народам Америки и Восточной Азии. Усть-ишимец — еще более поразительный случай. Он жил либо непосредственно перед, либо сразу после наиболее глубокого генетического разделения, в результате которого возникли древние восточная и западная евразийские линии Homo sapiens. При этом он не связан практически ни с одним из ныне живущих людей[195]. Более того, в течение 25 000 лет после Пештера-ку-Оасе последовательные верхнепалеолитические популяции, судя по всему, полностью сменяли друг друга, а затем в свою очередь сменялись более поздними доисторическими культурами. Сегодняшние парижане, лондонцы или берлинцы — люди вроде бы европейского происхождения — имеют очень мало общего даже с представителями эпохи мезолита, жившими всего 10 000 лет назад. Большая часть их ДНК — результат массового притока народов Западной Азии в эпоху неолита[196].

Это означает, что ранние популяции Homo sapiens в большей степени «вымершие», чем неандертальцы; вряд ли это верный признак доминирующего положения в эволюции. Извлечение более древних образцов ДНК, несомненно, приведет к дальнейшим концептуальным изменениям. Современные данные о межвидовом скрещивании, возможно, чем-то напоминают самое начало истории открытия экзопланет — тогда эти объекты считали редкими, а спустя несколько десятилетий оказалось, что планет в нашей галактике больше, чем звезд. Сегодня мы знаем, что Евразия всегда была местом слияния культур, родиной для сотен или даже тысяч гибридных детей. Среди неопознанных фрагментов костей и пещерных отложений неандертальские стоянки, возможно, таят и новые свидетельства о них или их потомках.

Исчезновению неандертальцев посвящено почти все внимание общества, а между тем это, наверное, наименее интересный аспект их истории. Если поменять ракурс, все окажется не так грустно: последние 100 000 лет были для неандертальцев временем великих испытаний, но при этом не стали началом их лебединой песни, а открыли массу новых возможностей. 20 000 лет назад на планете мы уже были в одиночестве. Тем не менее неандертальцы все еще жили — в каком-то смысле. Пусть сейчас встречи с ними уже стерлись из памяти, но в нашей крови и наших детях все еще есть отголоски взаимодействия с другими экспериментами Вселенной по созданию человека. Кости и камни долго ждали в земле, когда мы вновь откроем для себя наше общее будущее. И когда мы наконец это сделали, все изменилось.