Родня. Жизнь, любовь, искусство и смерть неандертальцев

Клыкастые

Неандертальцы употребляли в пищу все части больших и малых живых организмов, и все более очевидной становится мысль, что их всеобъемлющий вкус распространялся и на хищников. Хотя кому-то такой выбор покажется неожиданным, кухня все же понятие относительное. Не так давно в большинстве западных культур потроха повсеместно употребляли в пищу, а сегодня они в значительной степени отошли на задний план и низведены до уровня непонятных начинок и кормов для домашних животных[114]. И мнение, что мясо плотоядных животных неприятно на вкус, не универсально: в одних культурах едят собак и кошек, а в других считается лакомством медвежатина — мясо зверя формально всеядного, но при этом умелого хищника. Многие из сотен общин коренных народов Северной Америки традиционно употребляли в пищу таких хищников, как пума, волк, а также черных, бурых и белых медведей. Кое-где они были резервным источником пищи в трудные времена, в других же местах — частью обычного рациона. В зависимости от сезона у некоторых культур медведи могли являться основными поставщиками мяса и жира.

На множестве неандертальских стоянок встречаются редкие кости со следами от орудий, принадлежащие таким хищникам, как волк, лиса и красный волк (сейчас этот вид обычно называют азиатской дикой собакой). Остатки более крупных и опасных хищников — льва в Гран-Долине (350 000–250 000 лет), гиены в Мальтравьезо (около 120 000 лет) или леопарда в пещере Торрехонес (менее 100 000 лет) — все это находится в Испании, — вероятно, связаны с какими-то случайными встречами с животными, в результате которых удавалось добыть мясо и шкуры. Только с медведями, похоже, дело обстояло иначе. Неандертальцы охотились на них чаще, чем на других хищников, и сталкивались с тремя их видами: всем знакомым евразийским бурым медведем и медведем Денингера, который примерно 130 000 лет назад, вероятно, эволюционировал в пещерного медведя. Даже бурые медведи тогда, как правило, были крупнее современных, но пещерные имели гигантские размеры при весе около 600 кг. Стоя на задних лапах, они возвышались над неандертальцами. Как следует из названия, эти медведи предпочитали занимать пещеры, а не рыть берлоги[115].

Охота на медведя в спячке, где бы он ни заснул, дело довольно безопасное, о чем хорошо знали львы и леопарды, чьи кости иногда обнаруживают в слое рядом с медвежьими останками. Но и неандертальцы хорошо охотились в темноте. Среди более чем 20 европейских памятников со следами потрошения медвежьих туш выделяются пещеры в предгорье итальянских Альп, в том числе исследуемая с 2002 г. Рио-Секко. В двух слоях этой пещеры возрастом 48 000–43 000 лет найдены свидетельства того, что неандертальцы зимой убили здесь как минимум 30 медведей. При потрошении целых туш особое внимание уделялось жирному мясу груди и конечностей, а также костному мозгу и языку. Для заточки режущих инструментов использовались ребра самого медведя, а следы от горения указывают на то, что еду готовили прямо в логове.

Судя по другим памятникам, неандертальцы достаточно хорошо знали привычки медведей и выслеживали их даже высоко в горах, например в районе пещеры Дженероза в тех же альпийских предгорьях; вероятно, подстеречь сонных и ослабленных спячкой зверей на высоте около 1500 м можно было только весной. На весеннюю охоту на медведей в берлогах указывает и присутствие костей медвежат, например, в Рио-Секко. Что касается тех, кто потреблял результаты этой охоты, то их мы встречаем в расположенной западнее пещере Фумане. Поздние ее слои возрастом от 43 600 до 43 200 лет демонстрируют, что неандертальцы принесли сюда с охоты отборные куски медвежатины. Некоторые из них подвергались обработке огнем, а следы от зубов и размозженные ради костного мозга фаланги свидетельствуют о том, с каким аппетитом поглощалось это мясо.

На постоянной основе охотились также в Таубахе, где неандертальцы подкараулили не только носорога, но и как минимум 50 медведей[116]. Медведи и другие хищники проявляют к минеральным лизунцам не меньший интерес, чем травоядные, поэтому богатые карбонатами таубахские родники и ручьи, впадающие в реку Ильм, вероятно, не только легко обнаруживались благодаря протоптанным зверями тропам, но и представляли собой удобные места для засады. Добыча определенно подвергалась интенсивной разделке, включая удаление мяса с лап и вырезания языка, а следы горения опять же могут указывать на то, что какая-то часть мяса готовилась на том же месте.

О каких бы видах животных ни шла речь, охота неандертальцев на хищников позволяет извлечь несколько уроков. По крайней мере в некоторых случаях — особенно это касается медведей — речь шла не о сборе падали, а о целенаправленном, даже продуманном убийстве. Это свидетельствует о невероятной смелости охотников, их способности к сотрудничеству и, возможно, планированию. Безусловно, имела место охота на спящего медведя в берлоге, но не следует отвергать и другие варианты, например ловушки, будь то западни или волчьи ямы. На первый взгляд это может показаться чересчур трудной задачей для неандертальцев, однако у нас есть масса свидетельств того, что они разрабатывали многоэтапные проекты с использованием древесины, и, как мы увидим в последующих главах, создавать сложные сооружения они тоже умели.