Родня. Жизнь, любовь, искусство и смерть неандертальцев

Костяные головоломки

Очевидно, что неандертальцы поглощали неимоверно много еды. Но понять, что конкретно они ели, оказалось сложной задачей. Долгое время исследователям не от чего было отталкиваться, кроме фаунистических остатков (то есть костей животных), однако метод простых подсчетов их количества искажает реальную картину. Проблема снова в тафономии. Остатки фауны могут оказаться в археологических слоях в результате процессов, никак не связанных с гомининами: случайная смерть, гибель при наводнении или в зубах хищника. Первые археологи этот факт не осознавали или игнорировали. Ситуация начала меняться лишь во второй половине XX в., когда возникла идея, что неандертальцы систематически питались падалью. Она основывалась на теориях о том, что «настоящая» охота стала обычным делом только у поздних Homo sapiens, и вполне предсказуемо привела к мысли, что у неандертальцев не хватало ума убивать крупных зверей.

Впрочем, идея о «мясных воришках» не имела под собой почвы. Некоторые охотники-собиратели действительно используют «энергию падали», однако выжить так чрезвычайно трудно, потому что туши с большим количеством оставшегося на костях мяса — редкий и широко востребованный ресурс. Гиены, известные любители мертвечины, добираются до свежих трупов всего за 30 минут в любое время дня и ночи и разгрызают все кости, за исключением самых крепких, высасывая костный мозг. Чтобы добыть хоть что-то кроме самых скудных объедков, неандертальцам приходилось бы постоянно их отваживать.

Археология окончательно развеяла миф, будто неандертальцы влачили жалкое существование, перебиваясь объедками. В конце 1980–1990-х гг. все более очевидным становился факт, что данных в пользу сбора падали почти нет, зато есть масса прямых доказательств охоты. Следы от обгладывания хищниками почти всегда были поверх следов обработки человеком, и эта последовательность доступа к добыче фиксируется рано: в Шёнингене притаившимся волкам и саблезубым кошкам приходилось ждать своей очереди. Именно хищники дрались за остатки неандертальской добычи, а не наоборот.

Современные исследователи изучают каждую кость на предмет изменений ее поверхности. Трещины, шероховатости, пятна показывают, лежали ли кости долгое время на поверхности земли или их быстро закопали. Звери тоже оставляют визитные карточки: отметины от зубов и клювов, даже следы разъедания желудочным соком. Зачастую можно определить, какому виду они принадлежат, будь то гиена или ястреб. Исключив остатки естественного происхождения, исследователи ищут специфические «автографы» гоминин: следы огня, насечки, оставленные каменным орудием, или характерные признаки ударов при раскалывании свежей кости. Археологи XIX столетия, увидев современное лабораторное оборудование, раскрыли бы рты от изумления. Мощные оптические микроскопы распознают следы резца и рубила, а пучки электронов определяют рисунок царапин в наномасштабе[97]. С помощью новых биохимических методов, таких как ZooMS[98], можно даже определить, какому виду принадлежат фрагменты, не опознаваемые другими способами.

Отдельные кости важны, но именно частота повреждений массового материала опровергает идею о том, что неандертальцы питались падалью. Если менее 10 % фаунистических остатков имеют следы от обгладывания хищниками, то можно с уверенностью сказать, что большинство костей в том или ином месте — пищевые отходы, оставленные неандертальцами. Тщательные исследования с использованием перечисленных методов дают нам более подробную информацию об их питании, чем когда-либо прежде.

Приглядимся к пещере Фумане на северо-западе Италии и посмотрим, как это работает. О самой пещере известно с 1880-х гг., но ее богатство в плане археологии проявилось лишь в 1960-х гг., когда при работах на проходящей рядом однополосной дороге был прорублен изолирующий слой оползневых отложений. Отложения в пещере Фумане включают многочисленные неандертальские слои, формировавшиеся приблизительно в течение 1000 лет в период между 47 500 и 45 000 лет назад, в том числе уровень А9. Он занимает площадь размером примерно со школьный класс, однако толщина его составляет всего от 15 до 20 см. Помимо около 50 кострищ и россыпей каменных артефактов, в нем обнаружено более 100 000 фрагментов костей. Тщательный анализ показал, что лишь на 0,1 % костей[99] повреждения оставлены хищниками или грызунами, а доля разделки составила не менее 15 %. Из 18 видов — от пещерного льва до сурка — больше всего оказалось травоядных, а крупные животные, такие как благородный олень и зубр, получили наибольшие повреждения при разделке.

Доказать охоту на крупного зверя — это хорошо, но без системного анализа всех костей и зубов многое можно упустить из виду. Как и отходы от производства каменных орудий, раньше массу фрагментов костей во время раскопок регулярно выбрасывали, в результате чего появлялись неточные поведенческие модели, связывающие типы орудий с конкретными способами охоты. Недавние повторные раскопки в Комб-Греналь показали, что во время работ, проведенных Бордом многими десятилетиями ранее, в отвал отправилось огромное количество мелких костей, что привело к неточностям в вычислении процентных соотношений между частями тела и видами[100]. Это также стало последним гвоздем в крышку гроба гипотезы о питании падалью, поскольку предположительно высокая доля зубов животных в Комб-Греналь, рассматриваемая как доказательство того, что неандертальцам доставались только головы, а не мясистые части туши, сократилась с 80 % лишь до 2 %. Очевидно, что сегодня нужно с осторожностью относиться к данным большинства прошлых археологических раскопок, но и повторные аналитические исследования и новые открытия, сделанные за три последних десятилетия, меняют наши представления. Итак, как выглядела кухня неандертальцев и что она может рассказать об их поведении в более широком смысле?