Склеивая осколки

Едва-едва.

Оно сжалось при виде Тёмного Лорда, парящего в воздухе верховным судьёй. Настоящим испытанием и вчерашним демоном. А кости древнего чудовища лишь поддакивали неизбежному. Отныне Тайная комната стала невольным склепом, залом суда, полем боя…

Неестественно бледный, снисходительно смотрящий сквозь Драко, Волдеморт расставил руки, словно предлагал свои безжалостные объятия:

— Я знал, что ты вернёшься, Драко... Но не рассчитывал, что так скоро, — довольное змеиное шипение наполнило комнату и, кажется, пригвоздило ноги Малфоя к полу. «Добро пожаловать» — это то, что читалось на любом языке без всяких усилий.

Подавись.

То, что ударило в мозг, разрывая оцепенение.

— Что это? — уточнил Реддл, приподняв подбородок, и, брезгливо прищурившись, всматривался в обездвиженное тело. Новое шипение очень уж отдавало проклятием и беспокойством.

Что — безликое неживое слово.

— Что?.. — вышептал Драко, вдруг встретившись взглядом с беззубой старухой.

Он прикрыл веки и заполнил дыру в груди непростительным воспоминанием. Оно алело нечеловеческой болью, сотканной из Грейнджер — распятой на полу смертоносной магией…

И тут сердце обречённо вскрикнуло, раскалываясь надвое, а губы выстрадали:

— Моя душа.

Которая напомнила о себе вслед за сердцем.

Костлявая старуха приземлилась за спиной и, должно быть, победно улыбалась. Ноги Драко дрожали то ли от напряжения, то ли от страха, а, может, и отвращения, но больше всего на свете Малфой боялся уронить Грейнджер.

Она — драгоценная плата.

— Безмозглый мальчишка! — не сдержался Реддл, по-прежнему вглядываясь в полутьму. — Ещё раз спрашиваю, что за дохлую крысу ты притащил в мой дом? — оскорблённый Волдеморт скривился и намеренно ткнул Малфоя в его низменную слабость: — Свою грязнокровку?

Паршивое слово. Гнусное. Как и тот, кто его произнёс.

— Мою, — судорожный глоток.

Это всё, что смог сказать Драко. Но и в этом, как ни прискорбно, вся суть. Грейнджер — его невидимое клеймо. Одержимость. Его глупость. Врождённая болезнь. Тяга к лучшему и недоступному. Извращённая ненависть... Драко может придумать этому сотни названий, избегая всего одного:

Любовь.

Он осторожно, едва не потеряв равновесие, опустился на колени и уложил Грейнджер на каменный пол, заприметив на нём сухой островок. Почти не дыша, заботливо убрал прилипшие пряди с застывшего лица, обвёл взглядом неподвижную тонкую фигуру, облачённую в чёрное, как эта ночь, платье, задержал свою руку на голых ногах всего на мгновение...

И ощутил дрожь, бьющуюся в сердце.

— Зачем она мне? — бросил Волдеморт низким замогильным голосом.

Его красные глаза, похоже, налились кровью, потому что стали тёмно-бордовыми.

— Я выполнил твоё условие, — Драко выпрямился и потянулся за палочкой. — И я жду награды.

— А ты заслужил? — Тёмный Лорд изучал ночных гостей с праздной отстранённостью и уже некоторым неверием. — Кажется, я предельно ясно озвучил свою цену: мне нужна её жизнь, а не смерть! Неужели ты настолько глуп, чтобы не видеть разницу?

Не глуп.

Но и не пешка.

— Твоя цена перед тобой, Реддл. И только я решаю, когда и как мне платить, — голос едва не сорвался, перейдя в полухрип. — Просто смирись. И сдержи обещание. Что может быть проще?

— Экая наглость, — Волдеморт обнажил острые жёлтые зубы, — снова и снова испытывать моё терпение. Чтобы развлечь? — красные глаза блеснули отвращением: — Что за дешёвую игру ты затеял, сын Люциуса Малфоя?

Несомненно, Тёмный Лорд намекал на никчёмность обоих.

Драко проглотил очевидный укол и, не отводя взгляда от безносого лица, палочкой указал на Грейнджер:

— А во что играешь ты, сын Тома Реддла? — он не смотрел в сторону жертвы, защищаясь от факта, немым укором лежащего у ног.

— Сейчас ты очень похож на своего отца. Забываешься! — Волдеморт раздул узкие ноздри. — И на свою мать. Тем, что лжёшь мне. Опять. Я не совсем понимаю как, но ты блефуешь. И весьма посредственно, — косая ухмылка изуродовала мраморное лицо.

— Не совсем понимаю как — слабое оправдание для Тёмного Лорда. Ты не находишь? — рука с палочкой дрогнула. Сердце ожило. Заколотилось, как перед казнью...

Волдеморт качнул лысой головой:

— Нет. Не нахожу. Потому что не вижу ни одной причины думать иначе. Так что это — зелье? Или, может быть, боггарт? Твой боггарт, Малфой.

Логично до омерзения.

Этот страх выписан в памяти Драко часами кошмаров, и Тёмный Лорд, наверное, читал их месяц за месяцем: в мучениях опустившегося мальчишки.

— Будь это правдой, разве я смог бы сделать вот так? — Драко палочкой рассёк воздух, и невербальное заклинание полоснуло Грейнджер по ноге, цинично разрезав платье и оставив алую рану на белоснежном бедре:

«Прости».

Опять невыносимая тишина.

Ни вскрика. Ни стона. Ни звука...

Ни малейшего движения.

— Всё равно что-то тут не так... — Реддл был бы не Реддл, если бы не усомнился.

Его чересчур длинные пальцы не могли коснуться жертвенного тела, лишь сгибались и разгибались, словно пробуя смерть на расстоянии.

— Прочёл это в моей голове? — съязвил Драко.

— Никогда не видел в этом особой необходимости, — и тут Волдеморт будто подвёл черту: — Все Малфои слишком трусливы, чтобы убивать!

Как высокомерная пощёчина. Растирая по лицу Драко унизительное бессилие. Но пришло время взять своё. Решительно и бесповоротно:

— Но не тогда, когда уже не Малфои! — Драко рванул рукав мантии, обнажая багряную руну. — Считаешь, я сделал это сам? Чтобы просто поиграть с тобой?! И это? — он нервно задрал рубашку, демонстрируя такие же яркие полосы прямо под сердцем. — Я согласен признать, что проиграл в битве, но не готов приговорить весь свой род. Мне нужна эта тайна, здесь и сейчас. И речь не только о долге... Тебе ли не знать вкус мести, Реддл! — она съедает до костей, вызывая первобытную ненависть.

«Вспомни, гад.

Кто ты.

И кто я!»

Никчёмное подобие мага.

Тёмный лорд равнодушно отвёл взгляд и молчал, только нитевидные губы почти исчезли с лица, растянувшись подобно жестоким отметинам.

— Взгляни на меня, Реддл, — взывал Драко. — Назови меня трусом ещё раз! Попробуй... Ради развлечения, — в неравной схватке его трясло. Нервы вибрировали от словесной желчи и подступающего страха: — Да хоть сотни! Меня это не трогает. Думаешь, я настолько повзрослел? Тогда попробуй «маменькин сынок». Тоже не сработает!

Драко скручивало связки, но поток откровений не стихал:

— Потому что мой гнев стал чужой добычей. Его высосали из меня, как из чистокровной куклы, не позволив даже забыть. И думаю, ты знаешь, почему. Знаешь… — это читалось удовлетворением, сверкнувшим в темноте расколотой души Лорда. — Я жестокая сволочь, но не идиот! — вердикт непреложен. — Конечно, мы можем потратить на пустые разговоры битый час, но неужели ты настолько глуп, чтобы не видеть разницу?

«Чёрт бы тебя побрал!» — метнул Драко от напряжения.

— Так ты спасаешь свою шкуру, щенок? — уточнил Реддл, задержавшись на отчаянии в тряпочно-серых глазах. — Весь в папочку: скользкого, хитрого, бесполезного дурака. Забирай свою грязнокровку и убирайся из моего дома!

Ещё один удар наотмашь: по тому, что дорого Малфою. До дури. До непростительной ошибки. До ничтожного героизма.

Только — ни капли гнева. Одно бессилие. Как жаль...

Драко противно.

Реддлу приятно. Так приятно, что кажется — жив.

— Твоего дома? — теперь ухмыльнулся Драко и развёл руками: — Но, по-моему, это просто подземелье. А если совсем начистоту, кладбище! И вот что, Реддл... Возможно, моя плата останется здесь, — он тоже умеет ударить:

— Навсегда.

Схватка не кончена, пока Малфой так не решил.

— Ты не посмеешь! — выплюнул Волдеморт, брызгая внутренним ядом.

Осквернять владения самого Слизерина? Тысячелетнюю историю его рода? Святилище великой «души» Тёмного Лорда?! Он хищно обнажил зубы. Как же захотелось убить наглого мальчишку!

До изнеможения.

Только одно трусливое сердце вдруг забыло, что оно трусливое, — завелось. Самодовольство, опаляя веки, полыхнуло в черноте зрачков, а жажда победы над Тёмным Лордом подстегнула уверенность.

— Хочешь проверить? — Драко неожиданно рассмеялся, но как-то нездорово и коротко. — Я на раз-два оставлю здесь вас обоих! Мне нечего терять. Никто не узнает. Никто её не найдёт. Никогда.

Угроза — это сладко!

И Реддл сбавил напор, опустившись до подобия торговли:

— Даже если я поверю тебе... Ты перепутал: я не падальщик, я — зритель! А эту часть соглашения ты нарушил.

И что?

Не проблема.

Драко, лишь на полувдох задержавшись, переступил через Грейнджер, как через ничего не значащую вещь, и приблизился к Реддлу, крепко сжимая зубы. Рассёк ладонь, наслаждаясь теплом собственной крови и небольшим жжением, а жуткое предчувствие обступило его плотным кольцом. Старуха-смерть, кажется, уже потирала руки, внушая холодное «добро пожаловать»...

Проснись, сердце.

Ты ведь живое.

И Драко прижал окровавленную ладонь к груди Реддла, прикрыв глаза и шепнув:

— Взгляни смерти в лицо, Том.

Сознание распахнулось. Сбросило сизую пелену под грузом воспоминаний:

— Я должен. Покончить. С этим, — вторит Драко, убеждая себя.

Теперь — вслух.

Он упрямо отгоняет красоту Грейнджер, застилающую глаза, и пытается донести до оглохшего сознания:

— Мне придётся тебя убить, — как ни страшно это звучит.

Как необходимо это звучит!..

«Но разве ты способна меня понять? — нет. Ни на йоту. Драко даже мысль об этом смешна. — Ты не заслуживаешь смерти, а я — раздумий».

Он давно всё решил. Ждал. Готовился. Искал оправданья. Нашёл сотни доводов «за» и столько же «против». И он очерствел под часами терзаний.

— Бред, — шепчет Грейнджер, отходя в сторону. Бесполезно, рукою, ищет свою палочку в пустоте, в гнетущем спёртом воздухе. А в глазах — озеро неверия, даже бунта.

«В этом ты вся».

Дурная натура.

Драко не слышит, не видит, не пускает её в себя. Потому что внутри всё одеревенело. Виновато виски? Уж точно не секс. Невкусный секс. Чёрно-белый секс. Не секс вообще!

Так... суррогат.

Драко первым перехватывает её палочку:

«Наивная».

Доверчивая. Смелая. Лживая Грейнджер.

И обречённая.

Она мечется несчастной жертвой, порхая перед ним волнистыми прядями. Отступает. Падает. Поднимается.

«Неуклюжая... Какая ты неуклюжая...»

И в груди щемит. И гложет. И рушит прежнюю убеждённость, стоит ей удержать взгляд на бумажной улике.

Забирай!

«Мне пофиг. Пофиг. Пофиг... Что за чушь ты себе нарисовала?»

Грейнджер опять врёт себе. Врёт постоянно. Врёт, несмотря на бесстрашие.

Но Драко хочет его взаймы... Хоть на пару часов, на час, на миг. Чтобы не сгорать в ужасном огне гнилой деревяшкой.

«Беги, Грейнджер. Если сможешь...»

Потому что знала, на что шла, поверив Малфою. Притянула, связала их, как безвольных детей, наплевав на опасность.

— Ты не в себе! — выкрикивает она, не отводя глаз и пятясь к двери.