Родня. Жизнь, любовь, искусство и смерть неандертальцев
- Автор: Ребекка Рэгг Сайкс
- Жанр: Биология / История
- Дата выхода: 2023
Читать книгу "Родня. Жизнь, любовь, искусство и смерть неандертальцев"
Нечто большее
Эстетика может быть связана с изменением веществ и материалов, возникновением приятных ощущений или созданием визуальных и других эффектов. Иногда это может иметь отношение к выражению собственной индивидуальности: независимо от того, действительно ли когти из Крапины были ожерельем эемской эпохи, существует реальная возможность, что некоторые объекты, такие как ракушки, когти или перья, использовались для украшения тела. Мы могли бы рассмотреть и другие части животных, например шерсть, от которой почти не остается следов: в Шёнингене отсутствующие кости могут указывать на то, что неандертальцы забрали с собой не только шкуры, но и хвосты лошадей.
Вне всякого сомнения, как минимум в некоторых группах носили одежду, и, хотя исследователи, возможно, мечтают о находке, подобной среднепалеолитическому Этци, чье замороженное тело обнаружили в полном обмундировании, нужно помнить, что неандертальцы жили в очень разные эпохи в очень разных местах и, наверное, не меньше нашего удивились бы одеяниям друг друга. Пожалуй, общей для них была прямая заинтересованность в свойствах материала, находившая свое отражение в выборе одежды, а это вполне могло привести к тому, что, помимо ее функциональности, внимание уделяли и внешнему виду. Сегодня лиссуары используются не только для размягчения шкур, но и для полировки: в результате, кроме водоотталкивающих свойств, обеспечивающих более комфортную охоту в сырую осеннюю пору, одежда приобретает глянец.
Необязательно обрабатывать шкуры дублением, хотя это способствует более длительному хранению и повышает водостойкость. Но если вы желаете к тому же усилить цвет розово-оранжево-коричневого спектра, то это идеальное решение. Невероятно, но остаток органического вещества на небольшом кремневом отщепе из Ноймарк-Норда говорит о том, что неандертальцы иногда выделывали кожу. Химический анализ выявил большое количество танинов, активных веществ растительного происхождения, которые придают цвет чаю и способствуют сохранению органики в болотах. Также важно, что найденные в Ноймарк-Норде танины были получены из дуба, который наряду с каштаном является лучшей породой деревьев для дубления шкур в условиях межледниковья: неандертальцы в очередной раз продемонстрировали приверженность качеству.
Эти крошечные коричневые остатки — глазок, сквозь который можно увидеть, как влажные, перепачканные руки перемешивают в большом контейнере пропаренную кору. А поскольку на дубление даже таких небольших, тонких шкур, как у лани, уходит не меньше недели[170], все происходило на долговременной стоянке, а не во время краткой паузы в движении. Если окуривание окрашивает шкуры в коричневый, то дубление, помимо практичности, может придать коже ряд более ярких оттенков; вероятно, для неандертальцев, тративших время на приготовление смесей из красителей, этот момент был важен. Дуб доступен не всегда, поэтому в условиях более прохладного климата могли использоваться ива и березовая кора или даже ягоды, хотя деготь — тоже неплохой вариант[171].
Однако следы древесного танина в Ноймарк-Норде имеют интересную связь с другими неандертальскими поделками, которые, возможно, были предназначены исключительно для украшения. Как и раковина из пещеры Фумане, один из предметов имеет признаки нанизывания или подвешивания на нить. Глубокая канавка на марганцевом ретушере в Комб-Греналь прорезает более ранние царапины и имеет сглаженную внутреннюю поверхность, что указывает на постоянное трение обо что-то мягкое. До недавнего времени отсутствовали доказательства, что неандертальцы изготавливали какие бы то ни было веревки, но все изменилось в 2020 г. после сообщения об удивительной находке в Абри-дю-Мара. На нижней стороне отщепа было естественное наслоение, под которым скрывался кусок шнура длиной 6 мм из растительного волокна — из сосновой или можжевеловой коры либо из корней этих пород. Самое удивительное, что с технологической точки зрения он представляет собой классический шнур в три сложения: три нити скручены по отдельности в одном направлении, затем все три скручены вместе в обратном направлении. Кроме того, он чрезвычайно тонок — как нити в льняном шарфе ручной работы.
Даже если предположить возможную усадку при усыхании, нечто настолько тоненькое имеет весьма ограниченное применение. Это может быть прикрепление рукояток к небольшим каменным орудиям, но возможно и использование в качестве нити для связывания или нанизывания отдельных предметов. Уникальные находки вроде шнура из Абри-дю-Мара кажутся неправдоподобными даже археологам и вполне справедливо подвергаются критической оценке. Но, как и остатки танина из Ноймарк-Норда, раковина из пещеры Фумане или любые другие случайно сохранившиеся штучные предметы — это то, с чем нам приходится работать. Необходимо соблюдать баланс между осторожностью и вниманием к единичным артефактам просто потому, что они редки или удивительны.
Что бы ни носили неандертальцы, будь то пигмент на теле, глянцевая дубленая кожа, уютные меха или нанизанные на нить красные раковины, это всегда выходило за рамки утилитарности. Украшение тела предметами — эффективный способ продемонстрировать статус и выделиться, которым пользуются и животные. Приматы иногда «надевают» на себя вещи, в особенности шимпанзе нравится носить на себе части своих жертв: особь козыряет намотанной вокруг шеи и завязанной узлом полосой обезьяньей кожи вместе с хвостом. Узел мог образоваться случайно, но сам акт ношения не случаен.
Что касается неандертальцев, одеяния из шкур и меха, по-видимому, напоминали о животных, из которых они были сделаны. Изменение внешнего вида или стремление выделиться с помощью вещей и расцветки положили начало более сложным вещам, таким как социальное единение с родными и близкими.
Предметы, изготовленные или носимые неандертальцами, могли также иметь отношение к какой-то социальной стратификации общества, например по половозрастным признакам. В предыдущих главах уже говорилось о том, насколько сложно определить половую принадлежность, но, похоже, действительно есть намеки на то, что образ жизни неандертальцев, чей пол определен анатомически или генетически, коррелирует с тем, что увековечено в их костях и зубах. Все, что явно связывает между собой женские тела, — интенсивное использование рта для сжимания и протаскивания, а также симметрично развитые руки — указывает на работу со шкурами. Это отражает ситуацию во многих культурах охотников-собирателей, где женская работа в основном связана с выделкой шкур — вещей не менее важных для выживания, чем каменные орудия труда. Представления неандертальцев о половой принадлежности, вероятно, основывались на многих факторах и не полностью соответствовали западным понятиям о женственности. Но любопытна возможность того, что сама по себе работа со шкурами или одеждой могла стать той точкой, в которой их материальная культура пересекалась с социальной идентичностью.
Обобщение информации о неандертальских понятиях эстетического и символического воплотилось во впечатляющем массиве данных. Но, пожалуй, одним из самых важных результатов последних трех десятилетий работы является то, что эта стремительно растущая база данных позволяет выявить концептуальную общность между отдельными примерами, а также увидеть другие стороны жизни неандертальцев. Красители не единожды были обнаружены вместе с ракушками; на них бывали также насечки, как на костях и камнях. Их смешивали с другими веществами, чтобы получить нечто новое, — так же как варили или изготавливали из смеси сосновой смолы и пчелиного воска клей для составных орудий.
Кое-где встречаются и другие необычные находки. В Ле-Прадель кости не только гравировали линиями и насечками, но часто использовали в качестве материала для изготовления ретушеров и даже ретушировали их самих. А в Заскальной, в том же слое, где обнаружена кость ворона, помимо всего вышеперечисленного неандертальцы также использовали красный пигмент, собирали крылья и ноги от крупных птиц и даже принесли с берега Черного моря хвостовые кости дельфина.
Остается вопрос, насколько это сравнимо с ранними
Некоторые неандертальские гравировки имеют четкую структуру, но им далеко до находок из пещеры Дипклоф, также расположенной в Южной Африке. В ранних слоях возрастом примерно 100 000 лет встречаются фрагменты скорлупы страусиных яиц с прочерченными линиями, ничем не отличающимися от тех, что сделаны неандертальцами на костях или минералах. Но примерно 80 000 лет назад там появляются фрагменты со сложным прорезным орнаментом из «сеток» и «лесенок» — такие присутствуют в нескольких слоях. На стоянке Бломбос найден известный кусок красной охры с рисунком в виде пересекающихся линий, приблизительно совпадающий по датировке. Пока у нас нет от неандертальцев ничего, что имело бы столь упорядоченный вид и демонстрировало такую преемственность графических образов, как изображения из Дипклофа.
Объединяет же неандертальцев и
Неясно, были ли это образцы самостоятельно возникшего искусства или, как и в случае с современными им находками из Южной Африки, художественные традиции принесло с собой население, рассредоточившееся по Евразии 80 000 лет назад и ранее. А возможно, корни уходят еще глубже. Древнейшее выгравированное изображение — это четкий зигзаг на поверхности пресноводной раковины со стоянки Триниль (остров Ява). Сделано оно целых 500 000 лет назад. Это повышает вероятность того, что древнее эстетическое наследие неандертальцев и сапиенсов — общее достояние, уходящее глубоко в родословную
Какие именно мотивы стояли за эстетикой неандертальцев, нам никогда не узнать. Можно представить, как свет, цвет или текстура возбуждают первобытные нейроны или как бодрят тело и душу крики устремляющихся в небо стрижей. Можно даже обратиться к очевидной метафоре: охра, жидкая и красная, как кровь земли. Но пытаться заглянуть в голову неандертальцу — все равно что наблюдать, как солнечные лучи пробиваются в пещеру, заполненную пылью тысячелетий. Нам стоит также отбросить классические представления об искусстве и осознать, что иногда значение и символика могут заключаться в самом акте преобразования. Изменение цвета, нанесение рисунка на поверхность, даже вытягивание перьев из крыла, которое когда-то летало, могли иметь смысл, который находил больше отклика в процессе этих действий, а не после них.